Небо темнеет внезапно, а под действием алкоголя, я теряю чувство времени. Макс говорит, что мне пора укладывать Софию спать. Боже, на кого я похожа? В голове странно шумит, когда я встаю. Маленькая предательница не спешит ко мне, продолжая виснуть на Эвансе. Конечно, ему приходится провожать нас.
– Спасибо, – бормочу я себе под нос, когда Макс передает мне полусонного ребенка. Я поднимаюсь в спальню, надеясь всем сердцем, что у Макса хватит ума уйти, не дожидаясь, пока я спущусь и закрою за ним дверь. Я по-прежнему чувствую себя странно. Тело ломит и дело вовсе не в алкоголе. Я словно в тумане, как небезызвестный ежик…
– Ты здесь, – не самым радостным тоном констатировала я, вернувшись в гостиную. Эванс стоял у окна. Неподвижно, наблюдая, как одна за другой загораются звезды. Он не был сейчас похож на человека, словно призрак из прошлого, явился ко мне, чтобы забрать мою душу в ад. Но я не боюсь ада и призраков. В моей жизни были вещи и пострашнее. Когда Макс оборачивается и смотрит на меня, наваждение не проходит, а только усиливается. Есть все-таки в нем что-то сверхъестественное. Мне кажется, что он не оставил бы меня в покое, даже если бы умер…. И когда-то я желала ему смерти. Страшной и мучительной.
– Ты плохо выглядишь, – пристально вглядываясь в мое лицо, с тревогой замечает он. Я горько улыбаюсь, опускаясь на диван. Мне хочется закрыть глаза. И я закрываю. Темнота успокаивает….
– Спасибо, это так мило. А ты – хорошо. Чертовски хорошо. Как же меня это бесит, – бессвязно бормочу я, – Значит, серфинг. Классно, Эванс. А как насчет прыжков с парашютом?
– Двенадцать, – отвечает он. Я слышу шаги. Рядом. Садится в кресло напротив.
– Что? – не понимаю я.
– Двенадцать прыжков.
– Байдарки и горные реки? Скалолазание?
– Да. И много всего другого.
– Что случилось с Мистером—Я—Очень—Занятой—Босс?
– Научился ценить свое время, – просто ответил Он. Я открыла глаза, чтобы это видеть…. Умиротворенным и уверенным, спокойным – таким было его лицо. Никогда раньше я не видела Макса таким. Я снова почувствовала боль, словно она никуда и не уходила.
– Когда-то я думал, что все еще успею. Что меня ждет долгая жизнь, – продолжил Эванс, не замечая моих душевных терзаний, – На самом деле я никогда до конца не верил в то, что болен, по-настоящему…, – он тяжело выдохнул, нервно стукнув по подлокотнику кресла костяшками пальцев. Его взгляд блуждал по рисунку ковра под ногами.
– Я был уверен, что справлюсь. Ричард ставил свои чертовые опыты, и убеждал, что умственная нагрузка моего интеллекта новыми знаниями, вкупе с физическими нагрузками, мне помогут. Не знаю, был ли он не прав. Путешествия и активный отдых тоже питают и ум, и тело. Сейчас я чувствую себя лучше, чем когда-либо.
– А как же бизнес? – холодно спрашиваю я. Он словно не замечает, что я готова плеваться ядом.
– Есть люди, которым я доверяю. Мне хватает двух недель в месяц, чтобы держать под контролем все офисы компании. Я же гений, несмотря на то, что псих, – он горько улыбается, поднимая на меня синеглазый взгляд, – Ты никогда не перестанешь злиться на меня? – спросил Макс. Все-таки заметил. Конечно, он же чтец душ, гений и псих.
– Слово «злиться» не подходит под тот коктейль чувств, которые я испытываю к тебе. Злиться можно на собаку, которая нагадила на любимый ковер, – отвечаю предельно честно, даже привожу примеры. Его лицо мрачнеет, взгляд держит меня в плену и напряжении. Чертов змей.
– Когда ты пришла в мой офис за документами на развод, меня там уже не было, – произнес он, толкая меня в пропасть страшных воспоминаний. Я обхватываю себя руками, сигнализирую «не надо». Но Макс глух, – Я хотел все исправить, но не справился. Три года моей жизни прошли, как один безумный сон. Я собирался поехать, чтобы объяснить, признаться во всем. Черт, я рвался, как мог, но Ричард не отпускал, он говорил, что это опасно, что я еще опасен. Мне потребовалась длительная реабилитация, прежде, чем я стал таким, как сейчас. Но когда стало лучше, ты уже вышла замуж, и я не видел смысла в своих запоздалых откровениях и признаниях. Я бы только испугал тебя…, – в его улыбке вся горечь мира.
А в моей душе чернильной кислотой разливается боль и ярость. Кровь вскипает в венах адским пламенем. Мои колючки разрывают кожу, самоконтроль летит к чертовой бабушке…. Мне хочется схватить его за горло и душить, запихать его никчемные, пустые, запоздавшие на тысячу лет слова обратно в глотку, чтобы он подавился ими на моих глазах. Я открываю рот, чтобы сказать все это вслух, но только хватаю воздух ртом, как глупая рыба, выбросившаяся на берег по своей воле. И это мое горло сжимает невидимая рука, не давая дышать.
– Энжи, что с тобой? – Макс испуганно смотрит на меня и мгновенно оказывается рядом, – Дыши, черт. Дыши. Успокойся, – он гладит мою спину, и его руки задевают мои шипы, но он не чувствует. Они в моей голове. Это паническая атака. Сильнейший из приступов, которые у меня были….
– Воды принеси, – прохрипела я, судорожно хватая воздух. Голова кружилась, в глазах расползался туман. Сердце грохотало в груди, в висках, я глохла от этого барабанного боя.
Холодное стекло прижалось к моим губам, но я не стала пить, я вылила воду себе в лицо, на волосы. Да, вот так…. Вода стекает с моих ресниц и носа, унося страхи, остужая боль.
– Извини… – бормочу я, – У меня бывает такое.
Макс в ступоре. Он стоит передо мной, руки в карманах, на лице потрясение.
– Раньше не было, – сухо говорит от, сжимая челюсти.
– Не всем помогают прыжки с парашютом, – я пытаюсь шутить, пряча горечь за натянутой улыбкой. – Какого черта тебя потянуло на откровения? Я и сейчас замужем, нафига мне нужна эта херня? – я начинаю кричать, вскакивая на ноги. Вторая волна…. Потом придут слезы и чувство апатии, – Тебе отлично живется? Я рада. Не лезь ко мне со своими сожалениями. Все, что мог, ты уже сделал. Убирайся отсюда, я не могу тебя видеть. Вон там дверь.
Яростно бросаю ему прямо в лицо. Мы стоим нос к носу, и я толкаю его в грудь в сторону выхода.
– Не нужна мне твоя помощь, пусть лучше нас всех убьют! – воплю я.
– Ты бредишь. У тебя температура, – он уклоняется от моих нападок, мягко улыбаясь, играя несвойственную ему роль заботливого дядюшки, – Я вызову врача.
– Убирайся, – замахиваясь, я из-за всех сил бью кулаком ему в лицо и попадаю. Костяшки моих пальцев хрустят, и я вою от боли, приседая на пол.
– Дай посмотрю, – спокойно просит Макс, опускаясь рядом. Я рычу, как раненое животное, и он с силой выхватывает мое запястье, проверяя повреждения, – Черт, ты идиотка. Причем сильная. Знаешь? – он начинает смеяться, и я, оцепенев от изумления, смотрю на его лицо. Верхняя губа Макса чуть-чуть опухла, а из носа капает кровь. Боже, это я?
– Пошевели пальцами, – просит он, и я инстинктивно выполняю требование. Больно, не критично. Костяшки сбиты в кровь, но не повылетали из суставов. Макс перестает смеяться. Оба мы замолкаем и тяжело дышим. Смотрим друг на друга. Взгляд его темнеет, и, вырывая запястье, я пытаюсь отползти назад. Поздно. Он хватает меня за плечи, с неимоверной силой прижимая к себе. Его рот расплющивается о мой так, что зубы стукаются с резким скрежетом. Но моих губах, во рту, на языке его кровь, я чувствую ее металлический привкус. Поцелуй полон ярости и боли, словно крик отчаянья. И когда мои пальцы зарываются в его волосы, а его губы становятся мягче, приходит третья волна…, и я начинаю плакать. И тогда он отпускает меня. Поднимается на ноги, ладонью вытирая кровь со своего лица, шатаясь, как пьяный, идет к двери. На пороге поворачивается. Вид у него совершенно безумный.
– Я люблю тебя, Энжи, – хрипло говорит он, вызывая табун мурашек по всему телу и новый поток рыданий, – У меня не было шести лет, чтобы забыть. Ничего не изменилось. Для меня. Поэтому я здесь. И я буду здесь, пока ты в опасности. И ни черта ты с этим не сможешь сделать. Поняла?
А потом он ушел.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде, чем закончилась моя истерика. Макс прислал Дейзи, чтобы она присмотрела за мной. И не зря. У меня поднялась высоченная температура. От озноба даже клацали зубы, так сильно меня трясло. Время от времени я отключалась. Потом Дейзи будила меня, вливая в рот какие-то лекарства. Я тряслась от холода и снова горела. Горло опухло, грудь болела. Черт, без Дейзи бы мне было совсем худо. Она несколько раз порывалась вызвать скорую, но я каждый раз каким-то чудом приходила в себя и уговаривала ее не делать этого. Под утро мне стало чуть легче, и я отпустила Дейзи, точно зная, что ей нужно на работу. Конечно, ей пришлось уйти, но она обещала вернуться.
Я проснулась от звука открываемой в мою спальню двери. Незнакомый мне мужчина в белом халате поверх элегантного костюма медленно приближался ко мне со своим чемоданчиком. Я видела только его глаза, ниже располагалась марлевая повязка.
– Вы врач? – догадалась я.
Мужчина кивнул. Взяв стул, он поставил его рядом с моей кроватью.
– Моя дочь… Она, наверно, проснулась, – всполошилась я, успев бросить взгляд на часы.
– Не волнуйтесь, миссис Стар, ваша дочь в гостиной с вашим другом. Они отлично ладят. Давайте, выясним, что за беда случилась с вами.
И начался стандартный осмотр и стандартные вопросы. На все про все ушло минут двадцать, вместе с выпиской рецепта. Доктор был вежлив, тактичен и очень серьезен. Как, в принципе, и положено.
Я слышала, как хлопнула входная дверь, а буквально через две минуты моя дверь снова распахнулась. Боже, я была липкая от холодного пота, грязная и измученная, неумытая и просто не готовая к таким вот встречам по утрам в интимной обстановке моей спальни.
Соня, не обращая никакого внимания на дефекты моей внешности, бросилась на кровать, обнимая меня своими ручками. Она выглядела очень хорошо. Ее даже причесали.
– Как ты? – тихо спросил Макс. Конечно, он тоже явился. «Я буду здесь». Мне хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым.