ьно смотрел прям перед собой, щурился, глядя на Храбра.
— А ты, Зорян? — воевода и бровью не повел на донесшиеся до него крики и спокойно взглянул на старосту.
— Я за батьку постою, — растянув губы в широкой улыбке, сказал Перван.
Храбр хмыкнул, будто бы довольный, развернулся и пошел к Белояру и Отраде. Люди расступались перед ним, провожали взглядами, вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть. Мужчину то, казалось, ничуть не трогало, он едва ли обращал внимание.
Отрада закусила губу, когда Храбр подошел к ним. Белояр протянул ему молот, стиснул плечо так, что побелели костяшки пальцев и шепнул что-то, едва разжимая губы.
Кузнец тряхнул в ответ головой и повернулся к Отраде. Она пыталась улыбаться, несмотря на слезы, что стояли в глазах.
— Ступай, ступай, — шепнула дрожащими, неверными губами. — Ты одолеешь его, я чувствую. Сердцем чувствую, — прижала к груди раскрытую ладонь.
Храбр улыбнулся. Лишь ей. Одними глазами.
— Шнурок поправишь? — спросил он, и ей потребовалось несколько долгих секунд, чтобы сообразить, что от нее требовалось.
— Конечно, — справившись с собой, Отрада подошла к нему и привстала на цыпочки, плотнее завязывая пересекавшую лоб кожаную повязку, что удерживала волосы. — Да хранит тебя Сварог, — сказала она едва слышно.
Храбр быстро склонился к ней и мимолетным поцелуем коснулся губ. Она и моргнуть не успела, как уже он развернулся и зашагал прочь.
Перван ждал в центре поляны, поигрывая мечом. Добрым, искусно выкованным мечом, которым он неплохо владел. Воевода стоял рядом с ним, а его кмети — подле старосты и его родни, тесно их окружив.
— Да рассудит вас Перун.
Храбр плотнее обхватил рукоять тяжелого молота — при должной силе, им можно было крушить толстые деревянные срубы. Он сжал пальцы, повел плечом и встретился взглядом с Перваном. Тот скалился в улыбке, небрежно перебрасывал меч из руки в руку, не выказывая ни малейшего беспокойства.
Он был здоровым, мощным, крепко сбитым. Чего ему было бояться?
Резким, звонким лязгом отозвалась сталь, встретившись со сталью. Брызнули искры, и Храбр отпрыгнул назад, продолжая вращать перед собой молот. Перван вздрогнул, почувствовав мощную отдачу от удара в плечо, но двинулся вперед. Он резко шагнул и сделал выпад, и следом сразу два — от одного из них Храбр не сумел уклониться, и на его правом плече закровоточил длинный, неприятный порез...
Продолжение следует...
53
53.
Перван продолжал наступать, а Храбр отходить от него, двигаясь по кругу. Он не спешил атаковать, берег силы и тело. Знал, что не сможет продержаться долго, коли сломя голову пойдет вперед, и потому он уклонялся, не обращая внимания на недовольный ропот и выкрики Первана.
Молот в его руке наливался все большей тяжестью, а пот, катившийся по лбу, попадал в глаза, срываясь с ресниц, и щипался едкой солью.
— Твой мальчишка и то лучше дрался с моим Годуном! — Перван наскочил на него, и Храбр выставил молот, наваливаясь всем телом, чтобы остановить удар.
Он не стал ничего отвечать, из горла вырвался лишь хриплый, короткий рык, и он резко подался вперед, отталкивая Первана. Оружие отозвалось неприятным, лязгающим скрежетом.
Храбр чувствовал, как медленно каменеют от усталости мышцы, и тело теряет былую подвижность, и начинают ныть потревоженные раны. Он атаковал, коли мог, и заставлял Первана отступать — но всякий раз ему недоставало сил, чтобы нанести последний, решающий удар.
Перван тоже устал. Он боле не улыбался и не сыпал оскорблениями, боясь сбить дыхание, и держал меч уже двумя руками, и, занося его, всякий раз прикладывал чуть больше усилий.
Из уст обоих вырывались сиплые выдохи, и к порезу Храбр на плече добавились новые — укол в бедро, удар плашмя, пришедшийся на рану в боку, толчок, попавший в едва начавшие срастаться ребра. У Первана рукоятью молота были в кровь разбиты губы, и порой он морщился, неловко припадал на левую ногу — Храбр достал его отчаянным выпадом, стоившим ему судороги в руке.
— Едва ли старый Славута доволен ныне, — бросил ему Перван, остановившись, чтобы перевести дыхание.
Храбр одарил его тяжелым, мутным, немигающим взглядом. Перед глазами расплывались круги, и он плохо слышал из-за гула, не прекращавшегося в ушах. Мужчина тряхнул головой — с волос сорвались капли пота. Он промолчал, как и разы до. Он не станет тешить Первана, не станет показывать свой гнев и то, что слова задевают его изнутри.
— Тебе стоило подумать о своих щенках сперва, а потом уж начинать это посмешище, — мужик заговорил вновь спустя несколько неудачных ударов.
Перван начинал злиться, он мыслил, закончить этот бой много раньше, без труда справиться с увечным противником. Но все пошло не так, как он задумывал, и это поднимало в нем волны ярости.
— Ты не тронешь их, — отрывисто бросил ему Храбр, и это были первые произнесенные им слова.
Он был слишком измотан ныне, чтобы сдерживаться.
— Может, его и не трону. А вот девку, женишком которой ты заделался… — Перван наскочил на него, закончив болтать.
Часто заносившийся меч ловил солнечный свет, отражая его, и Храбру пришлось непросто. Он пропустил несколько ударов, но уже даже не морщился, когда на теле появлялись новые порезы. В ушах шумело так, что он едва слышал свой внутренний голос, а пот застилал глаза.
Храбр отступил и поскользнулся, упал навзничь, успев вскинуть левую руку. Он рухнул на спину, и твердая земля выбила из него весь дух, лишив на несколько длинных мгновений дыхания. Первый удар пришелся на молот, а после Перван стал беспорядочно колоть его, пытаясь достать. Но кузнец перекатывался из стороны в сторону, и удары уходили в землю, поднимая пыль и сухие комья.
Храбр изловчился и задел Первана молотом по ноге. Тот охнул и рухнул на колено, и кузнецу хватило времени, чтобы откатиться от него подальше и встать, хоть и с трудом, пошатываясь, неровно ступая. Пыль скрипела на зубах, грязными разводами оседала на потном, взмокшем теле.
«Отрада, — тупая мысль прочно засела в сознании, пока Храбр мутным взглядом смотрел на поднимавшегося, прихрамывавшего Первана. — Она отплатит за все, коли я проиграю».
Он был прав, и знал это. Его слова не были лживыми, не были клеветническими. Боги должны быть на его стороне.
Но это было мало, коли он отступит сейчас. А Храбр чувствовал, что был на грани: осознание происходящего ускользало от него, словно песок, пропущенный сквозь пальцы. Он взглянул на Первана. Тот также был вымотан непривычным боем и страдал от ударов тяжелого молота — в ногу, в плечо, в бок. Его боль была иного рода — ноющая, тупая, она судорогой сковывала тело, острыми иголками отдавалась вовнутрь.
Суд поединком никогда не бывал легким.
Но пора было его завершать.
Храбр стиснул зубы, боясь ненароком, как бы не раздробить их в крошку.
Он двинулся вперед, занося молот, и Перван пошел ему навстречу, также готовясь ударить. Храбр вскинул руку, замахиваясь и тем самым раскрываясь, буквально подставляясь под атаку. Они ударили одновременно: меч наискось вспорол ему живот, но Перван не успел довести выпад до конца, не смог задеть его достаточно глубоко, потому что на него сверху обрушился молот Храбра. А после подле на колени упал и он сам.
Раздался отвратительно-громкий хруст ломавшихся, раздробленных костей, и спустя один вздох закричал Перван, вскидывая левую руку к правому плечу. Меч выскользнул из его пальцев, а Храбр с усилием заставил себя отпустить рукоять молота. Он прерывисто, тяжело дышал, и его спина ходила ходуном, часто-часто сокращался живот. Из него шла кровь, стекая на плотные штаны, но рана была не шибко глубокой, а потому — не опасной.
Вокруг стояла оглушительная тишина. Было слышно, как шелестела трава под ногами. Потом, очнувшись, заверещала Русана, и разом заговорили люди.
Перван продолжал корчиться, вгрызаясь в землю зубами в попытке унять боль. Храбр мазнул равнодушным взглядом по нему, по едва стоявшему на ногах Зоряну и обернулся к воеводе. Краем глаза он уловил Белояра и Отраду. Та пыталась продраться к нему сквозь плотное кольцо людей, а друг ее удерживал. Услада прижимала к себе Твердяту и Милонегу, которые, не отрываясь, наблюдали за старшим братом.
— Я не стану убивать его, — сказал Храбр, даже не пытаясь встать на ноги. Он ведал, что непременно упадет. — Коли Зорян поклянется за весь род, что никто не станет умышлять против моего рода, не причинит боле вреда.
Люди притихли. Они понимали, что Храбр оказывает старосте великую милость. Он был вправе убить Первана, вправе забрать его жизнь, поскольку выиграл суд и доказал свою правоту. Он был вправе потребовать от Зоряна много, много больше.
— Я клянусь, — коротко бросил староста, от лица которого давно отлила вся кровь.
Ныне он выглядел старше своих зим: лоб избороздили глубокие морщины, и будто бы обвисли щеки, и поблекла седина в волосах, став грязно-серой.
— Клянись Ярило и жизнью. Чести твоей у меня веры нет, — с трудом вытолкнул из себя Храбр.
— Клянусь жизнью моих детей и внуков. Клянусь светлым Ярило, что никто не тронет и не будет умышлять против твоего рода, — с закаменевшим лицом произнес Зорян. — Не убивай его.
Храбр кивнул и стал подниматься, опираясь на рукоять молота. Ему было уже все равно, что скажет воевода, что велит делать со старостой и его сыном. Он показал, что Правда была за ним, и больше ничего не хотел.
Белояр успел подставить ему плечо, когда он уже было принялся валиться на бок, сраженный болью и усталостью. А потом в него со всего маха врезалась маленькая, плачущая и смеющаяся одновременно Отрада. Он даже не застонал, почувствовав ее горячие, крепкие объятья, и слезы, что обильно оросили потрепанную рубаху у него на груди.
— Ну что ты, что ты... поздно уже реветь, — Храбр улыбнулся сквозь боль и посмотрел вперед, поверх пушистой макушки Отрады.