Юрий Владимирович помолчал, покосился на огромное зашторенное полупрозрачными занавесями окно.
– Хкгм, – прокряхтел Дима.
– Я принял это решение только что, вы первые, кому я озвучиваю! Уйду в отставку по болезни за неделю до смерти (дату своей кончины из учебника я хорошо запомнил – такое не забывается!) А на пост генерального секретаря сам назначу Алиева Гейдара. Он справится лучше Горбачёва и его Раисы. Именно нерусские надёжнее всех вытаскивали нашу страну из дерьма. Взять хотя бы Екатерину, или того же Иосифа Виссарионовича. И качества у Гейдара есть подходящие, не то, что у Миши. В общем, ошибался я насчёт Миши. А теперь, благодаря вам, понял, в чём промах.
Так Андропов, на удивление гостям, озвучил свой вердикт.
После этого он предложил визитёрам совместно обсудить детали построения нового будущего, мол, вычленить, какие могут возникнуть нюансы и как бы «не опростоволоситься». После этого Андропов вообще раздобрился и даже похлопал Диму по плечу:
– А ты мне ещё «порассказываешь», как там что у вас. Но это всё завтра, завтра… А сейчас я устал, надо мне отдохнуть, так что не прощаюсь, говорю: «Пока до утра!»
На этом они крепко пожали поочередно холодную руку генсека и покинули его покои.
После аудиенции у генерального, Дима поделился с Кирычем своими впечатлениями.
– Странный он какой-то оказался. Я от него такого не ожидал, – сказал Кукарский, когда они уже лежали в номере гостиницы на кроватях.
– Ну и в чём странность, по-твоему? – повернул голову Кирыч.
– Да не похож он на того Андропова, которого я себе представлял! Твёрдый человек, один из тех, кто развязал войну в Афганистане, разве может он стать сентиментальным? И так рассуждать о своей смерти? Вспоминать какие-то философские изречения? Читает он, видите ли, много…
– С чего ты взял про Афганистан? – слегка возмутился Игорь, глянув в потолок. – Это не Андропов отдал приказ ввести войска.
– Да ладно! – Дима оживлённо приподнялся и облокотился на подушку. – Уж кому-кому, а тебе-то должно быть известно, кто там был инициатором ввода войск!
– Ладно, сдаюсь, – замялся Кирыч. – Я ещё раз убеждаюсь, как хорошо ты изучил нашу историю.
– А как же! – Кукарский снова растянулся на кровати. – Я ведь готовился к визиту заранее.
– Но если б мы не ввели войска, США опередили бы нас, они бы заимели мощное влияние на этот регион, а значит, появилась бы опасная угроза нашим южным границам.
– Ты сейчас очередную политинформацию вспомнил? – усмехнулся Дима.
– Хорошо, скажу проще для тебя. Мы просто защищаем свою страну от возможной угрозы. Если хочешь, это обычный инстинкт самосохранения.
– А, чёрт с тобой! – отмахнулся Дима. – Может, ты и прав.
Затем они какое-то время лежали молча.
Но в один из моментов Диме вдруг взбрело в голову: «а ведь надо сказать ему, в конце концов, про сына!»
– Слушай, Игорь! – вымолвил Кукарский. – А ты знаешь… Между прочим, в своём времени, ну, перед визитом здесь в Кремль, я встретился с твоим сыном.
– Да? – майор заметно оживился и даже привстал с кровати. – Какого чёрта? Ну-ка, давай отсюда поподробнее! Впрочем, погоди секунду: выйдем на свежий воздух.
Они выбрались на балкон, и майор угостил элитными сигаретами «Кэмел». Поглядывая на огни вечерней столицы, Дима глубоко вздохнул, прикурил и начал рассказ. О том, как они накануне угодили в ФСБ на пару с Колей. О том, как познакомились с Игорем Игоревичем. О том, как тот их отпустил. И самое главное – о том, что Кирыч должен после возвращения из Москвы сразу оставить важное для сына письмо. Письмо, в котором есть просьба отпустить Колю и Диму.
– Странно, почему это я ушёл из семьи? – весьма озадачился майор, пообещав оставить письмо. – Может, после сегодняшнего, когда всё круто изменилось, меня, наконец, взяли в Москву? Положим, строго секретная миссия. А там, то есть тут, в столице, что-то со мной произошло.
И он задумчиво потер щёки пальцами руки.
– Значит, для этого ты старался в паре со мной, чтобы перебраться в столицу? – Дима хитро посмотрел на майора.
– Послушай, Кукарский, тебе-то ведь всё равно, а у меня жизнь налаживается! – Кирыч, слегка окутанный дымком от сигареты, со значением покосился на собеседника.
Дима ухмыльнулся и промолчал. А внизу пронёсся очередной советский автомобиль, спугнувший кого-то пронзительным сигналом клаксона…
Утром, часов в десять, решив, что приглашение вот-вот поступит, они нетерпеливо двинулись в Кремль.
Дима испытывал предвкушение чего-то тёплого и светлого, ибо он в душе всё-таки наполнялся этакой странной симпатией к генсеку. Напарники ожидали дружелюбной и мудрой беседы, однако на КПП их встретили холодно.
– Ночью Юрию Владимировичу стало плохо, так что сегодня он не сможет вас принять. Впрочем, как и завтра, и послезавтра… Юрий Владимирович просил проводить вас в аэропорт и отправить домой, – сухо заявил незнакомый майор, коренастый крепыш с маленькими усиками.
Игорь Кирыч и Дмитрий Кукарский враз поникли. Как будто их лишили чего-то очень важного в жизни, того, что уже никогда больше не вернёшь. Только пермский кагэбэшник расстроился по своим причинам, а вот Дима… Он решил, что всё напрасно.
Им пришлось тут же отправиться за чемоданами в сопровождении двух военных.
Дима не смог выдавить ни слова, впрочем, как и майор. Лишь вялая надежда на то, что Андропов не передумает, да что там! – просто успеет выполнить свои обещания, – эта надежда грела душу Кукарскому.
Сентябрь 1983 года, Пермь, Коля Герасименко и Люба, за день до встречи Димы в верхах, а также май 20
Поскольку бояться Николаю было уже нечего, то после перемещения во времени посредством третьего грота он отправился прямо в Пермь к возлюбленной Любови.
С Димой они расстались на автовокзале – Кукарский отправился в гостиницу КГБ. А Коля двинул пешком на квартиру к Любе, ибо это было недалеко.
Стрелки часов склонялись ко второй половине дня. Погода стояла безоблачная, тёплая, с лёгким ветерком. Разве что редкие белые парусники проплывали по синему небу. Совсем как летом, в конце августа. Даже листьев жёлтых мало.
По пути Коля заглянул в излюбленный гастроном, чтобы купить торт «Прагу», если повезёт. А потом в вино-водочном надо будет взять шампанского, решил он. Ведь повод имелся серьёзный – предстоял важный разговор с Любой.
Ему исключительно подфартило – удалось взять и «Прагу», и бутылку «Советского». Правда, в гастрономе пришлось поторчать в змеиной очереди. А вот шампанское досталось без всяких проблем.
Единственным обстоятельством, которого Коля боялся, было возможное отсутствие девушки дома. Но он надеялся на то, что сегодня, в воскресный день, она будет сидеть у телевизора и никуда не пойдёт. В очередной раз Николай пожалел об отсутствии в советском прошлом сотовой связи.
И в Любином доме ему тоже подфартило – он же слыл счастливчиком! Люба открыла дверь после первого же нажатия кнопки звонка. Как будто сидела в прихожей на пуфике и ждала его прихода, с замиранием сердца вслушиваясь в очередные шаги на лестничной площадке.
– Ты пришёл? – зашевелились её губы, и слегка дрогнули ресницы.
Николай ступил за порог и, прикрыв дверь ногой, прижал к себе девушку, обнял, погладил по спине. Они слились в затяжном поцелуе. Коля впился в её сухие губы, жадно начал пить её сок – застоявшийся, забродивший сок.
С трудом, нехотя оторвавшись от объятий любимого, девушка закрыла дверь на замок. Снова обернувшись к нему, она подняла влажные глаза, и Николай увидел в этих очах столько нежности и любви, сколько он и не ждал от неё сейчас, сколько ему и не снилось до сих пор!
– Наконец-то ты пришёл, – прошептала Люба и опять упала в его объятия.
Он увлёк её в комнату, и там, продолжая лобзать друг друга, они устроились сидя на сложенном диване.
Под боком тихо работал телевизор. Шла комедия «Операция „Ы“ и Другие приключения Шурика», герой как раз целовался с девушкой – это Коля понял «задними мозгами». Руки же Николая уже расстёгивали пуговички на воздушном халатике Любы.
– Подожди, ну подожди! – шептала любимая. – Ну что, прямо так сразу?
– Да, разве ты не соскучилась? – отвечал шёпотом Коля, пробираясь рукой всё ниже – к девичьим трусикам.
– Конечно соскучилась! – вполголоса говорила она.
И от неё распространялся какой-то странный приятный запах свежего белья. И не было сейчас у Коли того волшебного аромата, который он хотел ей подарить, но его и не нужно было. Девушка любила Николая без всяких подарков.
Пальцы Герасименко путались, меж тем Люба уже не возражала. И вот обнажились её плечи, широкие и в то же время хрупкие. И вот уж он принялся нежно ласкать её грудь и осторожно целовать соски.
Так они отдались единому порыву, и окружающий мир – будь то квартира Любы или весь Советский Союз – перестал для них существовать. Остались только чувства, яркие, сильные, нереальные. Остались только гладкость кожи, и нежность губ, и ласка рук, и нечто единое и божественное.
Им оказалось мало места на сложенной тахте-«книжке», и в порыве страсти они упали на ковёр, и уже там всё было кончено в несколько мгновений.
Когда тела отходили от потрясения, Люба притянула к себе халатик, чтобы накрыться. И когда молчать уже стало неприлично, она заговорила первой.
– Ну что, надолго ты теперь? – вполголоса спросила она.
– Да, надеюсь, что навсегда, – тихо сказал он. – Я хочу остаться с тобой навсегда.
– Правда? – Люба приподнялась, облокотилась на ковёр, её лицо стало ясным, как самый солнечный день.
– Только ещё не решил, в каком мире, – пробормотал Коля.
– Не поняла, что значит – в каком мире? – её чистые глаза выразили знак вопроса.
– Да это я так, – спохватился Герасименко. – Просто… мне надо кое-что обсудить с тобой. Только давай сначала выпьем шампанского.
Он привстал и начал одеваться.
– Я прикупил, – добавил Коля. – И ещё торт «Прагу» удалось раздобыть.