— Почему не жена? — спросил Савелий.
— Так ей показалось. Женщина, одним словом, сплошные эмоции и нервы. Савелий, почему она так решила? Ну-ка! Ты у нас спец по бабам. Тут я пас.
— Ну… Допустим, разные они… Я как-то доверяю женской интуиции, — сказал Савелий.
— Почти угадал. Он солидный, денежный, воспитанный, а она простоватая. Одевалась ярко, много золота, сильно красилась. Громко смеялась и носила жуткие каблуки. А духи́ вообще! Он называл ее Лерой, а она его Герой.
— Гера? Это Георгий?
— А также Игорь, Гогия, Григорий или Герман. А может, вообще от фамилии. Какой-нибудь Горелый.
— То есть эти двое убийца и жертва? — уточнил Митрич. — А что говорят на ее работе? Федя сказал, она пела в «Прадо»?
— Да, она пела в «Прадо». Два года назад уехала по контракту в Германию, был прощальный вечер, все ей завидовали, — сказал Федор. — С тех пор ни слуху ни духу.
— Уехала?
— Предположительно, Митрич. Я попытался увидеться с ее подругой, но она умерла. Некая Окуневская.
— Как умерла?! — не поверил Савелий. — Она тоже?
— Окуневская угорела от газа. Она была пьющая. Когда сосед по квартире поднял тревогу, было уже поздно. По версии следствия, она включила газ, а чайник поставить забыла. Это случилось через месяц после отъезда Ларисы. Предположительного отъезда.
— И что это значит? — спросил Митрич.
— Трудно сказать. Посмотрим.
— Но это же совершенно ясно! — заволновался Савелий. — Он убил ее тоже! Она догадалась, и он ее убил. Помню, в одном криминальном романе…
— Вот этого не надо, — твердо сказал капитан. — Бабских книг не надо, мне по жизни хватает сурового реализма будней. Философии насчет красных тачек тоже больше не надо. Лично я предлагаю повторить. Классное пивко! Митрич!
Митрич встрепенулся и убежал. Вернулся с полной тележкой.
— Что говорят в городе? — спросил Федор. — Ты, Митрич, всегда в курсе.
— Это мамочка в курсе, — сказал Митрич. — Вы, ребята, не представляете, они же все про всех знают.
— Кто? — не понял Савелий.
— Мамочкины подружки. Раньше газет, это что-то невероятное! Позавчера убили женщину на проспекте Мира, в доме под аркой. Зверское убийство и ограбление. Город в шоке, сначала Черное озеро, теперь новое убийство, хоть из дома не выходи.
— Ее убили на улице? — спросил Савелий.
— Дома! И ограбили. Вынесли всю квартиру. Коля, наверное, знает…
Капитан Астахов нахмурился и сказал:
— Знаю. Самоубийство. Квартира не тронута, золото и деньги на месте.
— Как самоубийство? Мамочка сказала, убийство!
— Передашь мамочке, что ошибочка вышла. Самоубийство — женщина вскрыла вены на руках. Опасной бритвой. Вдова крупного начальника из мэрии, пятьдесят три года, обеспеченная, полгорода знакомых, никто ничего не понимает. Соседи отзываются положительно, правда, говорят, в последнее время вроде у нее что-то случилось с головой, стала заговариваться и путать имена. Одиночество некоторым противопоказано. На учете не состояла. Была собака, но ее украли или убежала сама. Родных нет, детей нет, вот и результат. Молодец, Савелий, у тебя двое. Если что, можешь рассчитывать на стакан воды.
— Она что, сошла с ума? — спросил Савелий.
— Как ее обнаружили? — спросил Федор.
— Был анонимный звонок, отследить не удалось. Может, и сошла.
— Значит, кто-то был с ней в квартире!
— Необязательно с ней, возможно, появился после…
— Ты сказал, одинокая. Откуда у этого появившегося ключ?
— Запасной ключ обычно у соседей, у мамочки ключи от половины дома, она редко выходит, всегда на месте, — заметил Митрич. — А кто открыл полиции? Выломали дверь?
— Соседей с ключом нашли, там чисто, ключи на месте. А дверь была не заперта.
— Самоубийцы всегда оставляют дверь открытой, я читал! — заволновался Савелий. — А записка?
— Записки не было.
— Когда поступил звонок? — спросил Федор. — Мужчина, женщина?
— Через час примерно после смерти, в четыре пятьдесят утра. Женщина.
— В четыре утра? Значит, она была в квартире во время самоубийства!
— Давай, Савелий, подробнее про свою гениальную догадку, расскажи, что пишут в книжках. — В голосе капитана прозвучала досада.
— Савелий прав, вряд ли кто-то нанес ей визит в четыре утра.
— Ему понятно, — буркнул капитан. — Если и был… была, то испарилась. Дверь была открыта, самоубийца сидела на диване в белом халате, вся в крови, на полу лужа крови. В квартире больше никого и никаких следов присутствия посторонних.
— А отпечатки? — спросил Митрич.
— Отпечатки есть, — хмыкнул капитан. — На орудии — самоубийцы. Есть другие, много. И что?
Ему никто не ответил.
Потом Федор спросил:
— Кто наследник?
— Пока неизвестно.
— Я бы поговорил с ее врачом. Что показало вскрытие?
— Точно. С врачом, с соседями, а еще с подругами, массажистками, дворником и парикмахершей, нам же больше не хрен делать! Тебе известна статистика самоубийств по городу? То-то. Результатов вскрытия пока нет. Еще вопросы?
Никто ему не ответил.
— Сейчас я вам свеженького, ребята, — засуетился Митрич. — Жизнь ведь все равно продолжается, правда?
Глава 9. Что же делать?
Я перестала бегать в парке у реки… Сами понимаете. Теперь мы с Аделиной в шесть утра бегаем в собачьем скверике напротив дома, хотя никакого сравнения. Зато новые знакомства, Аделина довольна. Я отделываюсь краткими «здрасте», «да», «нет», «спасибо». И никаких вам улыбочек. Наверное, они думают, что я высокомерная стерва. А я не такая, просто они мешают мне думать. И вообще неинтересны. Хотя думается мне не о том. Слоганы приходят в голову дурацкие, никаких оригинальных идей, просто беда. И картинка окровавленной Елизаветы перед глазами днем и ночью. Я вздрагиваю от любого звука, даже внимательный взгляд Аделины тревожит, и я спрашиваю: «Что?» Она вздыхает в ответ. Я все время ожидаю, что за мной придут и спросят.
Я уже знаю, что это было не убийство. Прочитала на городском сайте в криминальных хрониках. К своему стыду, почувствовала облегчение — она ушла из жизни по своей воле, убийства не было, преступника искать не будут. Но ненадолго. Меня тревожит и мучает мысль о том, что она звонила мне перед тем, как… Зачем? Что хотела сказать? О чем попросить? Меня, совершенно чужого человека…
Я снова и снова перебираю события той ночи и не могу ответить себе на вопрос, была ли права. Нет, конечно, я не должна была лететь к незнакомому человеку, отпирать дверь чужими ключами… Тут мне становится стыдно, и я вспоминаю Елизавету, ее потерянный вид, странные слова. А то, что она сунула мне номер телефона и ключи, кажется мне криком о помощи. Она просила о помощи, а я… Что я? Я ее бросила! Господи, какая ерунда! Что я должна была сделать? Пойти по соседям с расспросами? Вызвать «Скорую»? Искать родственников? Не знаю. Иногда просто не знаешь, как помочь и как спасти. Да и в голову не приходит, что человек на грани! Бедная Елизавета…
Как я уже сказала, в тот парк мы больше не ходим. И вообще почти перестали выходить из дома. После пробежки в скверике заскакиваем в магазинчик по соседству, покупаем продукты, и домой. Мне не работается. И не спится по ночам. Иди быстрее, время, и лечи. Не моя это загадка, кому надо, разберутся. Сознательный гражданин на моем месте пошел бы и рассказал.
Мне стыдно, но я действительно не знаю, что делать. Повторяю себе, что нужно работать. Вкалывать. Выдумывать дурацкие слоганы, бить по мозгам, внушать и убеждать. Раньше охота за словом мне нравилась, сейчас — никак. Но это пройдет, говорю я себе. Время, время и еще раз время. И одна мысль колотит в виски: бедная Елизавета. Я ничего о ней не знала… Она зачем-то сунула мне ключи… Зачем? Не знаю. Чего она боялась? Не знаю. Что с ней случилось? Не знаю. Она показала мне свои ладони, сказала, что на них краска, которая не смывается… Меня передергивает. Леди Макбет. Я вспоминаю ее окровавленные руки, кровь на белом халате… Я думала, ее ударили ножом, я пытаюсь вспомнить, был ли нож. Мне уже кажется, что в квартире кто-то был, я слышала какой-то шорох… Не помню! Ничего не помню. Я вылетела оттуда сломя голову — это все, что осталось в памяти. А потом сидела в каком-то сквере, приходила в себя, а вокруг был пустой незнакомый город.
Я «брожу» в Сети в поисках жемчужного зерна, удачного словца, плодотворной идеи, чего-нибудь пикантного с добавлением легкой сумасшедшинки, а на задворках сознания постоянно присутствует окровавленная Елизавета. Однажды я натыкаюсь на сайт ясновидящей по имени Ванесса. Стоп! Ванесса, Ванесса… Что-то такое уже было! Редкое имя. Причем недавно. Совершенно недавно. Елизавета! Она говорила про Ванессу… Что она сказала? Я закрываю глаза.
Елизавета говорила… О чем? О крыльях и чувстве полета… О том, что любит читать по ночам, кажется, детективы. Нет, она сказала как-то иначе… Криминальные романы! Да. А потом вдруг сказала, что никогда никого не обидела… Вот оно! Она упомянула некую Ванессу, экстрасенса, которая сказала, что у нее внутри падший ангел. Да! Что он убегал и спрятался у нее в сердце, и эта Ванесса все про нее знает. И еще что-то про страх… Страх! Я никого не обидела, сказала Елизавета… Странная фраза. Разве ее в чем-то обвиняли? Кто? Ванесса?
Ванесса… Ясновидящая, потомственная гадалка и коммерческая ведьма. Сайт впечатляет, зачетный коллега-копирайтер, зачетная реклама, гламурная фотка. Не иначе как фотошоп, знаем! Даже краски сдержанные, серо-синие, спокойные, и никакой дьявольщины. Я впилась взглядом в изображение чародейки. Поразительно хороша собой, необыкновенно юна, серьезный взгляд, сжатые губы, вьющиеся кудри из-под черного капюшона. Красные камни в ушах и на шее, похоже, кораллы — единственный яркий акцент. Потомственная! С бабушек-прабабушек. Вечно юная. Видит тебя насквозь, все про тебя знает, способна рассмотреть падшего ангела в сердце. Обещает помочь. Сначала напугать, потом помочь. Перестань, говорю я себе. Никто не тянет силком. Она никого не тянет силком. Приходят те, кто уже напуган, с падшим ангелом в сердце. Она обещает изгнать. Не сразу, а за десять сеансов и хорошую плату. Когда припечет, хватаешься за соломинку. Есть спрос, будет предложение. Ты же спец по рекламе, ты же знаешь, что на любой товар есть покупатель. Есть ключевые фразы, слова, картинки, даже краски, которые подтолкнут клиента.