луй, ради этого стоило умереть.
После ее просьбы Рейн сделался послушным, как марионетка, и жандармы отобрали у него ятаган. Взяв его под руки, повели к двери. Эль жестом предложили идти следом. Арда вызвалась ее сопровождать, жандармы не возражали. До официального низложения Эльмидала оставалась Богиней, и они вели себя с ней подобающим образом.
Эль не нравилось выбранное направление. Она думала, их отведут в распределитель и запрут до утра. Но жандармы не осмелились так поступить с Богиней без приказа свыше. Подобное решение мог принять всего один человек – император.
С каждой минутой переставлять ноги было все труднее. Колени подкашивались, мышцы дрожали, словно она пробежала марафон. Арда, видя ее состояние, подставила руку, на которую Эль с благодарностью облокотилась. Теперь уж все равно смажется порошок или нет.
У личных покоев императора дежурили двое. Жандарм что-то шепнул одному. Тот кивнул и скрылся за дверью. Будить повелителя посреди ночи не самая удачная затея. Эль дрожала в ожидании его гнева, нервничали и другие.
Клеон Багряный предсказуемо впал в ярость. Ругань и звон бьющейся посуды перебудили дворец. Вскоре в коридоре, где могли разъехаться две колесницы, было не протолкнуться. Набежали жандармы, явились жрецы во главе с верховным, а тот захватил даже дочь. Наследник тоже был здесь.
Все смотрели на Эль и Рейна, взятых в кольцо. Она ощущала взгляды любопытных на коже. Они словно ощупывали ее в поисках изъянов. Но за спинами жандармов стертый на губах порошок было не рассмотреть. Пока никто не догадывался о нарушении запрета, и Эль радовалась отсрочке. Она еще подвергнется всеобщему презрению.
Отшумев, император приказал распахнуть двойную дверь в покои. Он встречал гостей в халате с длинным шлейфом. Тот полукругом волочился по полу точно мантия. Даже растрепанный после сна Клеон Багряный выглядел истинным правителем и внушал подданным трепет.
Широким жестом император пригласил гостей войти. Эль обреченно переступила порог отцовских покоев. В последний раз она была здесь четыре года назад, воспоминания о тех минутах до сих пор жгли похлеще огня. В тот день император объявил о желании видеть ее воплощением Богини, а когда она попыталась возразить, влепил звонкую пощечину и объяснил, что его приказы необходимо исполнять беспрекословно с радостью и благодарностью. Для пущего эффекта он подвел Эль к аквариуму с горнами и, схватив за руку, едва не погрузил ту в воду, доходчиво растолковав, что ему нужна либо покорная дочь, либо никакая. Слава Богини, замена найдется. У него дочерей больше, чем песка на пляжах Иллари.
Аквариум по сей день стоял в гостиной. Зубастые горны поглядывали на визитеров через стекло, как Эль казалось, с гастрономическим интересом. Она помнила, как пальцы коснулись воды, а со дна аквариума взметнулись прожорливые твари.
– Я буду тем, кем вы пожелаете меня видеть, повелитель! – завопила она тогда, и император отпустил ее за секунду до того, как горна впилась в руку. Сейчас так не повезет. В этот раз Клеон Багряный ее не помилует.
– В чем причина неуважения к моему сну? – спросил император.
– Повелитель, – выступил вперед жандарм, арестовавший Эль, – тень подозрения пала на живое воплощение Великой Богини. Эта женщина, – он указал на Верду, – утверждает, что видела осквернение Богини. Ни я, ни кто-либо другой не посмели наказывать Богиню. Это только в вашей власти.
– Осквернена, говоришь, – император нахмурился. – А есть ли у вас улики? Что ты видела, женщина?
Верда не торопилась с ответом. Она стояла, согнувшись и устремив взгляд в пол. Никогда император не обращался к ней напрямую.
– Я задал тебе вопрос. Отвечай или будешь выпорота за клевету.
– Я видела, – едва слышно пролепетала она, – как невольник целовал Богиню.
– Есть ли тому доказательство кроме твоих слов?
– Порошок, – выдохнула Верда и зажмурилась от страха.
– Подойди, – повернулся император к Эль.
Тело привыкло подчиняться этому голосу. С детства в него вбивали послушание. Вот и сейчас как Эль не трусила, а ноги сами понесли к отцу. Каждый шаг давался с трудом, словно она шла по зыбучим пескам, и те медленно ее затягивали. Она чувствовала, как тонет, погружаясь все глубже и глубже в отчаяние.
Эльмидала остановила в полуметре от отца и запрокинула голову, как он велел. Чтобы не видеть лица повелителя, смотрела, как на украшенном лепниной потолке пляшут тени. Будто души убитых императором корчатся в муках, даже в нежизни принадлежа ему.
– Порошок на твоих губах стерт, дочь, – голос отца звучал беспристрастно. – Найду ли я его следы на губах невольника?
Отнекиваться, лишь отсрочь неизбежное и разозлить императора, и Эль ответила:
– Найдете, повелитель, – избавляя Рейна от унизительного осмотра.
– Так значит женщина говорит правду и поцелуй был?
Эль опустила голову. Признаться в подобном в присутствие всех было выше ее сил. От стыда пылали щеки. Но в то же время она никогда не чувствовала себя такой дерзкой, как в этот миг.
– Уведите, – махнул рукой император. – Прочь с моих глаз, недостойная. Пусть твою судьбу решают судьи.
Эль пошатнулась. В глубине души она еще надеялась на благополучный исход. Глупая. У нарушившей запрет дорога одна – в нежизнь.
Ее повели к выходу. По-прежнему не касаясь, жандармы лишь указывали путь. Проходя мимо Рейна, она успела ему шепнуть: «Я ни о чем не жалею». Просто чтобы он понимал, его вины нет. О, она знала, кого винить. Даже Верда всего-навсего орудие в чужих руках. Причина всех ее бед стояла рядом с отцом – верховным жрецом – и глядела на Эль победительницей. Тантала дочь Квиста получила, что хотела. Быть ей живым воплощением Богини. Но принесет ли счастье исполнение мечты? Эль сильно в этом сомневалась.
Рейн дернулся к ней, за что получил удар по затылку рукоятью ятагана, и рухнул, как подкошенный, на пол. У Эль внутренности скрутило, до того хотелось подбежать к невольнику, убедиться, что он в порядке. Но пришлось издалека наблюдать, как его, подхватив под руки, волокут по полу.
Она так часто оборачивалась, боясь потерять Рейна из виду, что жандарм сделал замечание. Сцепив зубы, Эльмидала повернулась к Рейну спиной. Куда бы его не тащили, дороги их вели в разные стороны. Расплачиваться за общий грех им предстоит поодиночке.
Глава 24
Саби засыпала вопросами, но Марика по большей части невразумительно мычала в ответ. Да и о чем рассказывать? Уж точно не об открытии, что близость с мужчиной может приносить удовольствие. Она-то считала это выдумкой самих мужчин. Завлекаловкой для глупых девушек, чтоб почаще давали. А, оказывается, бывает и так. И не о том, что любое упоминание следователя отзывалось жаром внизу живота. Она сама до конца не понимала и не принимала своей реакции и ни с кем не собиралась ее обсуждать.
– Ты вообще слушаешь меня? – разозлилась Саби. – Чего глядишь маслеными глазами? Что он такого сделал с тобой ночью, что ты до сих пор витаешь в облаках?
Напарница пощелкала пальцами у нее перед носом, и Марика поморщился от резкого звука.
– Ничего он не сделал. Все было…, – она замялась, – обычно.
– Да уж, – хмыкнула Саби, – обычно. Я по твоему лицу вижу, как оно было. Ну да ладно, с этим покончено. О следователе можно забыть.
Марике стало грустно. Она совсем не хотела забывать о Дарквинне.
– У нас есть проблема серьезнее. Эльмидалу арестовали.
– За что? – тревога за знакомую мгновенно привела Марику в чувства.
– Да какая разница? – отмахнулась Саби. – Главное с ее помощью к наследнику не подобраться. К тому же на дворец совершили нападение, и теперь туда не пускают посторонних.
– Как быть?
– Есть у меня знакомый во дворце. Помнишь, он провел тебя в сад? Попробую через него. Если не выйдет, будем ждать. Рано или поздно осадное положение снимут.
– Ты о жандарме? Ты к нему собралась? – Марика только заметила, что Саби одета по парадному. – Во дворец?
Напарница кивнула, и Марика вздохнула с облегчением. Как хорошо, что Саби взяла дело в свои руки.
Едва она ушла, Марика наносила воды в дубовую ванную и с наслаждением погрузилась в нее. Кожу пощипывало от жара, словно тысячи маленьких иголок впивались в тело. Похожий эффект был у прикосновений Дарквинна. Марика сжала ноги и закусила губу, из горла вырвался хриплый стон. С ней творилось что-то невообразимое. Несколько часов не прошло с близости, а она уже мечтала о повторении, хотя раньше о мужчинах думать не могла. Впрочем, последнее изменилось не сильно. Мужчины по-прежнему были ей малоприятны. За исключением одного.
Она выбралась из ванной. Не так относятся к смертельно опасному врагу, ох не так. Но что делать, если сердце сладко замирает при мысли о нем?
Она едва накинула халат и промокнула волосы полотенцем, когда в дверь постучали. Марика выглянула в окно на втором этаже – у порога стоял герой ее грез собственной персоной. Под ложечкой засосало. Она боролась за то, чтобы выкинуть его образ из мыслей, так он явился во плоти.
Первым порывом было сделать вид, что никого нет дома. Но Дарквинн крайне не вовремя запрокинул голову и увидел ее в окне. Махнул рукой в знак приветствия и кивнул на дверь. Мол, открывай, я заждался. Делать нечего, она поплелась вниз.
Дарк проснулся с первыми лучами солнца. Он еще не открыл глаза, но уже знал, что Марики в комнате нет. Она ушла. И хорошо. Наедине с собой ему лучше думается.
Он провел рукой по волосам, мимоходом отметив, что до сих пор без перчаток. Вчера он снял их, думая коснуться мыслей и памяти Марики, но даже не вспомнил об этом. Что на него нашло? Он и в первый раз с женщиной был куда хладнокровнее, чем этой ночью. Должно быть, всему виной опасность, пропитавшая близость с Марикой. Именно она в ответе за остроту ощущений. Он всегда любил риск. А в сочетании с сексом тот оказался еще притягательнее.
В первую очередь Дарк проверил свое состояние. Лежа в кровати, он прислушался к себе: не ломит ли тело, нет ли жара. Все было нормально. Тогда Дарк сел. Тут же закружилась голова и навалилась усталость. Последствиями бурной ночи ни то, ни другое не было. Гелиосы стойкий народ. Слабость им грозит в одном случае – из-за нехватки энергии солнца. На Иллари подобной проблемы не стояло.