Он поклонился следователю и угрюмым друзьям, после чего отбыл.
– Я хочу извиниться перед вами, Александр Богданович, – внезапно сказал Евгений. – Должен признать, что ваши теории казались мне фантастическими, но после того, что произошло сегодня… Не держите на меня зла за то, что я в прошлом позволил себе задеть вас.
Только тот, кто хорошо знал надменного графа Полонского, мог представить себе, чего ему стоило произнести эти простые слова. Впрочем, Саша не отличался злопамятностью, и, когда граф Евгений протянул ему руку, он ее пожал.
– Теперь нам предстоит разобраться в случившемся, – начал Зимородков. – Кто именно участвовал в купании?
Евгений нахмурился.
– Кроме Амалии Константиновны, там были Муся, потом горничная, старая француженка и госпожа Олонецкая.
– Думаете, это кто-то из них? – в упор спросил Орест.
– Для начала я бы хотел побеседовать с каждой из них, – решительно ответил Саша. – Амалия Константиновна уже рассказала, что с ней произошло. Нападавшего она не видела – он набросился на нее сзади.
– Как тогда, на охоте, – напомнил Орест, дернув щекой.
Зимородков утвердительно кивнул.
– Да. Но, может быть, другие что-то заметили?
Лежа в полутемной комнате с опущенными до пола шторами, Амалия неотступно думала о том же самом. В воде их было всего пятеро. Кто же из них мог желать ей смерти?
Даша? Исключено: они знают друг друга уже много лет. Муся? Просто смешно. Дельфина Ренар? Но она первая позвала на помощь, заметив неладное, так что глупо даже предполагать, будто она пыталась утопить Амалию. Изабелла Олонецкая? Нелепо: Амалия видела ее всего второй раз в жизни.
Тогда кто же? Кто-то совсем другой. Который сумел незамеченным подобраться к ней? Стрелок являлся мужчиной, в чем Зимородков был совершенно убежден. Значит, и тот, кто хотел ее утопить, был мужчиной. Орест и Евгений исключаются – они находились на берегу и помогли ее вытащить. А остальные? Где были они в тот момент?
Пока в голове Амалии ворочались эти тревожные мысли, Саша Зимородков осторожно расспрашивал очевидцев – тех, кто присутствовал на купании, которое едва не стоило Амалии жизни.
Муся Орлова утверждала, что было очень весело и она не заметила абсолютно ничего подозрительного.
Горничная Даша сказала, что она ничего не видела.
Дельфина Ренар утверждала: она лишь разглядела, что Амалия как-то странно машет руками и уходит под воду. Кажется, рядом с Амалией кто-то был, но кто именно, мадам Ренар не присматривалась, потому что сразу же начала звать на помощь.
Изабелла Олонецкая не видела ничего подозрительного и вообще была убеждена, что Амалия чуть не погибла из-за собственной неосторожности.
– Это не так, мадам, – возразил Зимородков. – Мы совершенно точно знаем, что ее пытались утопить.
Госпожа Олонецкая сильно удивилась и сказала, что, может быть, кто-нибудь подплыл к Амалии со стороны заводи. Других предположений у нее нет.
Вечером этого странного дня случилось еще одно странное происшествие. Портрет Муси был уже полностью закончен, и его собирались перенести из беседки в дом. Но, когда за ним пришли слуги, оказалось, что кто-то облил портрет едкой жидкостью, которая частично размыла краску. Лицо Муси на холсте превратилось в месиво.
Когда барышня Орлова увидела, что случилось с ее портретом, с ней приключилась самая настоящая истерика. Из Паутинок ближе к ночи примчался Митрофанов, узнавший, что произошло. Через два дня он собирался покидать гостеприимные тверские края, но история с портретом заставила его переменить планы.
– Какой-то сумасшедший! – кипел он. – Психопат, завистник… Никому другому такое бы в голову не пришло!
Муся тихо всхлипывала в углу. Отец пытался утешить ее.
– Скажите, – спросил он, – а ведь портрет… его можно восстановить?
Художник метнул на него хмурый взгляд.
– Пожалуй, да, – не сразу ответил он. – Но на это потребуется время.
– Оно у вас будет, – решительно промолвил Орлов.
Митрофанов осторожно дотронулся до потеков краски, понюхал пальцы и покачал головой.
– Слава богу, это не кислота… Значит, рисунок можно будет воссоздать.
Условились, что он переедет в Ясенево, где ему выделят отдельную комнату, чтобы он мог спокойно переписать портрет.
– Похоже, тот, кто пытался утопить Амалию, выместил злобу на несчастном портрете, когда понял, что ему не удалось добиться своего, – сказал Полонский Саше.
– Возможно, – отозвался следователь, подумав. – Но Амалии Константиновне про портрет лучше ничего пока не говорить.
Полонский согласился, а Орест выдвинул предложение – для большей безопасности дежурить неподалеку от комнаты Амалии.
– На всякий случай, – пояснил князь, и глаза его при этом нехорошо блеснули.
Его предложение было одобрено, и наутро, выйдя из спальни, Амалия обнаружила в кресле графа Евгения, который при ее появлении вскочил с места.
– А я думала, вы, как всегда, уехали к Никите ночевать, – удивилась девушка.
– Нет, мы с князем засиделись за шахматами, – отважно солгал Полонский. – Поэтому я и решил остаться.
– Понятно. – Амалия сделала вид, что поверила ему. – Скажите, а того человека… его не обнаружили?
Евгений сразу же понял, кого она имеет в виду.
– Пока нет, Амалия Константиновна. Но мы его ищем.
Завтракала Амалия на террасе, вместе с Мусей Орловой. Амалии сразу же бросилось в глаза, что ее подруга чем-то удручена.
– Знаешь, – внезапно сказала Муся, – когда я впервые услышала, что тебя преследует какой-то безумец, я решила, будто ты это все выдумала. А теперь я знаю: ты говорила правду.
– Муся, – сердито отозвалась Амалия. – Ну зачем мне выдумывать такое?
Муся пожала плечами.
– Ну, к примеру, чтобы еще сильнее вскружить голову тому, кто и так от тебя без ума, – ответила она.
Амалия озадаченно сдвинула брови.
– Ты о ком? – спросила она.
– О Евгении, например, – вздохнула Муся.
– Евгений меня терпеть не может, – возразила Амалия.
– Это ты его терпеть не можешь, – парировала несносная барышня, – а он к тебе неравнодушен. Я же вижу!
Амалия вспомнила, что Полонский вчера вытащил ее из воды, а сегодня нес караул возле ее комнаты, и не нашлась с ответом.
– А что такое случилось, что ты мне все-таки поверила? – спросила она.
– Как, ты разве не слышала о моем портрете? – удивилась Муся. И вслед за этим выложила ей всю историю.
Амалия побледнела и отодвинула от себя тарелку.
– Ты почему не ешь? – спросила Муся. – Попробуй – очень вкусно!
– Что-то не хочется, – проговорила Амалия.
Значит, Зимородков прав, и они действительно имеют дело с сумасшедшим. Амалия поднялась с места.
– Ты куда? – встревожилась Муся.
– Мне надо поговорить с Сашей, – сказала Амалия. – Не беспокойся, я скоро вернусь.
Саша разговаривал с Архипом, дворецким Орловых. Завидев Амалию, следователь покраснел и вскочил с места.
– Что-нибудь новое появилось, Саша? – спросила Амалия.
Зимородков покачал головой.
– Я расспросил слуг, думал, может, кто-нибудь видел человека, входящего в беседку. Еще вчера утром Муся и ее отец любовались портретом и обсуждали, в какую раму его поместить. Потом заходил Митрофанов, проверил, хорошо ли засох лак, которым он покрывал картину. Все было в порядке. Значит, картина была изуродована уже после его ухода, однако слуги упорно утверждают, что в это время они никого возле беседки не видели.
Глаза Амалии сверкнули.
– То, что они никого не видели, еще не значит, что там никого не было! – не сдержавшись, выпалила она. – Или они просто-напросто лгут, покрывая кого-то!
Архип обиженно засопел:
– Ну, вы и скажете, барышня! Мы своим хозяевам больше сорока лет служим, а вы вот так сразу… Нехорошо, нехорошо!
Но Амалия, не слушая его, в бешенстве ударила ладонью по столу.
– Саша, так дальше не может продолжаться! Что мы ни делаем, он просачивается у нас между пальцев. Сначала отравленное молоко, потом змея, потом этот выстрел на охоте, вчерашнее происшествие на реке, изуродованный портрет… Он где-то близко, совсем близко! Отчего же мы его не видим? Ведь не может же он быть кудесником, в конце концов!
Она упала в кресло и прижала ладонь ко лбу. Ее губы дрожали. Саша глазами сделал Архипу знак уходить, и дворецкий исчез.
– Я знаю ровно столько же, сколько и вы, Амалия Константиновна, – устало промолвил Зимородков. – И я так же бессилен, как и вы. – Он вздохнул. – Вы правы, тысячу раз правы. Этот жестокий, безжалостный человек находится рядом с нами, мы знаем его, мы говорим с ним, мы улыбаемся ему, он дышит одним с нами воздухом, но он… он убийца.
– Но кто же он? – воскликнула Амалия в бешенстве. – Это не я, и не вы, и не Муся, потому что мы точно знаем, что стрелок был мужчиной. Это не может быть никто из тех, кто участвовал вчера в купании. Это не Евгений и не Орест, потому что вчера они вытаскивали меня из воды. И это не Емеля Верещагин, потому что он уже вернулся в Москву. Вот видите, подозреваемых остается не так уж много. Ну так кто? Алеша Ромашкин, который мухи не обидит? Никита Карелин? Гриша Гордеев? А может, Митя Озеров? Или художник Митрофанов? Что ему стоило самому испортить портрет, к примеру, а?
Саша тяжело вздохнул.
– Да, я тоже подумал, что он сам вполне мог изуродовать портрет, – признался следователь без особого энтузиазма в голосе. – Но у Митрофанова железное алиби на вчерашнее утро. Когда вы… словом, когда вас пытались утопить, он был в нашей церкви, делал наброски. Его там видели отец Григорий и еще полсотни человек, включая дьячка и мирового судью. Нет, Павел Семенович вне подозрений.
Амалия беспомощно пожала плечами.
– Чем глубже влезаем мы в с вами в это дело, тем яснее понимаем, что все, решительно все находятся вне подозрений, – с вызовом проговорила она. – Но как же тогда быть с человеком, который хочет меня убить?
– Мы его найдем, – твердо сказал Зимородков. – Ничего не бойтесь, Амалия Константиновна. Теперь, когда вас охраняют Орест, граф и ваш покорный слуга, можете забыть о своих страхах.