Храбр опустился на край лавки, на которой лежал Твердята, и тот неосознанно подтянулся, пытаясь сесть.
— У меня почти ничего не болит уже! — преувеличенно бодро заверил мальчишка и поморщился, сделав очередной глоток питья, оставленного для него знахаркой.
— Ну-ну, — кивнул Храбр и потянулся погладить его по спутанным волосам. Ненароком коснулся лба рукой: все еще горячий. — Ну и испужал ты нас, — вздохнул он, вспомнив, как еще накануне беспомощно метался, не ведая, где и как искать молодшего брата.
Твердята опустил взгляд на руки, в которых держал чарку, и поежился.
— Я ничего не помню даже... токмо, как кто-то ударил меня по затылку...
— Ништо. Что помнишь, то и сказывай.
— Я бежал к тебе в кузню... а потом отчего-то остановился... и получил палкой по голове. Видел, как кто-то отбросил ее в сторону, — Твердята судорожно выдохнул и сцепил в замок пальцы, избегая смотреть на брата. — Я плохо помню… верно, меня волокли по лесу. Долго волокли. А когда скинули с обрыва, я зацепился за корягу и вывихнул там ногу.
Слушая брата, Храбр скрипел зубами. У него-то сомнений не было, кто с Твердятой такое сотворил! Хоть и не видал никого его младший брат, а он все же ведал. Староста это, Зорян Нежданович, вздумавший сгубить весь его род. Вот и на мальца нынче руку поднял... он-то в чем был повинен?
— Совсем не помнишь ничего больше? — спросил он с надеждой, не ведая, как жестко прозвучал его голос.
Твердята виновато на него взглянул и мгновенно поник плечами. Закусив губу, мотнул головой.
— Коли б помнил, я б сказал, — прошептал едва слышно.
Ускользающая мысль настойчиво вертелась в голове Храбра, и тот прищурился, повнимательнее пригляделся к избитому брату. Что-то не давало кузнецу покоя, и он думал, что вот-вот догадается. Но его прервал донесшийся со двора шум. Скрипнула дверь, и из сеней прозвучал запыхавшийся, но веселый голос Отрады, которая еще не ведала, что в избе гости.
— Малец, это я! Госпожа Верея до утра не вернется, будем с тобой вдвоем вечерять!
Держа обеими руками полное до краев ведро, она боком вошла в горницу, следя, чтобы вода не расплескалась на пол. Бухнув его подле печи, смахнула со лба выступившую испарину: умаялась тащить, и завела за уши несколько коротких прядок, выбившихся из тугой косы.
— Голодный поди? — спросила Отрада и, наконец, повернулась. Обомлев от испуга, она ойкнула и ступила назад – никак не ожидала повстречать Храбра.
— Как сердце зашлось, мамочки! — сказала она, прижав ладонь к груди.
— Здравствуй, Отрада, — сказал кузнец уже без былой враждебности.
Он встал ей навстречу и указал на одиноко стоявшее у печи ведро.
— Второе где потеряла? — и скрылся в сенях, когда та молча махнула на дверь.
Твердята завозился на лавке и потянулся к деревянной клюке, служившей ему опорой, чтобы встать, и отошедшая от испуга Отрада подскочила к нему и усадила обратно.
— Ты куда собрался, резвый такой? Тебе что госпожа Верея велела? Лежать на лавке и меня слушаться! Вот и лежи.
Когда Храбр принес в горницу второе ведро, Отрада уже хлопотала подле печи: вытащила из нее уютно шкворчащий горшок и поставила на ухвате хлеба для утренней трапезы.
Он залюбовался ее ловкими, выверенными движениями и некоторое время молча наблюдал за ней, пока не опомнился, нахмурился и не отвел взгляд.
«Не твоя она куница*. Не твоя», — напомнил себе, разом помрачнев.
— ... потрапезничаешь с нами? — он поднял голову и вовремя: расставив на столе миски, Отрада как раз убирала подальше от чужих глаз рубаху, которую, вестимо, любовно вышивала для своего желанного.
Сглотнув, Храбр, словно завороженный глядел, как девичьи руки бережно свернули тканину: раз, другой, третий. Как она провела ладонью по незаконченному узору и прикусила губу.
К языку прилила горечь, и Храбр почувствовал, что ему стало душно в этой небольшой горнице, где от девки его отделяла лишь пара шагов. Он потянул за ворот уже свою рубаху, узора на которой не касались любящие руки, и кое-как заставил себя помотать головой.
Он бы, может, и остался, да токмо больно на нее глядеть было.
Вестимо, и не оговорила ее Услада. Вестимо, миловалась Отрада с женихом, а сестра о том и не ведала. А кто ж девке запретит с любым миловаться, коли сговорена она уже и свадьба назначена?
Будет прыгать с ним через костер на Русалий день, тогда и поглядит, кому она рубаху вышивала.
— Не голоден я, — выговорил Храбр деревянными губами и поспешно добавил, увидав, как изменилось лицо Отрады. — Благодарю.
— Так ты ж токмо из кузни, брат, — сказал Твердята, который все же сел на лавке. — Да и вечер уже.
— Не голоден я, — повторил он, жалея, что не может отвесить говорливому младшенькому подзатыльник. — Когда знахарка вернется? Хочу потолковать с ней. Негоже, чтоб Твердята у вас седмицы напролет на лавке лежал. В отцовскую избу забрать хочу, — спросил он и снова посмотрел на Отраду.
Поджав губы, та убирала со стола третью миску, которую поставила для него.
— Может, к полудню. Она велела нынче ее не ждать, — так и не поглядев на него в ответ, отозвалась она. — А Твердята ничем нам не мешает! — сказала с обидой и вызовом.
Храбр с трудом сдержал улыбку и кивнул. Посмотрел на прощание на брата, на спину Отрады, не желавшей к нему поворачиваться, и ушел из избы.
Он закрыл дверь раньше, чем услыхал недовольное девичье цоканье. Когда звук его шагов на крыльце стих, огорченная Отрада вздохнула и приложила ладони к вспыхнувшим румянцем щекам.
Нет, ни разочка она больше ничего ему никогда не предложит! Даже не заговорит с ним первой! От трапезы отказался, уму непостижимо! И куда пойдет он вечерять? В холодную, постылую избу? Где ни печь, небось, не топлена, ни хлеб не замешан: ведь сказывала ей Верея, что сильно болеет женщина, подсоблявшая раньше кузнецу с хозяйством.
И пусть идет! Отрада вскинула голову. Пусть, пусть идет, эдакий слепец! Сидит один за столом да жует сухари!
Рассерженно сопя, она подсобила Твердята перебраться поближе к столу и подвинула к нему горшок со сладкой кашей. Вспомнила, как давным-давно такую кашу стряпала матушка, когда Отрада хворала.
Малец взялся за ложку, но почти тотчас ее отложил и поглядел на присевшую напротив него за стол Отраду.
— Я обманул брата, — признался он со вздохом. — Не сказал, что зашиб меня дядька Избор.
Та обомлела на мгновение и горько улыбнулась.
— Стало быть, все же ты его запомнил.
Тот покаянно вздохнул.
— Подле твоей избы я тогда остановился, — добавил он тихо. — Поглядеть.
— На что?..
* куница отсылка к обрядовым фразам, которые говорили во время сватовства. Например,
«Сваты: Не в ваш ли дом кунка забежала? Следок сюда привел. У нас охотник шибко хорош.
Родители невесты: У нас ни лисицы, ни куницы не живут. А каков охотник ваш?
Сваты: Метко стреляет, в цель попадает, из всех куниц вашу и подстрелить хочет, на других и не смотрит, не ест, не пьет, не стреляет, только об одной куничке помышляет. Ваша куница – нам красная девица! У вас куница, у нас охотничек. Чем не пара?
Родители невесты: Что ж, жениха и семью его давно знаем: люди хорошие. Проходите, потолкуем. Мы своей дочке счастья желаем во всем».
31.
— Стиша, ну, прошу тебя, идем со мной!
— Ох, Отрадка, наломаем мы из-за тебя дров... — с сомнением покачав головой, Стояна отложила в сторону деревянный валёк и поглядела на рубаху, которую закончила отбивать.
Плеск ручья, звонкие голоса женщин и хлопанье мокрой тканины заглушали перешептывание двух девушек, пришедших к воде бучить одежду.
Закончился сенокос, и перед началом жатвы выдалась седмица, за которую следовало переделать множество дел по хозяйству, ибо в жаркую пору уборки урожая не будет уже ни времени, ни сил.
В тот день у ручья собралось множество женщин и девушек, почитай, почти вся община. Улучив момент, Отрада пристроилась рядом с подругой, которую она уже давненько выглядывала, и обсказала ей, что задумала.
— Не наломаем, — уверенно заявила Отрада.
И куда только подевалась вся прежняя робость? Всегда бывало, что это Стояна подряжала ее на шалости да забавы, из-за которых нередко попадало обеим. Нынче же ее бойкая подруга с сомнением качала головой и неуверенно пожимала плечами, а вот сама Отрада ради задуманного была на многое готова.
— Ну, Стиша! — сердито вздохнув и смахнув тыльной стороной ладони испарину со лба, Отрада укоризненно поглядела на подругу. — Я вот тебя караулила, пока ты прошлой осенью миловалась с...
— Уймись! — подскочив, зашипела Стояна. — Еще услышит кто! — она постучала кулаком по голове чуть повыше виска. — Совсем ты шальной девкой стала. Жениха бы тебе...
— Прям как матушка твоя заговорила, — Отрада довольно улыбнулась, почувствовав, что подруга дрогнула и вот-вот согласится ей подсобить. — А раньше от таких речей нос воротила...
— К слову о женихах, — Стояна заговорщицки ей подмигнула и подсела поближе, оставив разостланную на камнях одежду сушиться под жаркими солнечными лучами. — Говорят, к Забавке-то дружинник свататься не будет. Ну, тот которого староста наш все обхаживал да обхаживал.
Она прыснула звонким смехом, заслонив ладонью рот. Хвастливую, спесивую девку жалеть не хотелось.
Отрада вспомнила о том, как день-деньской сидела за приданым для Забавы. Вспомнила избу старосты и его старшего сынка Первана... Волна горячего отвращения затопила ее с макушки до самых пяток, и она поежилась. Да. Никогда она такое не позабудет.
Тем сильнее ей надобно, чтобы Стояна подсобила.
— Эх, сказывай давай, — подруга, словно прочитав ее мысли, обреченно махнула рукой. — Сказывай, что ты там задумала. Верея-то ведает?
Отрада молча мотнула головой, склонилась поближе к Стише и горячо зашептала ей прямо в ухо.
Выслушав, та уже в какой раз покачала головой и вздохнула.