В чём выгода? Но ведь всё удивительно сходилось… Не желая верить подобному, я вопросительно начал:
– Вино в трактире…
– Надо было сыпать больше, – не дослушав, подтвердил avvisatori. – Ох. Поразительно, у вас, видимо, лошадиный организм, раз щепотки занзибарского пороха вам мало. А так и не подумаешь!
Он говорил без замешательства, тем более без стыда. Скорее он констатировал итоги каких-то наблюдений, скрупулёзно записывал их в мысленную исследовательскую тетрадь, дабы в следующий раз не ошибиться, и сожалел разве что о неудаче. Будь я помоложе и попроще воспитанием, непременно отсыпал бы этому наглому молодчику без рода-племени пару ударов по лицу, не тратя времени на формальные вызовы на дуэль, оскорбления и выяснения мотивов. Но дотошный врач взял во мне своё и сухо полюбопытствовал:
– Занзибарский порох? Что это за отрава?
– Кристаллизованная смесь вытяжек из разных интересных ингредиентов, – с охотой пояснил Вудфолл. – В основном это мелкие твари и кое-какие растения с Чёрного континента. Отличный возбудитель лихорадки, незаменим, когда нужно вывести кого-то из игры не калеча. С такой лихорадкой лежат неделю-полторы, но не умирают.
О подобных ядах я не слышал; Чёрный континент для меня всегда оставался огромной соблазнительной загадкой. Я не отказался бы изучить такое вещество и попробовать использовать в противоположных – лечебных – целях. Мысль пришла сразу, и столь же молниеносно я разозлился на себя. О чём я только думаю, когда меня одурачили словно ребёнка, нет, хуже, чем ребёнка? Старый дурень!
– Я пролежал примерно два дня, – процедил я сквозь зубы. – У меня был хороший… врач.
– Серьёзно? Как славно. Похоже, ещё и чудотворец.
Глаза Вудфолла сузились, шрам в углу рта дрогнул. Он искренне досадовал, и на миг мне даже показалось, будто avvisatori понял, что я подразумеваю Бесика. Впрочем, это было маловероятно, а если и так, – неважно. Я не представлял, сколько Вудфолл торчит в городе и не выслеживал ли меня целенаправленно. Выяснить первым делом я хотел совершенно другое. Хмуро подойдя ещё на шаг, я спросил:
– Зачем вы сделали это? Узнай императрица, что вы отравили посланное ею по срочному делу доверенное лицо…
– Она не узнает. И никто ничего не узнает. – Вудфолл перебил меня крайне мрачно, а поймав вопросительно-возмущённый взгляд, пояснил: – Выезд с перевала сегодня завалило; я последний, кто попал в Каменную Горку. Через противоположные, Малые Ворота, будет с неделю дороги, если объезжать. Солдаты соседнего гарнизона, конечно, прибудут и разберут завал, но к тому моменту… – он поколебался, – вряд ли вы с вашим любопытным носом будете ещё живы, как и большая часть местных. У вас большие неприятности, герр доктор… барон… – губы скривились, – Ваше Превосходительство. Никого вам, увы, не спасти.
Этого насмешливого тона, равно как и избыточной порции дикого бреда, я снести не смог. Вудфолл был выше, но я – шире в плечах, и жест, которым я схватил его за рубашку, получился столь резким, что avvisatori покачнулся. Пригнув его к себе, я вкрадчиво спросил:
– Что вы несёте, глупый вы юнец? Что вы вообще здесь делаете?
– Глупый юнец… – повторил он бесцветно, не предпринимая попытки освободиться и чуть скалясь. – Да… зря я хотел вас уберечь и тратил порох. Зря жалел, что Вена вот-вот лишится столь блистательного мозга. Поделом.
Тёмные глаза его не отрывались от меня. В них снова не было ни раздражения, ни стыда, ни тем более страха. Мне вспомнились слова, сказанные этим же человеком о вампирском взгляде. Бездна, из которой глядит кто-то другой; кто-то, с кем лучше не сталкиваться. Бездна, к которой нельзя приближаться, тем более бросать ей вызов. Но под разодранной рубашкой серебрился крест, как и на мне. Безошибочно догадавшись о ходе моих размышлений и наблюдений, Вудфолл вдруг со смешком одобрил их:
– Похвальная, хоть и запоздалая бдительность. Полно, любезный доктор; я предпочитаю эль и не имею ничего общего с ночными тварями, кроме, разумеется, ожерелья из их зубов, которое собираю от скуки. Надеюсь, вскоре оно пополнится.
Я выпустил его, но не отступил. Мы так и стояли, прожигая друг друга взглядами.
– Прискорбно, но вы не совсем здоровы, – наконец выдавил я.
Ухмылка avvisatori стала шире.
– Здоров как никогда. И готов к самым решительным действиям.
С этими словами он оттянул драный ворот, показывая загорелую шею. Там, на сыромятном шнурке, действительно были навешаны острые, необычайно белые, будто сахарные клыки. Я подцепил один пальцем и убедился, что он, несмотря на не слишком естественный цвет и удлинённую форму, несомненно принадлежал когда-то человеческой особи. Я с отвращением убрал руку, молча обдумывая дальнейшее поведение и несколько теряясь. Вудфолл удовлетворённо кивнул и наконец соизволил разъяснить своё появление:
– Нам нечего делить, доктор. Я здесь примерно с той же целью, что и вы: разобраться с происходящим и облечь его в удобоваримую буквенную форму, на гонорары с которой проживу весну. Только я буду писать свою статью. И судя по фазе луны… – взгляд его скользнул по небу, – я как нельзя вовремя. Осталось немного.
Я тоже поднял голову и увидел почти сформировавшийся золотистый кругляш среди тёмных, рваных, скомканных облаков. Полнолуние… до него оставалось менее недели, а человек, с которым я говорил, наверняка знал точную дату.
– Вы же ехали в Вену, – непонятно зачем напомнил я.
– И, загнав нескольких лошадей, я там побывал, – невозмутимо кивнул Вудфолл. – Правда, набегом: мне нужно было срочно попасть в Императорскую библиотеку. Ваш сын, кстати, был очень любезен, выписав мне разрешение. Дельный юноша; жаль, увлечён дурными идеями. У него не было времени написать вам, он обещал сделать это позже. Но, к слову, просил передать, что в семье всё хорошо.
Вероятно, последнее призвано было отвлечь меня от темы, но я не отвлёкся.
– Что вы искали среди моих книг? – мрачно поинтересовался я.
– Вообще-то из прошлой беседы я решил, что это совершенно не ваше дело. Но… – после паузы, в которую я подумывал о его удушении, Вудфолл вдруг примирительно приподнял ладони, – раз события складываются неожиданным образом, я, разумеется, расскажу. По древнейшим историческим текстам, собранным по всему этому региону, я уточнял примерные признаки некоего редкого события. Его мы скоро будем иметь удовольствие наблюдать, а я даже попытаюсь противодействовать. Это…
Фразы падали, как те кровавые капли за воротник, но обжигали. И, скорее всего, Вудфолл, что вполне свойственно заносчивой adolescentia[33] его поколения, упивался моим беспомощным недоумением. Ещё у меня мелькнула вдруг догадка: скорее всего, если перевал действительно завален, это произошло не случайно. Я не сомневался, что прав, но пока не доискивался до истины.
Тем временем Вудфолл произнёс кое-что на латыни, и я легко понял смысл:
– Aurora mortuorum.
Рассвет мертвецов.
Пока я осмысливал слова, которые, как сейчас понимаю, могут оказаться ересью и смертным приговором в равной степени, взгляд Вудфолла снова стал снисходительным и устремился за моё плечо.
– И вам, и вам доброго вечера, почтенный абориген! – прозвучало уже на немецком. – Прекрасная погода, правда? Как спалось?..
– Прекратите кривляться, – хмуро одёрнул его я. – Вы и так его напугали.
Капиевский брёл к нам через двор, еле передвигая ноги и то и дело озираясь. На надетом поверх мятой рубашки жилете были пятна от чая и свечного сала; на шее висела связка чеснока. Тем не менее доктор даже схватил в доме какое-то оружие; при ближайшем рассмотрении это оказалось незнакомого вида сабля – длинная, незначительно изогнутая, без гарды, зато с нитяной кисточкой на резной рукояти. Я почти не сомневался, что это казацкая шашка, страшнейший, по описаниям этнографов, рубящий клинок.
Я представил доктора и avvisatori друг другу, а дальше повисла неловкая пауза, в которой никто не знал, что делать и говорить. Вудфолл озадаченно смотрел на меня, Капиевский – тоже. Но вопрос доктора, последовавший за зычным кашлем и гулким шмыганьем носа, прозвучал как нечто само собой разумеющееся:
– Герр ван Свитен… что же вы напишете её величеству в письме?
Вудфолл усмехнулся не без злорадства и поддержал:
– Кстати, да, мне тоже интересно. Сделаете своей прекрасной даме сюрприз?
Возможно, он уже в красках воображал, как я буду раскаиваться в собственном скептицизме и просить совета, а возможно, просто мысленно набрасывал первые строки своего новостного материала. Может, рождалась у него даже не статейка, а пухленькая книжонка из тех, какие, вопреки всем запретам, тайно читают в тёмных комнатах со свечой, чтобы дрожать потом от каждого шороха. Так или иначе, я не обратил на зубоскальство этого бумагомарателя никакого внимания. Ответ у меня был, и его дала мне та же, кто наделила властью. И я запишу её приказ снова, а может, снова и снова, просто чтобы ныне убить собственное малодушие.
«– А если огонь невежества окажется огнём преисподней?
– Я не стану учить вас впустую, доктор. В таком случае поступите так, как велят вам совесть и долг».
Именно так я поступлю, как бы трудно ни было идти по дороге страхов и догадок вместо дороги доводов и опровержений. Выбора всё равно нет. Avvisatori я сказал:
– Ничего не сделано, ничего не понятно. Письма подождут.
Оба кивнули: Капиевский – растерянно, Вудфолл – с внезапным одобрением. Сейчас, заново переживая ту минуту, я окончательно понимаю, что она положила начало чему-то, что мне доселе неизвестно и перспектива чего, признаться, ужасает. Завещание уже не кажется глупостью; прощание с родными заставляет скорбеть о том, что я не нашёл для них больше нежных слов. Если бы только я представлял, на каком волоске вскоре повисну, отрезанный от них и… если бы только я мог закончить запись сейчас, хотя бы на этой печальной ноте. Но я набираюсь мужества и продолжаю.