Некоторое время они провели в тишине: только и слышалось пение птиц в лесу и плеск опускаемых в щи ложек. Отрада искоса посматривала на кузнеца, который щурился, словно объевшийся сметаны кот, и изо всех сил пыталась не расплываться в довольной улыбке.
— Вкусно? — спросила, не утерпев, и Храбр поднял на нее взгляд.
Он молчал некоторое время, а потом выдохнул хрипловатым после долгого молчания шепотом, из-за которого у Отрады все внутри несколько раз перевернулось и сжалось в горячий комок.
— Вкусно...
Довольно усмехнувшись, Храбр снова взялся за ложку, но почти тотчас ее отложил. Выражение его лица круто изменилось. Он больше не улыбался и не смотрел на Отраду теплым, ласкающим взглядом. Ничего не уразумев, она испуганно встрепенулась: неужто в щи что-то попало ему?..
Но вскоре услыхала и сама. По лесу кто-то шел – хрустели под ногами ветки, шелестела приминаемая трава.
Она подхватилась на ноги, дрожащими руками принялась закутывать горшок, взволнованная и испуганная, словно застали ее за дурным делом.
— Чего же ты? — несмотря на хмуро сведенные брови, Храбр заговорил с ней ласково. — Садись, не надобно никуда торопиться.
— Но...
— Ничего дурного тут нет, — твердо сказал он, и Отрада робко кивнула.
Она едва опустилась на прежнее место, когда снова пришлось вскакивать на ноги, ведь на опушке леса показался староста Зорян.
Худшего гостя и представить было нельзя.
Нехотя Храбр тоже встал. Распрямив широкие плечи, он шагнул вперед, закрыв Отраду собой, и она спряталась за его спиной. К глазам отчего-то подступили слезы: давно ведь она ни за кем не хоронилась...
Староста недовольно крякнул, заметив девку. Хотел он потолковать с кузнецом с глазу на глаз. С ухмылкой он проследил, как та юркнула за спину строптивцу. И подумал, что, может, не так уж худо, что повстречал тут ее. С кузнецом-то он всегда словом обмолвиться успеет...
— Здрав будь, Зорян Нежданович, — скрипнув зубами, пророкотал Храбр, когда староста подошел к ним вплотную.
Пришлось ему, как и всякий раз, переломить себя да заговорить с ним первым. Как и полагалось младшему.
— А ты тут что позабыла? — староста повернулся к Отраде. — У кузни отираешься, а на поле вместе со всеми не вышла! Верея сказывала, дел у тебя не счесть, ей подсоблять должна, а сама по общине шляешься да хвостом вертишь.
Когда Зорян Нежданович заговорил, Храбр вскинул голову, впиваясь в него тяжелым взглядом. Его глаза вспыхнули гневом, и на скулах мгновенно находили желваки.
— Отрада Бусовна мне снеди принесла, — сказал он тихо, пытаясь побороть разгоравшийся внутри пожар. — Какое у тебя ко мне дело?
— Это ты обожди, — но староста закусил удила и отступать не собирался. — С тобой после поговорим. Сперва хочу с этой бесстыжей вертихвосткой потолковать.
Храбр с такой силой сжал деревянную ложку, которую все еще держал в руке, что казалось, та вот-вот разлетится мелкими щепками. Он слушал Зоряна Неждановича и все больше мрачнел, сдвигая на переносице брови и стискивая кулаки. Он не пошевелил ни единым мускулом, но Отрада видела его напряженную спину и плечи, сведенные едва ли не в судороге.
Сызнова ей захотелось провалиться под землю. Лучше бы осталась в избе. Тогда бы ничего не случилось.
Но Храбр мыслил иначе.
— Мыслишь, коли староста, то дозволено тебе всякого в общине хаять? Девку бессловесную, сироту без родителей? Мыслишь, вступиться за нее некому будет? — он неприятно усмехнулся, обнажив зубы.
— За нее токмо я вступаться смею! Никого у нее нет, живет в избе у знахарки из милости, от дядьки своего отреклась! — у старосты дернулся кадык и багряной яростью налились глаза. Когда он замолчал, губы шевельнулись, выплевывая проклятье.
— Так ты у девки избу и отобрал! Дружку своему, Избору, подсобил. Мыслишь, не ведаю я? — прогремел Храбр громовым голосом.
— Не зарывайся! — Зорян вскинул руку столь резко, что Отрада ойкнула против воли и моментально закрыла ладонями рот. — Не тебе мне грозить!
— И не тебе! — кузнец скрестил руки на груди. Он замолчал на мгновение, переводя дух. — Меня ни воля воеводы не остановит, ни казнь. Голову тебе снесу.
— Твой отец уже снес! — выплюнул Зорян, и Храбру почудилось, что перед взором появилась белая пелена.
Он уже не ведал своего тела, когда двинулся на старосту, выбрасывая вперед левую руку и хватая того за воротник рубахи. Кажется, он тихо зарычал.
Очнулся он от крика. Отрада произносила его имя, повиснув на правой руке и не позволяя ему ударить Зоряна. Кузнец посмотрел на нее и перевел немигающий взгляд на старосту, в глазах которого плескалось злорадство.
— Девка-дура, — выплюнул тот презрительно, когда Храбр отпустил его рубаху, и ушел прочь.
Кузнец выдохнул, остывая, и закрыл глаза. Отрада все еще стискивала в судорожно сжатых пальцах рукав его темной рубахи. Ее зубы громко клацали от пережитого страха.
39.
В середине жатвы, в самую горячую пору, небо затянули серые, грозовые облака, а землю – залили дожди. Хуже и помыслить ничего было нельзя для общины и для урожая: коли намокнут да сгниют посевы, ждет их все лютая, голодная зима. Неурожая боялись пуще всего, ни одна напасть не косила так людей, как голод.
Три дня глядел на грязь под ногами староста Зорян Нежданович, щипал седую бороду, поджимал губы, а после повелел отобрать молодого, крепкого бычка, чтобы принести Велесу жертву.
Может, смилуется над ними грозный Бог, пощадит людей и урожай.
Окромя быка к старому деревянному идолу, выдолбленному из толстого ствола, принесли толстые, туго связанные снопы. Их расстелили на земле, у подножия идола, а поверх окропили священной жертвенной кровью. Зарезать быка выпала честь, вестимо, Первану.
Храбр скривился, глядя, как тот заносил длинный, охотничий нож. С первого раза убить не сумел, пришлось добивать вторым ударом.
Когда старостой был его отец, жертвенные быки и понять не успевали, что пришла их смерть: делал он все ловко и умело, и понапрасну жертвенную кровь не лил.
Но случившегося уже не воротишь, и Храбр прогнал от себя дурные мысли. Еще осердится Велес за его осуждение, не примет богатую жертву.
На капище вдали от общины собрались одни лишь мужчины. Велес – скотий бог – считался покровителем мужей: охотников, земледельцев. Потому и жертвы, и дары ему подносили они. Бабы и девки остались ждать в избах.
Дождь, начавшийся еще с вечера, продолжал противно моросить. Мокрые рубахи облепили тела; грубое волокно царапало кожу. С распущенных волос на спину стекала вода. Несмотря на разгар лета, от реки дули холодные ветра. Они же сносили на полях посевы, вырывали снопы из рук, разбрасывали далеко вокруг уже собранный урожай.
Храбр неотрывно глядел, как алые потеки крови, смешавшиеся с дождем, стекали по ногам идола. Вот бы принял могучий Велес их жертву. Вот бы услышал чаяния людей и отвел от них беду.
Староста, потрепав Первана, который все еще сжимал окровавленный нож, за плечо, повернулся и поднял с земли кувшин с хмельным медом. Сперва он выплеснул напиток на землю перед идолом и лишь после пригубил сам.
— Надобно нам покончить с нашими распрями и простить все обиды, забыть злые слова, коли хотим, чтобы Велес принял нашу жертву! — громко, во всеуслышание заговорил Зорян.
Мужчины согласно зашумели. Храбр увидал даже, как кивнул Белояр, что стоял одесную.
Староста замолчал ненадолго, ожидая, пока голоса вновь стихнут.
— Храбр, сын Славуты, мне есть, что сказать тебе.
Кузнец поднял на старосту хмурый взгляд и еще шибче распрямил плечи. Многие повернулись посмотреть на него, словно видели в первый раз.
— В прошлом меж нашими родами случались распри, — Зорян провел ладонью по мокрой, седеющей бороде. — Я чаю, их не станет впредь. И чтобы доказать, я отдаю тебе право своей семьи на первую ловиту*. Как токмо уберем урожай да справим Осенины, пойдешь ты с рогатиной бить зверя.
Среди людей раздались слова одобрения. Храбр же не отводил от Зоряна взгляда.
«Что ты замыслил, старик? Что ты замыслил?».
Он не мог отказаться. Староста выбрал верное время и верный день. Коли откажется, подведет всю общину. Велес не примет их жертву. Не закончатся проливные дожди; и морозной, студеной зимой каждый будет ведать, отчего на его столе нет хлеба. Отчего овины не ломятся от зерна. Отчего голодают и умирают люди.
Храбр заскрипел зубами и медленно склонил голову.
— Благодарю за честь, — сказал он тихо.
Белояр озабоченно поглядел на него. Дядька Третьяк подался вперед, будто намеревался что-то сказать, но передумал и остался на месте.
— Вот и славно! — Зорян вскинул руку с кубком и потряс им в воздухе. — Оставим все дурное в прошлом и будем уповать на милость Бога Велеса!
Один за другим мужчины потянулись с капища. Дождь все еще лил, но теперь Храбр едва его замечал. Он ушел самым последним: долго буравил тяжелым взглядом спины старосты и его сынка Первана, пока Белояр не потянул его за локоть, увлекая за собой. Лишь тогда он словно отмер, встряхнулся и заставил себя повернуться прочь.
— Что мыслишь? — Белояр бросил на Храбра короткий взгляд, когда они отошли от капища на добрую сотню шагов.
Тот безразлично пожал плечами.
— Сделаю, как староста велел.
— Храбр, — с укором вздохнул тот. — Я не про то.
— А я про то, — упрямо продолжил кузнец. — Разве ж я могу волю старосты не исполнить?
— Мальчишка, — Белояр сердито фыркнул, не понимая и не одобряя праздного веселья, что вдруг овладело его другом. — Неужто рад?
— Не шибко, — Храбр вскинул на него пристальный взгляд и едва заметно качнул головой, косясь на мужчин, что шагали вровень с ними.
Не хотел он вслух при всех обсуждать случившееся.
Белояр кивнул и больше про грядущую ловиту спрашивать не стал. Но на сердце было ему неспокойно. Ничего доброго от щедрости Зоряна Неждановича ждать не следовало. Это ведали все. Но разве ж мог староста дурное задумать во время жертвы Велесу? Ведь не просто так он Храбра на ловиту снарядить вздумал. Нет. Сказал, мол, чтобы Бог принял их жертву, следует ему примириться с теми, с кем повздорил. Неужто совсем он обезу