Да, черт его знает?
Иначе не могу. У меня все просто. Я мало анализирую. Просто живу, так как хочу. Поступаю так, как считаю нужным. С тех пор, как я перестал быть мужским прототипом Спящей Царевны, изменилось слишком многое. И это не пустые слова. Это действие. Я вдыхаю мир заново, впитываю, как губка все его отрицательные и положительные стороны. Словно фильтр.
Я чувствую свободу и боль. Такие новые чувства. Ричард лгал мне долгие годы. Им двигала зависть и тщеславие. Он хотел быть гением, но гением всегда был я. На шаг впереди его. Он глушил меня своими транквилизаторами. Чертов спаситель.
Теперь я знаю. Я знаю больше, чем кто-либо в этом мире.
И когда я возвращаюсь туда, где должен быть, проходят сутки, даже больше. Глубокая ночь. Я еду на ее машине из аэропорта. Целых два часа. Чувство усталости мне не свойственно, я привык жить на грани своих возможностей. И когда я вижу высокий забор, за которым прячется скромный домик Энжи, происходит мощный выброс адреналина в кровь, по силе затмевающий прыжок с парашютом.
С досадой оглядываю салон автомобиля, вспомнив, что ничего ей и ее дочери не везу. На подарки просто не было времени. Я потный, грязный, покрытый пылью семи дорог. На мне мятый костюм, потому что я спал прямо в нем во время перелета. Бросаю беглый взгляд в сторону дома доброй хохотушки Дейзи, любезно приютившей меня. Потом на часы. Половина двенадцатого. Слишком поздно, а я не взял ключи.
Снова набираю номер Энжи. Отключен. Свет в окнах горит, это видно в щель между столбиком и воротами. Звоню в видеофон, и смотрю прямо в шипящую камеру, которая направляет на меня свой жуткий глаз. Это означает, что Энжи там, по ту сторону. Смотрит на меня. Она молчит, микрофон озвучивает ее тяжелое дыхание. Конечно, я могу позвонить тому, кто устанавливал все эти замки и защитные механизмы. И на самом деле от дома Энжи у меня есть и ключи, и пароли. Возможно, она даже догадывается об этом. Я не хочу ее пугать, но мне нужно держать все под контролем.
– Привет, я на минутку, – произношу бодро, не смотря на потрепанный вид, – Открой, пожалуйста, я поздороваться и забрать ноутбук, и документы в папке где-то должны быть. Пришлось срочно уехать, я все забыл. Прости, что так поздно.
– Заходи, – тусклый безжизненный голос, а следом механический треск. Ворота поднимаются.
Я заезжаю на стоянку перед крыльцом, поднимаюсь по ступенькам, стучу в дверь, но она открывается сама. В гостиной темно, свет горит только над стойкой бара, но и его достаточно, чтобы заметить Анжелику. Она сидит в кресле, поджав под себя колени в каком-то бесформенном платье, лохматая. Пахнет валерьянкой и чем-то очень больничным. Ей больно. Как всегда… ее эмоции захлестывают меня. Я становлюсь эмпатом рядом с ней. Все ее счастье, боль, любовь и страсть, все ее ошибки, и подвиги, ее глупости и преступления. Я зеркало, которое отражает. Как портрет Дориана Грея…. Или сердце Кощея Бессмертного.
Мой компьютер лежит на журнальном столике. Прямо перед ней. Там же пиджак и документы в черной папке. Она молчит и смотрит перед собой. Ей не нужно говорить, чтобы я понял.
– Ты залезла в ноутбук? – осторожно спрашиваю я, прислоняясь к каменной столешнице бара.
– Ты был в Москве? – задает она вопрос, который заставляет меня изумленно выгнуть брови. И тогда Энжи смотрит на меня. Нереальные серебристые глаза, которые всегда вызвали во мне массу противоречивых ощущений, сейчас горят холодным огнем, направленным исключительно на меня.
– Да, – я не нахожу другого выхода, кроме, как сказать правду.
– Ты его видел? – она смотрит, не моргая. Взгляд неподвижный, тяжелый. Я боялся именно этого. Нельзя дать ей закрыться, спрятаться в свою скорлупу….
– Да, – снова киваю. Пытаюсь улыбнуться мягко, ободряюще, как доброму другу. Она хмурится, качая головой. Ей нужна правда и искренность. Что ж….
– И что ты ему сказал? – она теребит что-то в руках. Приглядевшись, я вижу, что это обручальное кольцо, – Поздравил с главной ролью в порнушке?
– Энжи, все не так… – я делаю шаг вперед, но она вскакивает, жестом останавливая меня.
– А как? Почему ты снова солгал мне? Почему не сказал, кто он. Ты же знал. Ты не мог не знать! – она не кричала. Наоборот. Голос звучал глухо, безжизненно.
– Ты выбрала его, Энжи, – мягко напомнил я. Хотелось обнять ее, но я не смел. Испугается. Или снова запаникует, начнет задыхаться, – И то, Старостов скрыл свои наклонности, не так ужасно, как тебе кажется. Его чувства к тебе искренни, и они отделимы от того, что иногда овладевает им.
– Ты спец в подобных вечеринках? Может, тоже участвуешь? Не думай, что сможешь меня одурачить.
– Зачем ты полезла в мой ноутбук, Энжи. Что ты там искала? Ты же знала. Он тебе признался, и ты простила его. Зачем сейчас нужна эта запоздалая истерика? – спрашиваю я, опускаясь на диван. Откидываясь назад, ощущая боль и напряжение в спине, ноги ломит от длительного неподвижного состояния сначала в самолете, потом в машине. Полумрак что-то переключает во мне. Я чувствую жуткую усталость. Нужно продержаться еще немного.
– Знать и видеть своими глазами – разные вещи. Неужели ты не находишь это омерзительным?
– Большой процент населения занимается тем же самым, Энжи, и считает свои наклонности нормой жизни. Не будь ханжой. Ты же уже не маленькая девочка. Все эти проблемы решаются. Костя готов меняться. Я не сильно доверяю ему, но это уже ваши дела. Мне жаль, что ты увидела эту запись. Я бы никогда не сказал тебе о ее существовании. И это не обман с моей стороны, а желание уберечь тебя от ненужных переживаний. Когда-то давно я предупреждал тебя и об Игоре, и о Константине Старостовых. Ты сделала по-своему, и я не имею права комментировать твой выбор. В конце концов, у вас дочь, и так просто взять и разбежаться не получится.
– А просто никогда не получается, – она пронзила меня острым взглядом, который коснулся моего сердца. Сейчас она говорила о нас. Я ставлю заслоны. Не готов. Тормози, девочка. Это следующая ступень.
– И если ты злишься из-за Юлии, то не нужно. Запись сделана до вашей свадьбы.
Анжелика прищуривает глаза, приближаясь ко мне. Медленно, как кошка. И пахнет так же, валерьянкой и безумием. А помню ее маленькой девочкой. Котенком. Совсем без когтей и взъерошенной шерсти на загривке. Она терлась о мою ногу и просила хоть немного любви. Тогда я еще не знал, что из котенка вырастет тигрица, которая вырвет мое сердце. Я думал, что держу в руках поводок, но ее тонкие руки умело овладели хлыстом. Она ударит, не задумываясь, я знаю. Моя Галатея….
– Возможно, ты не сверял даты. Какое дело сверхчеловеку до нас, простых смертных. Но вечеринка на записи сделана за день до свадьбы. Костя провел таким образом свой мальчишник. А утром пришел в ЗАГС, к своей беременной на восьмом месяце невесте, чтобы принести клятвы верности. Он сказал, что Юлия живет сейчас с ним? Какого черта ты, вообще, его защищаешь? – она встает прямо передо мной. Бесформенный балахон и спутанные волосы делают ее похожей на приведение, которое явилось, чтобы свести со мной счеты.
– Я не знал про мальчишник, – произношу твердо. Ложь.
– Я не знал, что Джулия живет в вашей квартире, – еще одна ложь.
– Мне очень жаль, Энжи, – а это правда.
– К черту. Это странно, не находишь? Когда-то я получила запись интимной связи между тобой и твоей секретаршей. И вот снова. Что вы за люди? Если занимаетесь мерзостью, то зачем это снимать? Скажи мне?
– Никто специально ничего не планирует. Таков современный мир технологий. Камеры повсюду. Мы привыкли к ним, и не воспринимаем их, как источник опасности. Однако находятся люди, которые достаточно хитры, чтобы использовать прогресс себе на руку.
– Как все просто для тебя, – выдыхает она, отворачиваясь, отступает обратно в тень, – Что мне делать? – ее голос дрожит, – Я не смогу. После того, что видела. Нет, невозможно, – прячет лицо в ладонях, – Почему вы делаете это со мной? Ты такой же. Не лучше, не хуже. Говорите, что любите, а потом бьете, когда меньше всего ожидаешь. Зачем мне эта грязь? Скажи, зачем?
Энжи садится на пол возле кресла, обнимая руками колени, и утыкается в них подбородком.
– Кто-то сказал, что правда сделает нас свободными… – тихо произношу я, и она чуть поднимает голову, – Так вот – это чушь. Ты говоришь, что я защищаю его. Нет. Мне плевать на него. Он ублюдок и моральный урод, который решил посидеть на двух стульях, сыграть две роли, ни в чем себе не отказывая. Он ничтожество, не способное нести ответственность за свои поступки и защитить жену и дочь. Никчемный бизнесмен, который ради бизнеса подставил приемного отца. Каким бы гадом тот не был, но он дал Косте образование и путевку в жизнь. Он мог обойти его в честной борьбе. Сейчас Костя получил свой бумеранг. С ним сыграли в его же игру. И он оказался не готовым. Профан и неудачник. Жалкий извращенец, черпающий силу в издевательствах над беззащитной женщиной, время от времени не брезгающий мужской задницей. Вот она твоя правда. Ты это хотела услышать?
– Жестко, – раздается нервный смешок, – По-крайней мере, теперь я понимаю, что разговариваю с настоящим Максимилианом Эвансом. А теперь так же о себе любимом. Или слабо?
– Что конкретно ты хочешь знать? – спрашиваю я.
– Почему ты молчал о своей болезни? – ее вопрос звучит тихо, почти робко.
– Ты как думаешь?
Она смотрит на меня, но я не вижу выражение ее глаз из-за сумрака, в который погружена гостиная.
– Не знаю? Может, считал себя здоровым?
Я покачал головой, устало зарываясь пальцами в волосы.
– Нет. Хотя отчасти да. Сначала. Меня начали лечить еще в детстве. После гибели Эми я первый раз загремел в психушку. Понаблюдали и отпустили. Потом были еще эпизоды. Ничего катастрофического. Отец считал, что на меня повлияла гибель Эмили и последующее расставание с матерью. Я был не опасен для общества, и поэтому не спешил сообщать каждому про свои сломанные гены и небольшие проблемы с психикой. Конечно, Ричард не забывал ставить страшные прогнозы о том, что однажды моя «крыша» помашет мне белым платочком и растворится за пределами реального мира, но в глубине души я в это до конца не верил. Когда мы с тобой решили пожениться, меня отговаривали все. И отец, и врачи. Они видели в тебе угрозу для моего психического состояния…, – я нервно усмехнулся. Так же, как минуты три назад Энжи, – Они считали, что я слишком одержим…. А я считал, что контролирую ситуацию. Но на самом деле все было не так, неправильно и глупо. Я верил в цифры и планы, меня убедили, что живу инстинктами, и в это легко было поверить. Так удобно. Ничего не чувствовать. Не страдать. Не испытывать боль и любовь. И то, и другое разрушает. А я привык быть целостным, непробиваемым, гением, который способен работать двадцать часов в сутки, удерживая в памяти все эти цифры, графики, планы продаж…. Я не сразу понял, когда в машине по имени Макс Эванс произошел сбой. Началось все с работы. Я стал ошибаться в расчетах, сбиваться, забывать элементарные вещи. Я начал обедать, потом уходить раньше с работы. Редко, но все-таки…. Я думал о тебе, и все вокруг переставало существовать. Но я считал это проблемой, которую нужно решить. И решал. Уезжал в командировки, задерживался в офисе, совершенно не подозревая, что таким образом могу оттолкнуть тебя. Что в итоге и произошло.