Храбр повел головой, определяя, куда дул ветер, и едва приметно улыбнулся. Он двигался по вытоптанной людьми и зверьем тропинке, бесшумно и мягко ступая босыми ногами. Он улавливал, как по деревьям прыгали белки, как в траве метнулся прочь жирный заяц, как ветер играет листвой на верхушках крон.
Он шел довольно долго, пока воздух не стал тяжелым, влажным, а почва под ногами не начала едва слышно хлюпать. Излюбленные вепрями болотистые лужи с грязью были совсем недалеко. Храбр остановился, застыл почти неподвижно и сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая стучащее сердце. Нынче требовалось сосредоточиться. Он медленно пошел вперед, следя за каждым шагом, и вскоре до него донесся далекий рев и визг зверей.
«Самки, — понял он, прислушавшись. — А мне надобен вожак».
Храбр уже чувствовал тот опьяняющий вкус охоты, чувствовал, как ускоряется бег крови по жилам. Ладони буквально зудели от острого желания обхватить рукоять кинжала, сжать ее и нанести удар. Но он ведал, как следовало поступить. Сперва — отыскать вожака. Обычно тот, вдоволь навалявшись в грязи, уходил бродить в лес недалеко от самок. Его нужно было отрезать от них и подпустить к себе как можно ближе, а после — насадить на пару длинных кинжалов. Нынче браться за лук ему не хотелось.
Храбр двинулся вперед, но резко остановился и обернулся спустя пару шагов. Ему показалось, за спиной хрустнула ветка. Мужчина внимательно огляделся и тряхнул головой.
«Верно, почудилось», — но возникшее напряжение не оставило его до самого конца охоты.
Храбр поднялся на небольшой, густо заросший холм, с которого можно было издалека наблюдать за зверьми, что валялись в грязи. Он залег в траве, приготовившись к долгому ожиданию. Для охоты, помимо отваги, требовались недюжинная выдержка и терпение. Нельзя было шевелиться, даже громко дышать — острый слух вепрей улавливал малейший шорох, и потому ничего не стоило вспугнуть целое стадо.
Солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, ровными полосами разделяя лес. Храбр не знал, как долго он лежал, когда тело, помимо воли, напряглось тугой тетивой. Он понял спустя мгновение — удалявшийся хруст веток говорил, что вожак уходил от грязевых луж. Мужчина медленно отполз назад, к низине холма, обогнул его и направился вслед за вепрем. Тот громко шумел, ломая ударами тяжелых копыт ветки, издавая призывный клич.
Храбр провел пальцами по древесной коре, и его глаза удивленно расширились. Вепрь был необычайно высок. Он напряженно дернул плечами и вновь обернулся. Ему казалось, он затылком ощущал чей-то взгляд. Но позади никого не было, и он продолжил преследовать вепря.
Зверь вышел к небольшой поляне, окруженной плотным кольцом деревьев. Он наклонил голову, стал водить рылом по земле, выискивая червяков. Храбр смог разглядеть его поближе. Секач был здоровенным, его пожелтевшие клыки говорили о многих зимах, выпавших на его век, а шрамы от старых ран — о буйном норове. Он был старым, этот вепрь. Старым и опасным.
Храбр коснулся кинжалов, убедившись, что те легко выходят из ножен, и двинулся по кругу, намереваясь подойти к зверю с морды. Мужчина двигался бесшумно, но ему казалось, что громкий стук его сердца заглушает все прочие звуки. Древнее охотничье чутье кричало в нем сейчас. Храбр был до крайности напряжен и собран, готов к прыжку в любой момент. К вискам прилила кровь, и ему пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы унять бурлящее внутри желание. Все его чувства были обострены до предела, и Храбр не сводил с вепря взгляда.
Шаг за шагом он обходил его, пока не оказался прямо перед мордой в нескольких десятках шагов. Мужчина сжал кулаки, прикрыл глаза, беззвучно шепча что-то одними губами. Он погладил рукоять кинжала, готовясь.
И тут ветер сменился.
Зверь вскинул морду спустя краткое мгновение — едва до широко раздувавшихся ноздрей дошел чужой, человеческий запах. В его маленьких глазах красным отразилась ярость, и вепрь бросился вперед, продираясь сквозь бурелом и кустарник.
Беги! — приказало Храбру его чутье раньше, чем он осознал случившееся. Мужчина бросился прочь, уходя обратно по кругу. Он не оглядывался, но слышал громкий, яростный вой вепря, и приближавшийся хруст веток, которые тот ломал. Храбр бежал и понимал, что секач вскоре его настигнет; он уже слышал его сопение за своей спиной и чувствовал доносящуюся от него вонь. Кровь бурлила в нем, а встречные сучья хлестали по лицу и телу, в клочья раздирая рубаху. Во рту пересохло, и горло обжигало огнем при каждом судорожном вдохе.
Храбр резко дернулся в сторону, уходя на поляну, и вепрь рванул за ним. Мужчина на бегу выхватил правой рукой кинжал и повернулся навстречу зверю. Он даже не успел завершить начатый удар — настолько близко оказался секач. Храбр почувствовал, как металл входит в живую плоть, как трещат жилы, как хрустят кости его плеча — вепрь налетел на него со всего маху и сам насадился на кинжал, вывернув тем самым охотнику руку. Храбр видел перед собой разъяренные маленькие глазки, огромные клыки, разинутую в крике пасть — от него закладывало уши.
Мужчина, совладав со своей болью, навалился вперед всем телом, проворачивая рукоять кинжала. Вепрь заверещал и отступил назад, из его раны хлестала кровь. Храбр потянулся за вторым кинжалом, чтобы добить его, пока была возможность, когда что-то отбросило в сторону. Он упал навзничь, выронив оружие, и с удивлением увидел, как по рубахе выше груди расползается темное пятно. Он увидел торчавшее из своего тела древко с цветным опереньем, а спустя мгновение — почувствовал ослепляющую вспышку боли.
«Стрела», — мысль пронеслась у него до того, как он утратил способность думать.
В сознание его вернул новый удар — он налетел спиной на дерево. Храбр задохнулся, широко раскрывая глаза. Вепрь, пошатываясь, отходил назад, готовясь к разбегу. Мужчина попытался отползти в сторону, но не успел — зверь вновь приложил его, все пытаясь подбросить в воздух и поднять на свои клыки. Но он был слишком слаб и хромал после полученного ранения — верно, Боги не до конца отвернулись от Храбра в тот час.
Мужчина застонал и закашлялся, выплевывая сгустки крови. Он чувствовал во рту мерзкий привкус ржавчины. И боль — сильную боль во всем теле.
«Я должен, — подумал он, пытаясь ползти. Кинжал валялся не столь далеко — в нескольких шагах, но ныне они казались ему непреодолимыми. — Я должен».
Вепрь заверещал где-то сбоку и вновь бросился на человека. Храбр закрыл глаза и почувствовал тупой толчок в живот — зверь смог слегка поднять его, но не совладал подбросить выше. Мужчину откинуло в сторону, и он застонал — от боли и облегчения одновременно: теперь кинжал был у него под рукой.
Храбр протянул левую руку и едва не задохнулся — стрела в плече горела огнем. Он сцепил зубы, прикусил до крови язык и все же сомкнул пальцы на рукояти. Пошатываясь, он поднялся на одно колено, понимая, что не сможет по-иному нанести удар.
Вепрь остановился от него в нескольких шагах, терзая землю копытом. Казалось, он разъярился еще пуще, когда увидел, что человек встал. Секач рванул вперед, и Храбр бросился ему навстречу всем телом, с трудом удерживая в руке кинжал. Раздался звук разрываемой плоти, и мужчина зашипел: клык вспорол ему бок. Вепрь же заверещал — коротко и пронзительно — и свалился на бок, содрогаясь в корчах.
Храбр прижал ладони к животу и откатился на спину, смотря на шелестящие кроны деревьев у себя над головой. Солнце слепило глаза, несмотря на глубокий вечер, и по его вискам скатилась пара прозрачных капель. Он закашлялся, вновь выплевывая кровь. По ощущениям казалось, что была сломана пара-тройка ребер. Храбр почти не чувствовал отбитой спины и правой руки, вывихнутой в плече.
Вепрь подле него, наконец, затих, издохнув.
Из последних сил Храбр поднес левую руку ко рту и засвистел, надеясь, что его услышат и верно поймут. Его веки налились свинцовой усталостью, и он боролся с ней, сколько мог. Он знал, что нельзя спать — так можно было и вовсе не проснуться. Мужчина свистнул еще раз, и то стало последней каплей. Храбр и сам не заметил, как провалился в забытье.
44
Отрада не находила себе места, и Верее с трудом удалось увести ее с опушки леса. В избе она попробовала занять себя чем-то, но все валилось из рук. К закваске и тесту потому и вовсе решила не притрагиваться. В дурном настроении не следовало подходить к печи, не следовало месить караваи, чтобы не получилось печево горьким.
Знахарка поглядывала на нее почти с материнской улыбкой, хотя после того, как открыла Отрада Храбру правду про Твердяту, между ним и Вереей что-то словно сломалось, и никак они не могли это починить. Коли Отраду он простил, то на знахарку смотрел искоса, недовольно.
Вздохнув уже в какой раз за вечер, Отрада опустила взгляд на свою едва опустевшую миску. Кусок в горло не лез, и наваристая похлёбка осталась почти нетронутой.
— Изведешь себя – Храбру не придется по сердцу, когда вернется, — строго сказала Верея, наблюдая за ее терзаниями.
Шум снаружи заставил их обеих насторожиться. Знахарка, нахмурившись, уже принялась вставать из-за стола, чтобы поглядеть, что там такое приключилось, когда дверь распахнулась с оглушающим в тишине стуком, и раздался голос Белояра.
— Знахарка!
Побледневшая Отрада повернулась, встретившись взглядом с Вереей. Та поспешила прочь из горницы, и она выскочила за ней. Ее сердце учащенно стучало, и срывалось дыхание. Еще толком ничего не увидев, она подспудно знала, что случилось. Иначе не стал бы Белояр вот так врываться к ним посреди вечера, не стал бы так грубо звать Верею. И его голос не дрожал бы, грозясь сорваться.
— Госпожа, — на лице мужчины не было ни кровинки. — С Храбром… беда. Кабан подрал.
— Боги светлые! — Верея поднесла ладони к лицу и принялась сновать по избе, собирая в плетеное лукошко чистые тряпки для повязок, мази в небольших горшочках, сушеные травы. — Найди иголку с нитками! — отрывисто бросила она показавшейся Отраде.