— А может, она ему больше не понадобится, — сказал Рома. — Может, ему ничего уже больше не понадобится. Ларка, конечно, дурила мужиков, но только у него был мотив, понимаете, профессор? Между нами, я иногда думал, что он ее в конце концов придушит за ее художества. Она же никого не пропускала, он не мог не знать. Даже самый дохлый конь в конце концов взбрыкнет…
В дверь постучали, и Рома закричал:
— Входите!
Вошла Анечка с подносом. По кабинету поплыл запах хорошего кофе. Она поставила поднос на письменный стол и стояла, с улыбкой глядя на мужчин.
— Молодец, — сказал Рома. — Свободна. Иди.
Они выпили кофе, и Федор стал прощаться.
— Если вы что-нибудь вспомните… — сказал Федор.
— А как же, профессор, — заверил Рома. — Телефончик пожалте!
Федор достал из папки визитку, протянул. Рома преувеличенно благоговейно принял ее.
— «Профессор философии», — прочитал вслух. — Не кот начхал! Горжусь. Честное слово, горжусь!
На том и расстались, обменявшись рукопожатием.
Глава 23. Ночная эскапада
Если какая-нибудь неприятность может произойти, она обязательно случится.
— Твоя подопечная сбежала! — Рита, не постучавшись, влетела в кабинет Сницара. — Я же тебе говорила! И что теперь делать?
Он вскочил:
— Что значит сбежала? Когда? Я же был у нее час назад, она спала. В туалете проверяли?
— Везде проверяли. Она испарилась.
— Как ее пропустили? Дежурная сестра?
— Она выходила, ее позвали в третью палату.
— Охранник?
— Клянется, что никто не выходил. Что будем делать? Ты же понимаешь, она социально опасна! Надо сообщить в полицию, ее нужно немедленно найти. Ты не должен был тащить ее сюда, я тебе сразу сказала…
— Успокойся, — перебил ее Сницар. — Никуда не нужно сообщать. Я разберусь. Идем! — Сницар стремительно пошел из кабинета.
Палата Нины была пуста. Койка, где она еще час назад крепко спала, тоже была пуста. Сницар встал на пороге, задумался. Рита стояла рядом, тоже молчала. Ее занимало, кто такая эта девушка, вокруг которой он так вьется. Сницар ей нравился, у нее были на него виды. А он ни малейшего внимания, причем самое интересное, один! Аскет чертов! Была какая-то история пару лет назад, спутался с актрисулькой, жила у него, Штольц пустил пожить. Говорят, вульгарная девка. А он вокруг нее так и стелился… Маленький секрет зануды и педанта Сницара: ему нравятся дешевые крикливые барышни из предместья. Видать, напугала она его не на шутку, два года прошло, а он ни-ни — ничего себе не позволяет. Сестричка Аля, красотка каких поискать, из кожи вон лезет, пытается прибрать к рукам, старшая, Лана, котлетки таскает, она, Рита, тоже… Конечно, не так явно, упор на добрые профессионально-производственные отношения от «мы коллеги, как по-твоему, не пойму, что с этим пациентом, посмотри, пожалуйста» до «я сварю тебе кофе, что за гадость ты пьешь, это же яд!». Рита знает себе цену — не красавица, но дельный специалист, правая рука, всегда подставит плечо. Они были бы прекрасной парой, ее мама подталкивает к решительным мерам, смотри, упустишь, говорит мама. Решительные меры! Заявиться к нему домой, что ли? С бутылкой вина? И остаться? Не получится, увы. Коллегой быть получается, а соблазнительницей вряд ли. Легкости ей не хватает, игривости, готовности глупо хихикать по любому поводу. Не дано. А тут еще эта появилась… Кто такая? Откуда он ее притащил? Зачем? Она смотрела ее медкарту, там почти ничего, только имя — Нина Яницкая — и результаты анализов. Кстати, никаких следов психотропов, чистая. Явно проблемы с головой, и в кардиологии ей не место. Гоша каждую минуту бегает к ней, проверяет, сидит, смотрит на нее. Уже и шепоток пошел, домыслы — шеф, мол, влюбился, его женщина со странностями, несчастная любовь. Все бегают, хотят посмотреть на нее, окрестили спящей красавицей. Хотя какая она красавица…
На тумбочке у кровати лежала сумка Нины, та, куда он второпях запихнул ее документы и какую-то одежду. Ключи! Он схватил сумку, принялся торопливо шарить. Вот они! Куда же она без ключей? Черт! Зажав в руке ключи от ее квартиры, он выскочил из палаты и побежал, не произнеся ни слова, на ходу стаскивая с себя халат. Рита растерянно смотрела ему вслед.
Ее окна не горели, дверь была заперта. Он позвонил, ему никто не ответил. Не похоже, что она здесь. Да и ключи… Не носит же она с собой два комплекта. Недолго думая, он попытался отпереть замок, но с удивлением понял, что ключи не подходят. Ни один, ни другой. Он уставился бессмысленно на связку из двух ключей и брелок в виде гнома в красном колпачке. Ключи той женщины… Елизаветы! Элизы. Нина сказала, что она сунула ей ключи, и она не посмела отказаться. Ключи женщины, покончившей с собой после визитов к Ванессе. Ванесса утверждает, что не знает ее. Почему же она выгнала Нину? Что ее так задело? Ванесса… Лена, его одноклассница и первая любовь. Мягкая добрая девочка, как она изменилась! Стала жесткой, сильной… Судьба жестоко ударила ее, и ей приходится карабкаться из ямы изо всех сил, каждый день цепляться за жизнь. Как же их всех столкнуло лбами, как они все переплелись…
Он усмехнулся невесело и двинулся вниз, забыв о лифте. Пересек улицу и пошел по темной аллее сквера. Скамейка, где позавчера сидела Нина, была пуста. Поодаль горел слабый фонарь. Было очень тихо, здесь царило странное безвременье: не то догорали остатки дня, не то уже подкралась на мягких лапах ночь, и особенно остро чувствовались запахи осени — сырости и палых листьев.
Нина говорила про дневник, красную книжку с золотыми уголками, где Елизавета написала о своих визитах к гадалке. Елизавета, Элиза… та самая! Он усмехнулся, снова подумав, что судьбы их переплелись таким странным образом. Кто так скверно пошутил над ними? Он задрал голову и посмотрел на небо. Оно было темным и пустым. Дневник… Елизавета подробно записывала туда все, что с ней случилось, события, покупки, друзей и знакомых. А также то, что случилось почти два года назад! Школьная привычка разговаривать с дневником и рассказывать ему все. Он тоже вел дневник и прятал его в шкаф, под коробки с обувью. А однажды понял, что мама нашла его и прочитала. Он тут же порвал толстую общую тетрадь… Кажется, она была синяя… И бросил обрывки с балкона. Стоял и смотрел, как ветер подхватывает и уносит клочья страниц. Больше он никогда не вел дневник…
Эта женщина, Элиза… Наверное, она написала, зачем пошла к Ванессе. Не могла не написать. Должна была написать. Что заставило ее месяц назад обратиться к ворожее? Не два года назад, а всего-навсего месяц! Почему же она так долго тянула? Почему бросилась за помощью только месяц назад? Что с ней случилось месяц назад? Узнала про страшную находку в Черном озере? Почему после визитов к Ванессе она покончила с собой? Нина сказала, что она боялась, не могла вспомнить, где живет, принимала ее за соседку — налицо признаки психического расстройства. И Нина… Что Ванесса с ними делает? И почему врет, что не знала Элизу? Она сказала, что училась ремеслу в Интернете… Неужели этому можно научиться? Невольно поверишь в порчу и сглаз… Ведьма? Фу, ерунда! Нина пробыла у нее минут двадцать… Что же она с ней сделала? Она ничего не пила и не ела там, анализы не выявили ровным счетом ничего…
Дневник, подумал он. Дневник! Как она сказала — красная книжка с золотыми уголками…
Он поднялся со скамейки и зашагал к дому Нины, где запарковал машину.
Проспект Мира, дом под аркой, первый подъезд. Квартира девять, третий этаж. Все, как сказала Нина. Он стоял у чужой двери, рассматривая золотую девятку на двери. В доме стояла та удивительная тишина, какой не бывает в современных жилищах. Дом напоминал крепость, через стены которой извне не проникало ни звука. Поколебавшись, Сницар сунул в замочную скважину ключ. Тот провернулся легко, дверь подалась, и на него пахнуло неприятным запахом давно не проветривавшегося жилья. Он переступил порог и притворил за собой дверь. Пошарив рукой по стене, нащупал выключатель, пожалев, что нет фонарика. Постоял, прислушиваясь. Квартира словно притаилась, рассматривая его, и он кожей ощутил ее настороженный взгляд. Ему не приходилось еще проникать без спроса в чужие дома.
Он двинулся по коридору к закрытой двери — в гостиную, видимо. Толкнул тихонько, вошел. Здесь, в отличие от прихожей, царил полумрак — темень была разбавлена рассеянным светом дворового фонаря. Слабо посверкивал хрусталь в серванте, блестела полированная мебель, темной громадой угадывался массивный диван. Нина сказала, Элиза сидела на диване, в халате, испачканном кровью, а на полу растекалась лужа…
Он осторожно подошел к дивану и нагнулся, сунув руку под крайнюю подушку. Там было пусто. Он потянулся ко второй подушке… Мама прятала под подушками письма, совала, чтобы держать под рукой — там был ее тайник…
Твердую обложку дневника он нащупал под третьей подушкой. Красная книжка с золотыми уголками. Подошел к окну, раскрыл. Отметил крупный старательный почерк ученицы-отличницы. С трудом разобрал запись о дне рождения какой-то Катюши, подарок для которой Элиза искала целую неделю. И нашла наконец замечательную вещицу, коллекционную куклу — фарфорового пупса, совсем как живого! Он перевернул несколько страниц — насколько он понял, теперь Элиза подробно писала о новом платье… Просто изумительном! Голубом, в мелкий белый цветочек а-ля пейзан, и везде оборки, они снова вошли в моду. Он усмехнулся — типично женские восторги. Судя по радостному тону, Элиза была позитивным человеком. Он пролистал еще. Последние записи — скачущий почерк, неровные строчки, обрывки фраз… На глаза ему попались записанные по пять, десять, пятнадцать раз фразы: «Он здесь!!!», «Приходит ночью!!!», «Кровь, кровь, кровь!!!», «Не хочу!», «Смотрит в глаза!», «Каждую ночь… Он ходит и шепчет…», «Не смывается…». Это был совершенно другой человек. Что же с ней произошло? Ему вдруг стало зябко, он повел плечами. Шевельнулась гардина, и он вздрогнул, напряженно вглядываясь — ему показалось, там кто-то прячется. Прислушался. Показалось, понял с облегчением. Здесь никого нет. Рывком дернул гардину — там действительно никого не было. «Безумие заразительно», — вспомнил он слова Ванессы. Эта безумная история сказалась и на нем… Он вдруг почувствовал непреодолимое желание прилечь и оперся рукой о подоконник, видимо, сказывались последние бессонные ночи. Свет от дворового фонаря бил в лицо — он стал ослепительным, и Сницар зажмурился. Его подташнивало, и он вспомнил, что ел почти сутки назад. Его вдруг обожгла мысль о Нине: где она? Куда она могла пойти? Дома ее нет, сюда, в квартиру Элизы, она тоже не приходила… Он вздрогнул, ему показалось, что он здесь не один, он чувствовал чье-то присутствие, обостренный, как вс