– Хулиганье! Сейчас вызову милицию!
В глазах девушки нешуточная обеспокоенность. Она спрашивает:
– Что с тобой, Тиша?
Я смотрю на землю. Круг растерзанной вмятой травы среди ровного газона. На правой руке болят грязные костяшки пальцев.
– Ничего, все в порядке. – Я встаю и оглядываюсь.
Врага нет. Он ускользнул. Нож валяется рядом с машиной. Юрий Борисович рассматривает порванную полу пиджака, удивленный взгляд упирается в меня:
– Ты?
– Что здесь произошло? – недоуменно спрашивает Женя. – Я слышала крик.
– Все хорошо, котенок. Все хорошо. – Калинин вновь собран и подтянут. Присутствие Евгении явно омолодило его.
Женя в плотно облегающих джинсах и обтягивающей блузке с многочисленными пуговками. Это меня обрадовало. Значит, у них сегодня ничего не было! Она не могла так быстро одеться и застегнуть столько пуговиц! Я широко улыбался и глупо пялился на растерянную девушку.
– Кто на кого напал? Кто кричал? – Женя переводила тревожный взгляд с одного на другого.
Я придвинулся к Юрию Борисовичу, стараясь загородить его порванный пиджак.
– Евгения, иди домой, – распорядился Калинин. До него уже дошел смысл произошедшего.
– Откуда ты здесь? – Женя вопросительно посмотрела на меня.
– Гулял. – Я неопределенно качнул рукой. Мне было очень хорошо.
Женя недоверчиво поморщилась, подошла к Калинину:
– А что у тебя с пиджаком?
– Не обращай внимания, о дверцу зацепил. – Он взял девушку под локоть, понизил голос: – Ну все, котенок, все. Ничего страшного не произошло. Я оступился, Тихон вскрикнул. А встречу я ему сам здесь назначил, нам поговорить надо. Ведь так?
Он вопросительно смотрел на меня. Я кивнул.
– Вот видишь. Возвращайся домой, котенок. А мы поедем, а то соседи любопытствуют. Ни к чему мне сейчас лишний шум.
Он оставил Женю около подъезда и вернулся ко мне:
– Быстро в машину, молодой человек.
– Зачем?
– А вам хочется вновь встретиться с милицией?
– Нет. С меня достаточно.
– Ну так поторопитесь! Кто-нибудь наверняка вызвал наряд.
– Юра! Тиша! – громко позвала Женя. Мы дружно обернулись. Она растерянно улыбнулась: – Вы только не ссорьтесь. Пожалуйста.
Последние слова прозвучали с наивной мягкостью. Мы переглянулись. Смущенные взгляды очертили равнобедренный треугольник – в вершине девушка, в основании двое мужчин.
– Пора, – неловко дернулся Калинин и сел за руль.
Вжикнул стартер, мягко заработал двигатель автомобиля. Я быстро влез на заднее сиденье. Лишний раз общаться с правоохранительными органами в мои планы не входило.
– А нож? – испуганно крикнула Женя. – Откуда тут нож?
– Потерял кто-то, не обращай внимания, – успокоил Калинин, трогаясь с места.
Женя провожала нас растерянным взглядом. Мы выехали со двора. Из угловой квартиры все также надрывно хрипел Высоцкий.
– Умер Володя, – произнес Калинин.
– Какой? – не понял я.
– Высоцкий.
– Не может быть! Откуда вы знаете? – По спине пробежали неприятные мурашки. Артист мне нравился.
– Друг из Москвы звонил.
– Может, глупый слух? Так уже было.
– «Словно мухи тут и там ходят слухи по домам…» —
Калинин процитировал песню Высоцкого, тяжело вздохнул: – Нет. На этот раз все точно. Точнее не бывает.
– А вы его разве слушали?
– Его все слушают.
– То народ, а вы… партийный начальник.
– Вот, значит, как про нас думают, – усмехнулся Калинин.
Правая рука сунулась в бардачок, загремели пластмассовые коробочки. Юрий Борисович, не глядя, выудил кассету и уверенно пихнул ее в магнитолу.
Сразу с четырех сторон на меня обрушился азартный голос Владимира Высоцкого: «Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников, матерых и щенков…» Калинин приглушил звук:
– Вот так-то, брат, сегодня ты жив, а завтра…
Он неожиданно свернул с дороги, резко затормозил. «Волга» въехала в темный сквер за металлической оградой и остановилась под широкой кроной раскидистого дерева.
– Куришь? – Калинин протягивал мне открытую пачку сигарет.
– Нет.
– И правильно.
Щелкнула зажигалка, пламя втянулось в кончик сигареты, замерцало раскаленными крупинками табака.
– Тебя все-таки выпустили. С чего бы это?
– Хуже, когда невинного человека держат в тюрьме.
– Невинного? О чем только думают в прокуратуре? – Калинин выдыхал сигаретный дым в приоткрытое окно. – Ну да ладно! Ты зачем меня спас?
– Не знаю. – Я сидел сзади и видел только кучерявую седую макушку городского руководителя.
– Мы ведь вроде как соперники?
– Может быть.
– Так зачем же ты меня спасал? Да еще рисковал жизнью!
– Сдуру Сейчас, наверное, не стал бы.
– Вот как? Спасибо за честность.
Мы помолчали. Из магнитолы уставший Высоцкий что-то объяснял зрителям. Концертная запись была некачественной, какая-нибудь десятая копия.
– Ты разглядел его? – Калинин докурил и аккуратно примял окурок в пепельнице.
– Нападавшего?.. Разглядел.
– Ну? – Он даже обернулся от нетерпения.
– Это грузин. Лет тридцати, коренастый, плотный. Зовут его Реваз. Раньше носил усы, сейчас сбрил. Где-то рядом, возможно, подстраховывал второй – Кита. Если бы Реваз не извернулся, Кита наверняка напал бы, чтобы освободить подельника.
Брови Калинина поползли вверх:
– Откуда такие сведения?
– Сталкивался раньше. Это они пытались угнать «Волгу» Глебовой.
– Я так и подумал! – Калинин хлопнул ладонью по ноге. – Заказчика уже нет в живых, а заказ остается в силе. Ишь, как у них заведено!
– Какого заказчика?
– Петра Кирилловича Ногатина. Кого же еще?
– Это все из-за автомобилей?
– Из-за них, проклятых. Почитал папочку? Кстати, ты куда ее определил?
– Не скажу.
– Ну ладно. Хозяин – барин.
– А почему вы думаете, что напали по заказу Ногатина?
– Он сам намекал, что мне непоздоровится. Вот так, получается, хотел меня, а сам – первый… Я ведь поначалу и вправду решил, что это ты его на тот свет спровадил. Хотел меня, а получилось его. Поэтому и пришел к тебе в изолятор с предложением. Думал, испугаешься, на все согласишься ради свободы. А как выйдешь, тебе уже не до Жени будет, сразу смотаешься из города.
– Вы сказали, поначалу… А сейчас так же мыслите?
– Вижу, парень, что не твоих рук это дело. Если бы ты хотел моей смерти, то разве побежал бы на вооруженного убийцу? Я еще тогда при встрече в изоляторе засомневался. Признаться откровенно, удивил ты меня отказом. Молодежь нынче меркантильная.
– Вы меня тоже удивили, когда вернули папку.
– Эх! Я-то уже достаточно прожил на этом свете, и неплохо. А тебе-то зачем жизнь ломать на взлете? – Калинин периодически пытался обернуться, чтобы видеть мое лицо. – Слушай, у меня шея не резиновая. Перебирайся сюда на переднее сиденье, поговорим как партеец с партейцем.
Я вышел из машины и пересел:
– Только я не партийный.
– Наплевать. Это у меня присказка такая. Давай выпьем за знакомство. – Он достал необычную квадратную бутылку с черной наклонной этикеткой, отвинтил крышку, глотнул из горлышка. – Это виски. – Калинин протянул бутылку мне: – Из Москвы привез. Ты виски пробовал?
– Нет.
– Попробуй. Наша водка, правда, лучше, но эта дрянь дорогущая. Значит, в ней что-то есть, просто мы пока не привыкли. – Я не спешил брать бутылку. Калинин усмехнулся: – Извини, стаканов нет, но так надежнее. Никто никого не отравит.
Я хлебнул из бутылки. Незнакомый крепкий напиток приятно согрел горло, во рту осталось странное непривычное послевкусие.
– Кто же тогда подсыпал в кофе яд? – задумчиво произнес Калинин.
– Подлил, – уточнил я.
– Почему?
– Яд тот же, что и в коньяке, а в бутылку его впрыснули с помощью шприца.
– В закрытую? Ты в этом уверен?
Я внимательно посмотрел в глаза Калинину. Кроме удивления в них ничего не читалось. То ли он хороший актер, то ли я ошибаюсь. Я намеренно исправил слово «подсыпал» на «подлил». На самом деле, по информации Сашки Евтушенко, бромциан можно использовать как в виде кристаллов, так и в виде раствора. Но Калинин, как говорится, и ухом не повел. Железные нервы у товарища. Нужно «взорвать» ситуацию, вывести его из себя.
– Я видел пробку. Ее проткнули шприцем.
– Кто же это сделал?
– Тот, кому это выгодно. – Я выждал паузу. Калинин молчал. – А выгодно это в первую очередь вам, Юрий Борисович.
– Что?! Ты на что намекаешь?
– Могу рассказать, как это было. – Я глотнул виски, поморщился и решительно наклонился к Калинину. – Вы узнали, что Воробьев – тайный любовник Жени. Этого ваше мужское самолюбие перенести не могло. Вы стали искать способ избавиться от него, да так, чтобы на вас никто не подумал. Тут подвернулась поездка в Москву. В аэропорту вы под каким-то предлогом дарите Воробьеву бутылку хорошего коньяку. Вы знаете о его тяге к спиртному и уверены, что он обязательно вечером выпьет коньяк. Так и происходит. Воробьев умирает. Вы в это время в Москве, у вас железное алиби. К тому же все происходит слишком гладко. У следствия нет роковой бутылки, они даже не знают места, где наступила смерть. Я в этом вам невольно помог.
Мы посмотрели друг на друга. Пристально и долго.
– Не мне, – спокойно возразил Калинин.
– Да, я помог Жене.
– И не очень удачно. Следствие уже много нарыло против тебя.
– А вы остались в тени!
– Я умный.
– Умные люди так про себя не говорят.
– Это скромные не говорят. Сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Ну, а дальше что?
– Дальше? Вам интересно?
– Еще бы! – Калинин выдернул из моей руки бутылку вытянутые губы припали к горлышку. Оторвавшись, он крякнул и вальяжно кивнул: – Продолжай!
– Первый опыт прошел удачно: соперник на кладбище, а вы – вне подозрений! Но тут – неприятная ссора с Ногатиным. Он вам угрожает. Угроза серьезная, и вы решаете опередить его. Способ тот же – бромциан. На этот раз пришлось действовать впопыхах. Видимо, ждать было нельзя. Вы идете на риск и совершаете убийство в своем кабинете. На первый взгляд риск нешуточный, но если разобраться… Юрий Борисович, у вас случайно не математическое образование?