– Заколов Тихон Петрович, желаете ли вы сделать официальное заявление?
– Какое? – Я немного опешил от напора следователя. Лампа была достаточно мощной.
– О вашей причастности к убийству Воробьева Андрея Ивановича.
– Да нет. Какое может быть заявление? Не причастен я к его убийству. – Я поморщился: – А вот это… свет… обязательно в глаза?
Гибкая шея лампы скрипнула, световой конус уткнулся в бумаги на столе.
– Зря пренебрегаешь такой возможностью. Чистосердечное признание смягчает вину.
Я решил промолчать. Воронина выждала паузу, вздохнула:
– Тогда приступим к доказательной базе. У нас есть показания свидетелей, видевших ночью «Волгу» светлого цвета, которая проезжала по Верхней улице и останавливалась рядом с остановкой, где впоследствии был найден на скамье труп Воробьева. На следующий день при осмотре автомобиля «Волга», принадлежащего гражданке Глебовой Ирине, в салоне была обнаружена металлическая заколка для галстука с изображением дракона. Родственники и сослуживцы Воронина подтвердили, что данная заколка принадлежала ему. Он получил ее в подарок месяц назад от представителей китайской делегации. Такие заколки в магазинах города не продавались.
Следователь прошуршала бумажками, выразительно взглянула на меня:
– Я жду, Заколов, сейчас еще не поздно сделать признание.
– Я лучше послушаю вас, Татьяна Витальевна. Складно излагаете.
– Ну что ж. Далее. Как показала Ирина Глебова, в ту ночь ключи от автомобиля находились у тебя, Заколов. Следовательно, ты мог беспрепятственно взять автомобиль, использовать его для вывоза трупа, а утром вернуть на место. Более того, одна из соседок Глебовой видела, как между четырьмя и пятью часами ночи во двор въехала светлая «Волга». Впоследствии соседка узнала, что это новый автомобиль Глебовой. Ну а то, что ты мог покинуть общежитие ночью в обход вахтера, не вызывает никаких сомнений. На первом этаже есть несколько окон, через которые можно легко выбраться наружу незамеченным.
Все подряд отрицать глупо, решил я.
– Да, действительно, я ездил в ту ночь на машине Глебовой. Но трупы не перевозил. Просто решил покататься с приятелем Александром Евтушенко. Ну, знаете, как это бывает? Новая машина, ночная улица, хочется покрасоваться, чуть-чуть полихачить. Согласен, я был не вправе пользоваться машиной Глебовой без ее согласия. Но я ведь не угнал ее. Просто покатался. Какой здесь криминал?
– Скажи, а зачем ты покинул общежитие через окно?
– Чтобы вахтера не будить. Пусть старик поспит.
– Тогда как ты объяснишь заколку Воробьева, найденную в салоне?
– Татьяна Витальевна, – на этот раз я сам наклонился к ней. – После вот этого протокола, я ничему не удивляюсь. А вдруг милиционеры ее подкинули? Разве были какие-нибудь свидетели или понятые при изъятии?
– Заколов, ты утверждаешь, что сотрудники милиции могли сфабриковать улику?
– Я ничего не утверждаю. Я лишь предполагаю. Кроме того, заколка могла попасть в салон и до его смерти. – Я тут же решил развить эту мысль: – Вы, наверное, знаете, что Глебова приобрела машину не самостоятельно. «Волгу» ей предоставило некое влиятельное лицо. А Воробьев, по-моему, имел отношение к этому лицу и вполне мог посидеть за рулем этого автомобиля или проехать в качестве пассажира. Как вам такая версия? Ведь мы с Ириной Глебовой первый раз сели в автомобиль только вечером того дня. А его ведь кто-то пригнал к университету.
– Заколов, интересно получается! В прошлый раз ты заявлял, что знать не знаешь никакого Воробьева, а сейчас излагаешь такие подробности.
Я понял, что попал впросак. Нужно было срочно что-то придумать.
– Так ведь, Татьяна Витальевна, слухи, слухи. Сами говорили, что преступление громкое. В городе всякое болтают. Волей-неволей прислушаешься, тем более если тебя к этому пытаются примазать. – Я подумал, что лучше увести разговор в сторону: – Кстати, если это такое серьезное преступление, то почему это дело доверили именно вам, а не какому-нибудь более опытному коллеге?
– Ты сомневаешься в моей компетенции? – ухмыльнулась Воронина.
– Вы женщина, да и возраст еще… То есть стаж работы небольшой. Я думал, начальство громкие дела обычно опытным мужчинам доверяет.
– Убийства, там где поножовщина, огнестрел, кровавая драка – да. Но здесь особый случай – отравление. – Воронина встала, оправила юбку и зашагала взад-вперед по тесному кабинету, как в прошлый раз в общежитии. – Такой вид преступления свойственен женщинам. А я лучше понимаю их психологию. Жена Воробьева утверждает, что муж часто задерживался на работе. Для его должности это нормально. Но мы проверили некоторые даты и установили, что не всегда он отсутствовал по делам службы. Были такие вечера, когда никто не знает, где он находился. И в тот роковой вечер было также. Как говорится, к гадалке не ходи, у Воробьева была любовница.
– Почему вы так решили? – Мне не понравился такой ход мысли Ворониной.
– Я – женщина! – Татьяна Витальевна произнесла эту фразу не без гордости. – Поговорила с его женой. Она, конечно, напрямую не утверждает, но мы друг друга поняли. Жены чувствуют, когда их благоверные погуливают. Просто многие не хотят копаться в грязном белье и терпят, пока все выглядит прилично. Особенно, когда муж при должности.
Она остановилась и погрузилась в раздумья. Лицо стало грустным, мне показалось, что думает она сейчас совсем не о расследовании. Через минуту она встрепенулась:
– Что-то мы отвлеклись. Хватит о любовницах, поговорим лучше о тебе, Заколов. Есть еще одно странное обстоятельство. Портфель, который уволокла непонятная собака.
Воронина вопросительно уставилась на меня. Я скорчил глупую гримасу:
– А что портфель? Портфель как портфель. Наш с Евтушенко. Только мы им редко пользовались. Сейчас в моде «дипломаты». Мы уже и забыли про него.
– Я установила, что подобный портфель имелся у Воробьева. А после его смерти он пропал.
– Все портфели похожи.
– Не скажи, тот портфель был породистым.
– Как и собака, – улыбнулся я. – Обычный портфель из кожзаменителя. А у Воробьева наверняка кожаный был.
– Да. Но загвоздка в том, что пока его не нашли. А твой портфель уж очень напоминает портфель Воробьева.
– Бывает, – я старался выглядеть равнодушным. – Может, из-за портфеля его и убили? Тогда найдете вместе с убийцей. А может, он у любовницы портфель забыл.
Последнее я брякнул зря. Опять всплывала тема любовницы.
– Может, и у нее, – согласилась Воронина.
– А вы уже нашли?
– Кого?
– Ну… любовницу. – Как мне не нравилось это слово применительно к Жене!
– Мы изучили окружение Воробьева. И скоро наверняка установим эту женщину. Не так много вариантов осталось. Тогда я легко размотаю запутанный клубок даже без твоей помощи. И если ты к этому причастен, у тебя, Заколов, не будет смягчающих обстоятельств.
Она вновь испытывающе посмотрела на меня. Глядя в ее красивые серые глаза, я спокойно изрек:
– Не верь, не бойся, не проси.
– Постигаешь воровской жаргончик?
– Не один сижу. Подсказали.
– Учти, в камере хорошему не научат.
– Как знать.
– Значит, не хочешь. – Она откинулась на спинку стула. – Из-за твоего упрямства может получиться так, что ты будешь отвечать не за одно, а за два убийства. А это уже явный вышак.
– Чего? У нас теперь что, сталинские времена? Может, вы меня еще и в японские шпионы запишете?
– Убит еще один человек. Тоже с помощью яда.
– Кто? – растерянно выдохнул я. Но сразу попытался взять себя в руки и развязно произнес: – Да пока я здесь сижу, у вас, глядишь, полгорода перетравят!
– Второе убийство произошло до твоего ареста.
Я не знал, что и думать. Воронина выждала паузу и предложила:
– Ты, Заколов, еще раз все взвесь, и давай договоримся… Зазвонил черный, привинченный к столу телефон без диска. Татьяна Воронина осеклась на полуслове, потянулась к трубке.
– Да… Я допрашиваю Заколова… Я еще не закончила… – Сначала ее голос был властным и сильным. Потом она отвернулась и перешла на шепот: – Дайте мне закончить допрос… Почему?.. Иван Николаевич, но ведь это не положено… Кто?.. Понятно. Под вашу ответственность.
В трубке громыхнул раскатистый голос, похожий на лай большой собаки. Татьяна покраснела, ее тонкие ноздри раздувались от глубоких вдохов. Выслушав тираду, она кивнула невидимому собеседнику и покорно согласилась:
– Хорошо, я все поняла. Исполню.
Ее рука осторожно опустила трубку, словно телефонный аппарат был раскален и она боялась его коснуться. Холодные глаза задумчиво смотрели на меня, вместо раздражения в них был вопрос.
Я гадал, что бы значил странный разговор по телефону? Для следователя он был неприятен, но хорош ли он для меня?
ГЛАВА 24
Вскоре открылась железная дверь, и на пороге появился Юрий Борисович Калинин. Что-то часто наши пути стали пересекаться, удивленно отметил я.
Воронина собрала бумаги и гордо поднялась:
– Я вас оставлю… Ненадолго.
Калинин вежливо пропустил ее, обволакивая изучающим взглядом. Я поймал себя на том, что тоже смотрю на голые икры следователя. Все-таки неуклюжая одежда ее явно портила.
Дверь захлопнулась. Калинин внимательно оглядел невзрачное помещение, при этом его взор на мне ни разу не остановился. Он прошел к столу, зачем-то заглянул под крышку, осмотрел даже потолок и ровные стены. Застегнутый пиджак покрылся крупными складками, Калинин нагнулся и выдернул из розеток шнуры от телефона и настольной лампы.
– Так будет лучше, – сказал он сам себе, сел на место следователя и широко улыбнулся. Наши взгляды впервые столкнулись: – Привет, Заколов.
Я промолчал. В отличие от Калинина я не испытывал радостных чувств и не знал, чего ждать от этого посещения.
– Ну вот, мы опять встретились. Теперь я пришел к тебе. Кабинет у тебя, правда, не ахти, – он развел руками, – но что поделаешь. Не я выбирал. Ты сам сюда угодил. Как тут обслуживание? Не бьют?