ооп… особо опасным преступником и теперь прикрывает синяк под глазом. Девочки все поголовно влюблены. Да что там девочки! Все влюблены! Его афоризмы повторяют, а лекции цитируют к месту и не к месту. Молод, гибок, понимающ и видит оппонента насквозь — философ! Несмотря на легкую седину на висках… А что, даже красиво, придает этакий академический шарм и подчеркивает сверкание глаз. А студент Леня Лаптев, тот вообще пишет анналы и житие философа Федора Алексеева и размещает написанное в сетях, приумножая славу любимого препода. Присочиняет изрядно, необходимо заметить.
Последний год Федор провел в Германии с лекциями. Митрич очень боялся, что он там останется навсегда, но Савелий и капитан убеждали его, что Алексеев вернется.
— Чтобы Федя остался в какой-то Германии? — волновался Савелий. — Ни за что! Даже если… мало ли… тут тоже много интересных людей!
— Вернется он, Митрич, даже не думай! — заверял капитан Астахов. — Здесь родные стены, дружбаны, Магистерское озеро, наконец. Ты, Митрич, и «Тутси»! Куда ж ему без этих радостей? И аспиранток навалом, прав Савелий. Да он живая легенда, студенты на руках таскают! Не-е, вернется! Хочешь, на спор?
— Ну что вы, какой спор, — пугался Митрич. — Конечно, вернется, никто и не сомневается. Но отпустят ли? Не посулят ли златые горы? Не подсунут ли какую-нибудь местную златокудрую диву?
— Чтоб Федька нас на бабу променял? — возмущался капитан. — Даже не думай, Митрич!
Он вернулся! В родные пенаты. Обласканный европейским солнцем, покрытый ненашенским глянцем. Они ревниво его рассматривали и замечали морщинки в уголках глаз, непривычную горькую иронию улыбки, некую появившуюся чужесть и легкую отстраненность… Чужбина! Савелий прослезился от волнения, на щеках проявились красные точки, растрепались и упали на лоб жидкие пегие прядки… Савелий не красавец, но очень хороший и порядочный человек.
Капитан был суров и сдержан, как и подобает человеку военному. Только и сказал с легким прищуром:
— А мы уже заждались! Думали, все, потерян. Чего ж так? Плохо принимали?
— Дым отечества, — растроганно отвечал Федор. — Принимали прекрасно. Может, махнем на Магистерское, а? Поверите, снилось чуть не каждую ночь!
Да так и не махнули. Рутина, то, се… А теперь вот и лето кончается. Хоть сбежаться получилось, а дальше будет видно. Савелий давно звал, все были «за», а на деле вышел пшик.
Савелий — на месте, Федор тоже. Ждут капитана. Митрич весь измаялся, фирмовые бутерброды его имени — с колбасой и маринованным огурчиком, — приготовлены, холодное пиво тоже. Можно и покрепче чего, а капитана Астахова все нет.
Он появился, как всегда, взмыленный, в полете, полный радости и нетерпения.
— Федя! Савелий! Ребята! Савелий, молоток, что собрал! Митрич!
Обнялся с Федором, потом с Савелием. Они любили друг друга, эти парни. Такие разные, с разными взглядами на жизнь, из разных кругов, с разной жизненной философией… Тьфу, сказал бы капитан, услышав про жизненную философию, какая, к черту, жизненная философия? При чем здесь жизненная философия? Опять Федор мутит! Жить надо без всякой философии, потому что жизнь проста и понятна. Не кради, не убивай, не ври… в смысле, не по-крупному, и так далее. Не нами испокон веков придумано. И не надо будет никакой философии. А то насочиняли, понимаешь, оправданий: менталитет преступника, неподходящая среда, все детство простоял в углу, папашка опять-таки алконавт…
Они сели. Митрич уже летел к ним с дребезжащей тележкой.
— Как жизнь? — спросил капитан, и Савелий поспешил сказать, что все хорошо.
— Как Леопольд?
— Герман! Тоже хорошо. — Герман был сынишкой Савелия, капитан упорно называл его Леопольдом. — И Настенька! Пойдет уже во второй класс.
— Герман, конечно! — хлопнул себя по лбу капитан. — Память ни к черту. Как Зося?
— Такая же красавица? — поддержал друга Федор.
В их кругу бытовала легенда, что Савелий, шустряк этакий, отбил Зосю у Федора. Да, да, вы не ослышались! Было дело. Капитан от души оттоптался на обоих, а Федор нет-нет да и упомянет о своем разбитом сердце. Савелий смущается, начинает что-то лепетать, оправдываясь, и заикается больше обычного. Ладно, я тебя прощаю, говорит великодушно Федор, подумай сам, Савелий, ну, какой из меня муж? Философам должно оставаться одиночками, это классика, да и характер у меня… сам знаешь. Работаю по ночам, торчу до полуночи в бурсе, люблю думать в тишине, не обращаю внимания на быт, не терплю тряпок и щебета… Никакая женщина не выдержит, сбежит.
— Ребята! — Митрич вырос у их столика. — Я тут вам пивка и закусить! Давненько вас не было! Может, покрепче?
— Митрич! Сколько лет, сколько… Пиво нормально, жарко. Посиди с нами.
Митрич споро разгрузил тележку и присел на свободный стул. Обвел компанию взглядом и сказал:
— Это правда, что в Черном озере утонула машина? Говорят, в воскресенье вытащили.
— Какая машина? — удивился Савелий. — Пьяный за рулем? Живой хоть?
— Не слышал, — сказал Федор. — Коля!
Капитан не торопился отвечать, держал интригу.
— Правда, Митрич, — сказал наконец. — В Черном озере утонула машина, красная «Тойота». Вытащили в воскресенье, все верно.
— А водитель? — спросил Савелий.
— Водителя не было.
— Как же она утонула без водителя? Он что, выскочил?
— Сколько она пробыла в воде? — спросил Федор. — Что было в багажнике?
— Около двух лет. В багажнике…
— Около двух лет? — воскликнул Митрич. — Как это? И никто не заявил в полицию?
— Заявили. В багажнике были обнаружены человеческие останки.
— Почему в багажнике? — не понял Савелий.
— А что в твоих книжках?
— Убийство? — Савелий был потрясен. — Спрятали в багажник и утопили? Кто?
— Установили, чья машина? — спросил Федор.
— В угоне с двадцать пятого августа позапрошлого года. В багажнике женщина. При ней никаких документов. В машине тоже ничего.
— Это он! — сказал Савелий. — Владелец! Помню, в одном романе…
— Владелец машины тоже женщина, так что вряд ли, Савелий.
— Муж вполне мог! А что, думаешь, не бывает? Любовницу. Или мстил жене!
— Я тебе верю, Савелий, ты с твоим богатым жизненным опытом… Насчет мужа согласен, они вполне могут, но убить любовницу и сунуть в багажник жениного автомобиля… Даже не знаю, Савелий, что сказать. Но мысль красивая. Правда, они были в разводе. Спустя полгода она выехала из города — вышла замуж за шведа.
— Что говорит Лисица? — спросил Федор.
Лисица был старейшим и опытнейшим судмедэкспертом, истиной в последней инстанции и ходячей легендой.
— Предположительно, жертва скончалась от удара острым предметом в правый висок, возраст примерно тридцать — тридцать пять, точнее не получается.
— То есть она не утонула, а была убита?
— Так точно. Воды в легких не обнаружено. В багажник ее положили уже мертвой. В сводках пропавших никого подходящего.
— И что это значит? — спросил Митрич.
— Это значит, что ее никто не искал. Родные не заявляли в полицию.
— Может, она приезжая и заявили в другом городе?
— База общая, смотрим все.
— А может, надо фоторобот? Методом графической реконструкции, я читал.
— Работаем, Савелий, — сдержанно сказал капитан. Помолчав, сказал: — А чего это мы сидим, теряем время? Пиво греется. Митрич, за тебя!
— За вас, ребята!
Они подняли бокалы и чокнулись…
— Надо бы поискать свидетелей, вокруг озера всегда крутятся компании подростков, может, вспомнят машину, — сказал Федор. — Знаю я это озеро, жутковатое место. Там несколько лет назад убили тележурналистку…[2]
— Помню. Твое последнее дело, — заметил капитан. — Тогда ты еще в капитанах ходил.
Всем показалось, что в его голосе прозвучал укор.
— Там со стороны леса каменная платформа под углом, — сказал Федор после паузы. — Если загнать машину наверх, на скорости она слетит в озеро, как с трамплина. Как она стояла на дне?
— Как ты и сказал, кормой к платформе, течения там нет. Как слетела, так и стояла.
— Почему же ее раньше не нашли? — спросил Савелий.
— Больше воды было, вот и не нашли. А сейчас сухо, уровень в озере упал, — сказал Митрич. — И главное, никто этой женщины не хватился! Вот так, живет человек, и нет человека… Ужас! Если до сих пор никто о ней не вспомнил, то уже и не найти следов…
— Найдем, Митрич, не сомневайся. Сейчас Савелий расскажет, что пишут в книжках, Федор намутит что-нибудь из философии… Найдем. Ты тоже бди, может, услышишь что.
— Иногда человек и сам не знает, что ему известно, — заметил Савелий. — Мы смотрим, но не видим.
— Прекрасно сказано! — восхитился капитан. — Предлагаю выпить за тех, кто смотрит и видит!
Они выпили.
— И еще! Надо поискать с водолазом, он не стал бы возиться отдельно с ее вещами, — сказал Федор. — Все там.
Капитан молча кивнул…
Глава 2. Утренняя прогулка с Аделиной
Они бежали по каштановой аллее — тонкая высокая девушка и собака, длинная мохнатая такса почти красного цвета. Вокруг разгоралось раннее утро, солнце было еще белое и нежаркое, а воздух поражал кристальной свежестью и прохладой. Город просыпался и наполнялся звуками работы. Деловито гудели моторы, бормотало радио, верещала пожарная сирена — но все это где-то вдалеке, за гранью, подчеркивая покой и тишину, царящие в старом парке.
Время от времени девушка останавливалась и поджидала собаку — из-за коротких лап та отставала.
— Аделина, пошевеливайся! — говорила девушка. — Быстрее! На террасе отдохнем. Еще немного, давай, малышка!
Аделина протяжно, с подвыванием вздыхала и быстрее семенила короткими лапами.
Они добежали до террасы, с которой открывался вид на реку — над ней курился невесомый прозрачный туман. Пляжи были еще пусты — лишь пара смелых купальщиков совершала заплыв против течения, стараясь удержаться на месте, а вода упрямо сносила пловцов вниз к мосту. Заросли ивняка стояли неподвижно и казались нарисованными — ни ветерка, ни шевеления даже отдельного листа, только невидимые птицы громко радовались прекрасному солнечному утру.