– Привет, что-то готовишь?
– Да, – мне не очень хотелось разговаривать с Ником при Миле. Тем более что в последний раз мы с ней поссорились из-за него.
– Просто мечта. Примерная очаровательная девушка, которая готовит ужин … не мне, – он широко улыбнулся. Я шутку не оценила.
– Вокруг тебя полно очаровательных девушек.
Ник покосился на сестру, сосредоточенную на ногтях.
– Пока я вижу одну, и она не умеет готовить, – печально сообщил Никита.
– Иди ты, Ник, – Мила толкнула брата в плечо, – Иди и сам что-нибудь сделай раз в жизни.
– Вот, скажи, Лик, как с ней жить? Знаешь, почему я до сих пор не женился?
Мила захохотала.
– Кто ж не знает! Упустил ты единственную нормальную девушку.
– Отчасти, да, – не стал отрицать Ник, – Но я смотрю на свою ленивую, зацикленную на себе, неряшливую сестру, и прекрасно понимаю, что они все, все такие.
– Кто это они? Вот в чем вопрос! – подняв вверх палец и состроив загадочную мину, зловеще проговорила Мила. Я не могла смотреть на эту пару чудаков без смеха. Такие простые, беспечные…. Я им завидую. Искренне и по-доброму.
Веселье окончилось внезапно. Я заметила, как изменилось выражение лица Ника, он смотрел мне за спину, Мила и вовсе вышла из объектива камеры.
– Пока, Лик. Муж вернулся, – вымученно улыбнулся Кравченко. Экран погас.
Я закрыла, можно сказать, захлопнула ноутбук и резко обернулась. Сердце екнуло. Взгляд мужа был непроницаем. Он смотрел мне в глаза, но в тоже время я чувствовала, что мыслями Макс где-то далеко. Он устал, теперь я видела напряжение в его фигуре и круги под глазами. Возможно, красочные описания Милы повлияли на меня, и я, наконец, заметила то, что раньше пропускала мимо внимания. Макс провел ладонью по лицу, улыбнулся вымученно и нервно.
– Что на ужин? – бодро спросил он. Тон голоса не вязался с выражением глаз. Стало ясно, что выяснений отношений не будет. Облегчения не последовало, я помнила, что подробное уже случалось. Макс замалчивает обиды, а потом выплескивает разом все, при удобном случае. Но приглядевшись к мужу повнимательнее, я решила отпустить ситуацию. Ему сейчас явно не до разборок со мной. К тому же, что плохого я сделала? Разве преступление поболтать с братом своей подруги?
– Голубцы, – мягко улыбнулась я, и, взяв Макса за руку, провела к столу, – Неужели ты голоден?
– Да. Я из офиса. Даже пообедать толком не успел, – откинувшись на спинку стула и разминая шею, сообщил Макс. Я удивленно взглянула на него, но промолчала.
Он сказал, что только что из офиса, а откуда тогда он возвращался раньше? Сытый?
Ужин прошел вполне сносно, но каждый из нас пребывал на своей волне, и мы никак не могли пересечься. Я чувствовала, как внутри назревает ревность и раздражение, он, похоже, не замечал возникшего между нами напряжения. Я попросила его помочь Миле с постоянным устройством в компании, на что Макс обещал подумать. Он отказался от чая и от десерта.
– Я спать, малыш. Устал безумно. Если останусь, усну за столом, – поцеловав меня в щеку, Макс ушел в спальню.
А я осталась мыть посуду.
Когда закончила и вошла с нашу комнату, Макс Эванс уже спал.
И в этом не было ничего преступного, ничего удивительного или подозрительного.
Не знаю, почему я почувствовала себя такой несчастной.
Проснувшись утром, я поняла, что он уже ушел. Не разбудив меня, не попрощавшись…. Впервые. Мне стало страшно. По-настоящему страшно. Я чувствовала, что над нами сгущаются тучи. Что-то надвигалось, пугало…. Что-то неумолимое, жестокое….
Если он меня разлюбит, я умру.
***
Макс
Я не смог вести свой автомобиль сам и вызвал такси.
Вернулись головные боли.
Следствие перенапряжения и недостатка сна и отдыха. Такси застряло в пробке, но я не испытывал раздражения. Лишние полчаса покоя. Прикрыв глаза, я пытался справиться с пульсирующей болью в висках. Не стоит сильно полагаться на таблетки. Мне не помог аспирин, который я выпил утром. Возможно потому, что мне его дала не Энжи. Ее забота, мягкая улыбка – лучше лекарств. Но сегодня я не захотел будить мою маленькую жену. Было странно не видеть ее утром хлопочущей на кухне. Как быстро привыкаешь к хорошему. А ведь она всегда была рядом. Это я не отдавал себе отчета в том, как сильно нуждаюсь в ней. Вчера она испугалась, когда поняла, что я видел ее собеседника. Испугалась….
А я ничего не сказал, потому что испугался тоже. Еще больше, чем она. Стыдно признаться, но я боюсь, что моя молоденькая жена осознает, как сильно поспешила вступить во взрослую жизнь. Я не оставил ей выбора, но сейчас у нее достаточно времени, чтобы подумать. И ее реакция вчера доказала, что Анжелика близка к прозрению. Это значит, что время моего всевластия подходит к концу. Она сбежит от меня. Дело времени. Самое ужасное, что я ничего не могу сделать. И не уверен, что хочу…. Разве можно остановить неизбежное?
Она такая юная, страстная, живая и энергичная. Ей незачем прозябать в четырех стенах в бесконечном ожидании меня. Энжи хочет жить полной жизнью, я знаю. Поэтому ее так тянет к Миле и ее брату. Они олицетворяют собой все то, в чем она отказала себе. Легкость, молодость и свобода. Открытые горизонты, будущее, о котором можно мечтать и которое не нужно планировать. Это беззаботное завтра…. У меня его не было. Я никогда не чувствовал себя юным и беззаботным, и хотел лишить того же Анжелику.
Как трудно…. Трудно смотреть, как постепенно близкий и родной человек удаляется от тебя. Сколько можно? Я попытаюсь задержать, остановить время. Но теперь мои желания мало, что значат. Каждый раз боль иная. Мама была права: «У каждой потери своя цена. Однажды источник сил иссякнет, и ты поймешь, что никогда не сможешь оплатить и половину цены, тогда останется только смириться и терпеть или спрятаться и притвориться». Как ни странно, но сейчас я понимаю свою мать лучше, чем двенадцать лет назад. Она выбрала второй путь, и не могу сказать, что осуждаю ее. Буду ли я сильнее, если хоть на йоту приближусь к трагедии, которую довелось пережить моей матери?
Я опоздал почти на час, но выгадал время, чтобы прийти в себя, угомонить расшатавшуюся нервную систему. Фрея, черт бы ее побрал, куда-то запропастилась, вместо того, чтобы встречать с кружкой кофе и отчетом. Взглянув на часы, раздраженно выругавшись, я сел за стол, и открыл свой план действий на сегодняшний день. Привычно водя пальцем по экрану планшетного компьютера, я вспомнил об отце. Эдвард пользовался блокнотом и ручкой. По старинке. Он не любил современные гаджеты и новинки техники. Ничего нового. Однажды я стану таким же….
Итак, собрание в девять с юридическим отделом перенесено на два часа дня, маркетинг и продажники – в одиннадцать, инженеры – в полдень, в час совещание с Майклом Ирвингом. Фрея вставила встречу с Майклом сегодня утром, не указав тему. Что еще за таинственность? Признаться, я надеялся, что Ирвинг сообщит об окончании своей командировки в моем подразделении корпорации и свалит восвояси. Меня бесила его надменность и заносчивость, и он отвечал мне взаимностью. Отец любил окружать себя скользкими типами, и не слушал моих советов относительно выбора персонала. Какой смысл присылать мне своего заместителя, если сам отправляешься в отпуск? Разве Ирвинг не нужнее в головном офисе в отсутствии босса, чем здесь? И какого черта мне приходиться таскаться из одного района города в другой, если на Эдварда работает целая куча заместителей? Если я обязан их проверять ежедневно, зачем содержать не внушающий доверия штат? Отец любил загадывать загадки. Только вот пахать не ему приходиться.
Снова взглянув в свое расписание, я выдохнул с облегчением. Есть пара часов, чтобы заняться накопившейся текучкой. И помощь Фреи мне бы не помешала. Как и кофе.
Она явилась буквально через пару минут, словно почувствовав, что я готов набрать ее сотовый. Сотрудницы компании знали, что если я звоню на личный номер, то жди беды. По делу я пользуюсь исключительно корпоративными номерами.
– Явилась. Кофе принеси, – окинув ее неодобрительным взглядом, бросил я, едва она вошла.
– И тебе доброе утро, Макс, – приветливо улыбнулась Фрея, – Ты опоздал.
– Начальство не опаздывает, – смерив ее ледяным взглядом, напомнил секретарше прописную истину. Интересно, для кого она так одевается? Невооруженным взглядом видно, что под белой блузкой нет бюстгальтера, а юбка так обтягивает задницу, что видны швы от чулок. Фрея Филипс вызывала в мужчинах и во мне, в частности, массу эмоций. И ей не польстили бы мои мысли. Этакая смесь отвращения и похоти. Нечто низкое, но ничего другого она не была достойна. Мне жаль ее избранника. Если таковой когда-нибудь появится.
– Да, знаю-знаю. Задерживается. Тебе двойной? – Фрея снова открыла дверь, собираясь идти за кофе. Она выглядела очень довольной собой и пребывала в замечательном настроении. Хоть кто-то умеет получать удовольствие от этой гребаной жизни.
– Да, и покрепче, – кивнул я, значительно подобрев, – И пару булочек, если не затруднит.
– Да, сэр, – Фрея отсалютовала мне и вышла.
Кофе она варила лучше, чем предыдущая личная помощница. И надо отдать ей должное, куда лучше справлялась с обязанностями, а главное – меня не боялась и не перегибала палку. Золотая середина.
Просмотрев все интересующие меня отчеты, я отправился на первое собрание, которое плавно перешло во второе. Я был необычайно доброжелателен, вежлив, почти любезен. Честно говоря, сегодня я работал без души. По инерции. От моего внимания не ушло ни одного недочета или ошибки коллег, но я не стал устраивать преставления и просто выписал штрафы, вдвое больше, чем обычно…. Я думаю, что никто не расстроился. Многие подчиненные бояться меня, другие считают бесчувственным монстром, третьи – уважают, четвертые мечтают заполучить меня в свою постель. Сила, власть и богатство – возбуждают. А ледяное неодобрение, подкрепленное подробными пояснениями, высказанное сдержанными словами, после которых чувствуешь себя последней букашкой под плинтусом, вызывает панический ужас и страх. Я никогда не кричу, не поднимаю голос. Мое оружие – холодная констатация фактов, тонко граничащая с унижением личности. Я вижу людей насквозь, нахожу их слабости и бью… прямо в цель. Но им приходиться меня терпеть и уважать. Наверно, я тиран. Но мне нравится руководить сложным процессом работы, дергать за ниточки, как кукловод, придумывать новшества, расширять сферу деятельности. Я знаю все нюансы и мелочи. Я – душа корпорации. Всевидящее око, можно сказать.