(Второй вариант)
Хотя, возможно, и не виноват,
Но убеждают, что всё это было.
Что я смешон – сменил на шило мыло.
И вместо винограда слопал град.
Не пьяный я, но так… чуть-чуть поддат.
Идёт соображенье туго в рыло.
Как говорят: «Мозг чем-то перекрыло».
Совсем не ясно, кто здесь чёрту сват.
Закрыл глаза и, вроде, глуховат.
Воображу осенний листопад —
Пусть шутками с другим грешат.
И вот уже ко мне сто дев спешат.
В глазах у всех блестит сладчайший яд…
Во сне вокруг меня – сильфид парад.
Сонет 8(Второй вариант)
Но как узнать, чем дар ночи чреват?
Куда несут её прогулки нас?
Как повезёт: счастливцев – на Парнас,
Но чаще не открыть туда нам врат.
Не миллиардами во сне богат
Страны грабитель – с хлеба да на квас,
Да плёткой и бутылкой промеж глаз,
А если жив – со страху он кастрат.
С утра шучу – своей брехеньке рад —
Пофантазируешь – и легче стало.
Как будто сразу в пекло казнокрад.
Похоже, чудаков осталось мало —
К иным потугам гонит супостат.
Такого не припомнит мозг накала.
Сонет 8(третий вариант)
Но как узнать, чем дар ночи чреват?
Всё просто – надо дань платить тем музам,
Которые не станут тяжким грузом,
Который не осилит и домкрат.
Эрато – лучше всех – сказал Сократ.
Во времена Советского Союза
Её дела считали мы обузой,
Поскольку сексу был никто не рад.
Не знаю, но детей рожали часто.
Тут, видимо, других систем хватало —
ЦеКа руководил всем этим властно.
Нам «по рублю» на выпивку хватало.
Начало есть, а дальше всё прекрасно…
Такого не припомнит мозг накала…
Два катрена, два терцета, но, похоже, не сонет
Правду никому не скажешь —
Слишком истина проста —
Проще чистого листа.
Зря ловить, стоять на страже.
Зря скрываешь, если даже
Мысль – пугать из-за куста.
Не боюсь – душа пуста,
А пугнёшь – меня уважишь.
Вот такие пироги
Напекла моя зазноба.
Мне подходит роль слуги
Лишь бы рядом были оба.
Всё узнать мне помоги —
Грустно снегу вне сугроба.
«С трибуны высокой оратор-горнист…»
С трибуны высокой оратор-горнист
Словесным поносом довёл нас до транса.
Ликуем и верим, что бедам нет шанса —
Народ, как ребёнок, доверчив и чист.
Слезу утирает убийца-садист,
Услышав печальные ноты романса,
Не помня в деяньях своих зла нюанса.
Он комик? Иль трагик? Иль в деле артист?
Кто радость вкушает, бутылки сдавая,
Помыв их сперва в омерзительной луже?
Чей прах на полях удобрением служит?
Пропой мне мажором, землица родная.
В тебе наше сердце – от края до края.
Но всё же ответь: кто тебе из нас… хуже?
Тебе
Как я люблю слова твоих признаний —
Я верю им, как солнечному свету,
И в мыслях подаю тебе карету —
Карету из таинственных мечтаний.
Запряжены в ней чувства, а не кони —
Не слышен цокот, а из сердца – песни,
Желают, чтоб всегда мы были вместе
И не стыдились сладостных агоний.
Но ты шалишь глазами и словами,
Пытаясь зародить во мне тревогу,
Чтоб я не плыл над райскими садами.
А я не верю каверзному слогу —
Я сердцем и душой, а не ногами,
В лесу дремучем проложу дорогу!
«Наш критик – умный человек, ей-богу…»
Наш критик – умный человек, ей-богу!
Он прав всегда и безупречен в деле.
Он видит, как другие, в жалком теле
Ползут к трибуне, нарядившись в тогу…
Он видит всё, укажет вам дорогу
Домой при ясном дне, а не в разгар метели.
Напомнит и про то, что вы не ели…
Подскажет путь поэту к слову, слогу.
С чьей помощью Господь такое чудо
Созидал? Я не припомню. Худо
С мозгами вечно у поэтов. Жаль —
Где надо тут – он мчится вдаль.
Не отличит он центнера от пуда.
Готов для рифмы своровать чужую… шаль.
«Была ты солнечным пожаром…»
Была ты солнечным пожаром,
Была и лунным серебром.
И растворила грустным паром
Меня над гаснущим костром.
А ветер вздохом состраданья
Унёс тот пар за облака,
Пропел: «Забудь души терзанья —
На небесах печаль легка».
Я слился с тучей воедино —
До первого дождя парим.
Внизу засохшая долина
Ждёт… от заката до зари.
«Твой грустный взгляд …»
Твой грустный взгляд —
Любви наряд,
Ушедшей и в груди щемящей.
Разлуки яд —
Грозы разряд,
Души спокойствие разящий.
Но в этот раз
Всем напоказ
Ты шла с улыбкой горделивой.
Хрустальных ваз
Лучи из глаз
Сверкали сказкою счастливой!
С.С
Шептала ты: «Иглесиас поёт».
Я, улыбаясь: «Нет, то Паваротти».
«А ты умчался бы со мной в… полёт,
Коль возвратить мне то, что не воротишь?».
«Я думаю, что да! Сомнений нет!
Ты и сейчас на грани совершенства.
А если сбросить хоть немного лет,
То смысла нет играть в кокетство».
«Спасибо, деликатность я ценю —
Грустить о невозможности мне проще,
Хоть слышу мрачный стук костей её по пню
И вижу плащ, косу в дубовой роще».
Какой он миленький…
Он побежал навстречу к нам,
Сияя радостной надеждой.
Снег мокрый бил нам по глазам —
Ему он домом был, одеждой…
Он – маленький, бежал, шатаясь,
Он думал… Что он думать мог?!
Его изгнали, наиграясь…
Вот он голодный, он продрог.
Мы все заговорили мигом:
«Какой он миленький щенок!»
Но взять его… вы правы – фигу,
Как дать кому-то кошелёк.
«Он верил нечеловеческой верой…»
Он верил нечеловеческой верой,
Но оказалось, совершенно зря…
Он шерстью сер, а ты с душонкой серой —
В толпе его ты как бы… потерял.
И вот уже какие сутки жутко,
Не с нашей, а звериною тоской,
Он воет и не верит в злую шутку —
Он верит, что ты вовсе не такой…
Он меж машин и пешеходов быстро
Почти летал, стремясь найти тебя.
Визг тормозов. Удар колёс, как выстрел.
С нечеловеческой улыбкой…
Лежит он, веря и любя!
«Тёплый ветер шаловливый …»
Тёплый ветер шаловливый —
Платье вверх твоё слегка…
Зря, мой взор не похотливый,
Даже взгляд издалека.
Всё в порядке – вновь серьёзный
Тот шутник, и мне легко…
Сосны рядом и берёзы,
До дороги далеко.
Ну а ты – в полёте птица,
Или… нет, ты стрекоза…
Ой, зачем всё ближе лица:
Трепет тела, вниз глаза?!
«Я тайные мысли вверяю стихам…»
Я тайные мысли вверяю стихам,
Вливая в них чувств непомерных контрасты:
Когда-то ведь даже был нежным и страстным,
По воле вина предаваясь грехам.
Узнали стихи, что и вежливый хам
В судьбе появляется козырем властным,
Не тихий и умный берёт, а горластый,
Но чаще – кто жить не мешает верхам.
Катрены, терцеты, с ухмылкой, возможно,
Всё стерпят, что в них излагается ложно.
Они понимают, что это рисовка.
Хозяину строк намекнут осторожно,
Что он сам себя похвалил очень ловко.
Как будто не он, а бумага – плутовка.
Свет надежды
Тьму ночи мне вдруг осветил…
Про «осветил» я вам соврал.
Таинственный, по-детски мил,
Надежду сердцу он давал.
Он поедал мои глаза,
И я его глазами ел.
Затихли боль души, гроза,
Борьба сердец, измена тел…
Он задрожал, как ты когда-то…
Он ореолом завлекал,
Заколебался виновато.
На миг ослаб его накал.
Он колдовал, он не просил…
В нём жизнь другая трепетала.
Он был кудесник светлых сил —
Снимал сил тёмных покрывало.
Свечи горевшей язычок,
Звезды далёкой ли мерцанье?
Возможно, просто светлячок
Привлёк к себе моё вниманье.
Я благодарен всем огням,