Лю с моральным грузом не справлялся. Он почти перестал разговаривать с друзьями, а потом и вовсе поднял вопрос о том, что ему следует уйти. Так и заявил:
— Я не сплю больше. С тех пор, как принял решение пойти против императора, не могу спокойно спать. Во мне будто все кости гнутся, да никак сломаться не могут.
Отрава только в этот момент поняла, что все последнее время он просто разыгрывал спокойствие перед остальными, но ни к какой гармонии не приходил. Даже договориться с собой не мог: умом понимал, что поступает верно, а душа перевертыша бунтовала. И так ей стало невыносимо жаль его, что она перебила увещевания друзей:
— Не надо! Все эти предсказания, даже необходимость — пустой звук, если сердце не на месте.
— И что? — повернулся к ней Кристофер. — Позволим ему уйти?
— Позволим, если захочет, — уверенно ответила Отрава. — Лю, мы оставим тебя, чтобы не мешать твоему решению.
Крис подумал, потом молча направился к выходу, Нанью пришлось выталкивать из комнаты силой. Отрава обернулась в дверях:
— Твоя клятва Их Величеству — разве это не клятва служить народу Левоморья, Лю?
— Не совсем… — он обхватил голову руками и смотрел в пол.
— Тогда поклянись — не кому-то, самому себе — что отныне служишь им: тем крестьянам, которые в неурожайный год отдавали последнее на налоги, разбойникам, которые пошли на грабеж, потому что иначе выжить не могли, главам городов, которые должны были улаживать проблемы своими силами без надежды получить помощь из Столицы. Поклянись — и только тогда уходи к ним. Или останься, но усни спокойно. Ты на любом месте принесешь пользу.
Не дожидаясь реакции, Отрава вышла и закрыла за собой дверь.
И Лю удивил. Через пару дней размышлений, когда даже Нанья его не донимала, пришел и объявил результаты размышлений: Их Величеством должен стать тот, кто так же верит в справедливость, как правоморцы — в Небесный Свет. И если эта дорога уготована ему, то он приложит все усилия, чтобы справиться. Волнует его не настолько значительное изменение положения, а только его скромные возможности и не слишком деловой ум. Отрава вслушивалась в эти сомнения, и понимала: из Лю выйдет самый лучший император, которого только можно вообразить. И тем не менее его участие в самом перевороте лучше бы свести к минимуму — он и так сломал себя достаточно, не нужно больше потрясений и сделок с совестью. И эта мысль заставила вспомнить об еще одной важной вещи, на которую почему-то никто не обратил внимания. Отрава вышла в центр комнаты и дождалась заинтересованных взглядов:
— Итак, моя роль закончена. И теперь мы имеем: Их Величество, — она указала на Лю, — Великую Кудесницу, — кивнула в сторону Наньи и повернулась к Кристоферу, — и — как там было сказано? — организатор восстания? Ведь только ты остаешься для этой роли.
— Ну, с этим-то я управлюсь, — отмахнулся Крис. — Меня только не принуждайте клятвы приносить… Постойте-ка, — он вдруг встал и замер, рассеянно глядя в окно. — Постойте…
— Что случилось? — Лю не выдержал и шагнул к кровопийце.
Но тот ответил только:
— Нам нужно к Великому Кудеснику. Теперь я знаю правильный вопрос.
И хоть он наотрез отказался объяснять, Отрава уловила в нем появившуюся тоску — возможно, просто сомнения, но серьезные, отдающие пульсирующей тревогой.
Той же ночью они направились в уже знакомый дом. Охранник их пропустил сразу. На этот раз их провели в спальню — Великий Кудесник чувствовал себя настолько плохо, что вынужден был оставаться в постели. Слуги усадили его и подоткнули под спину подушки.
— Очень рад вас снова видеть, — он сказал это слабым голосом, но улыбка немного оживила лицо. — Садитесь, где удобно, только не слишком далеко…
Но Кристофер подошел сразу к нему:
— Я кое-что понял, но надо в этом убедиться. Свечки на Отраве ведь ставил не ты?
— Нет-нет! — уверенно ответил старик. — Я ведь знал, что ничем из Столицы помочь не смогу, зачем же стал бы привлекать к ней лишнее внимание?
Звучало логично. Да и если бы он был заинтересован в ее поиске через заклинания, то признал бы это.
— То есть это делал кудесник на службе императора?
— Наверняка… Что тебя смущает, сынок? Думаешь, я лгу?
— Нет, в этом не лжешь, — в голосе Криса появился почти уже забытый лед. — У императора вполне может быть такой человек. И не все кудесники в государстве подчиняются тебе.
— Конечно…
— Но абсолютное большинство сильных кудесников состоит на службе все-таки у тебя? Самые талантливые, ты бы их без присмотра не оставил. Я ошибаюсь?
Старческая улыбка стала еще шире, однако потеряла ощущение веселья:
— Именно так. Говори уже прямо, Кирами, я не буду отрицать очевидное.
— Нападения на замки: гербы на щитах, сильнейшие кудесники… Это сделал ты.
— Я, — Великий Кудесник признал это спокойно, даже с достоинством. — Потому что знал, что иначе кровопийц против короны не объединить. Им нужна достойная причина — и я ее дал. Даже письма в каждый замок уже готовы, где виновником указан император — только разошлите, и уже на следующей неделе вокруг Столицы соберется армия, которая вам так нужна. Силовой перевес, как это ни странно, снижает количество невинных жертв. И для этого я отдал такой приказ — нужно было всего несколько, но самых уважаемых семей, отомстить за которых захотят не только кровопийцы. Идеологическая победа.
— Несколько семей, среди которых была и моя.
— Я этого не мог знать. Но не потому ли ты сейчас тут? Именно ты.
Отрава понимала, что окаменевший Кристофер недолго будет оставаться в таком состоянии, через миг или два он рванет вперед и разорвет горло этому некогда всеми уважаемому человеку. И никто его не остановит. А находящиеся в комнате, сейчас точно такие же оцепеневшие, вряд ли станут пытаться.
Но он вдруг сказал — еще спокойнее и тише, чем раньше:
— Ты не доживешь до нового мира, Великий Кудесник. Теперь уже нет.
— Я это понял сразу, когда услышал твое имя, — он почему-то продолжал улыбаться. — Кто-нибудь уже говорил, что ты слишком эмоциональный для кровопийцы?
Он не боялся Кристофера, как не боялся смерти. Нет, он даже выглядел умиротворенным — возможно, что и жил в последнее время только для того, чтобы узнать об оправданности собственных надежд. И ведь они оправдались.
— Позовите охрану, — попросил Великий Кудесник. — Я должен дать им последние распоряжения.
Вбежавший в спальню перевертыш наклонился над больным, долго слушал неразборчивый шепот, хмурился все сильнее, а потом выпрямился и кивнул. Комнату покинул в том же безмолвии, не удостоив гостей даже взглядом. Наверное, остальные многочисленные слуги воспримут известие о кончине Великого Кудесника и его последние приказы с тем же тяжелым смирением. И Кристофер имеет полное право разорвать его теперь на части, а слуги даже пальцем не пошевелят… Эта покорность приговоренного, наверное, и удерживала кровопийцу от последнего шага. Разве такие люди, как Великий Кудесник, сдаются? Или он сдался давным-давно?
Кристофер вдруг повернулся к Нанье и заговорил о том, что в этой ситуации звучало вопиюще неуместным:
— Для того чтобы продлить возвращенцу жизнь на тысячелетие-другое, требуется много магии и крови, я правильно помню?
Та опешила окончательно:
— Ну да… И потом иногда придется подпитывать кровью, чтобы заклинание держалось. Но ведь я тебе много раз говорила — пока я не в силах…
Кристофер перебил:
— Просто я смотрю, у нас тут целый мешок с кровью, переполненной магией, без дела валяется. С него и начнем. А потом, я надеюсь, сама Великая Кудесница Левоморья уж найдет еще немного для своей лучшей подруги?
— Кристофер… — Отрава качала головой, но никак не могла отвести взгляда от старика на кровати. — Я не могу так… даже если он заслужил. А он заслужил! — тут же добавила она, потому что на самом деле так считала — некоторые вещи простить нельзя. И если бы Отравина мать, отец или любая из сестер были убиты по приказу этого человека, то она сейчас, не задумываясь, взяла подушку и прекратила это внутреннее мучение. Но память о родных не означает, что месть должна иметь еще какую-то выгоду, кроме облегчения.
Вот только природу кровопийц она явно недооценила:
— То есть с общей идеей ты согласна?
— Да… Нет! В общем… — а что тут еще сказать? Не этой ли мыслью она терзалась в последние дни? И если уж разрешила себе любить кровопийцу, то надо и остальные принципы пересмотреть.
— Я понял… — голос Великого Кудесника иногда сбивался на хрип. — Да, это сработает. Я даже могу помочь…
Кристофер переспросил неверяще:
— Прощения хочешь?
— Да на кой хряк мне твое прощение? — Кудесник будто старел на глазах, тратя остатки сил на разговоры. — Но мне уже все равно, а если помогу, то и мою идею вы воспримете лояльнее. А мне только того и надо. Иди ближе, Нанья, я начну… но продолжать придется тебе.
Когда Нанья села на кровать, он закрыл глаза и запел что-то непонятное и монотонное. Нанья сначала беззвучно повторяла, но потом все увереннее и громче подпевала ему. Она тоже закрыла глаза, словно погружаясь в транс и заряжаясь могуществом, которое до сих пор источал Великий Кудесник.
Кристофер взял Отраву за локоть, потянул. Она обернулась на Лю, но тот только кивнул — видимо, оглашенный приговор и для него показался соразмерным содеянному. Кристофер наклонился над стариком и сразу выпрямился, а потом подтолкнул Отраву. Она ощутила такую слабость, что не удержалась на ногах. И рухнув на колени, увидела на шее Великого Кудесника рану. Тот до сих пор бормотал, хотя все тише, а заклинание обволакивало, обещало и пугало. Больше Отрава не смотрела на друзей, и тем более — на Кристофера. Это только ее решение.
К ее удивлению, кровь на вкус не такая отвратительная, как она ожидала — солоновато-сладкая, ничего особенного, если не задумываться о том, что это кровь. И с каждым глотком она чувствовала, что в теле ее появляется сила, которой не было прежде — она уже пила не кровь, а саму магию, жизнь, которая больше обычного существования. Позже она и не слышала, что заклинание поется только Наньиным голосом… да ведь это уже неважно. Важно лишь самоосознание и обрывки воспоми