Подобных Эрику мы с Рюгеном часто встречали в Среднем Лондоне. И даже иногда в Нижнем. Правда, там такие люди выглядели совсем уж жалко. Здесь же, в Верхнем, благодаря прекрасному питанию, хорошему уходу, великолепной медицине, качественным наркотикам и непаленой выпивке, они имели все шансы дожить до старости. Насколько я знал, Рюген презирал такой тип людей: слабых, безвольных, склонных к алкоголизму, галлюциногенам, девочкам, иногда даже мальчикам, целенаправленно и методично губящих свою репутацию, здоровье, жизнь просто так, потому что они больше ничего не умеют делать.
Я видел, как Рюген старался не кривить губы, все-таки Эрик был не из отбросов Нижнего Лондона, хотя по сути не так уж и далеко ушел от них. Я же методично фиксировал облик худосочного, когда-то красивого, а сейчас лишь бледной тени себя прежнего, юноши: высокий лоб со старательно припудренной угревой сыпью, водянистые глаза, на крыльях носа следы недавнего кровотечения, тонкие губы, длинная шея с острым кадыком, впалая грудь, нервные пальцы теребят пуговицу… Так сразу и не скажешь, живой он или зомби. Некоторые зомби, особенно девочки в борделях Сохо, так и покрасивше будут.
– А м-можно она н-не будет н-на меня смотреть?
– Это не она, это он, – пожал плечами Морт.
– Я имел в в-виду, п-птица.
– Это не птица, это механическое существо. Ваш отец называл таких, как она, роботами.
– Да к-какая р-разница! П-пусть это н-на меня н-не смотрит!
– К сожалению, это невозможно. Ошо запоминает наш разговор. И вас.
– В к-каком с-смысле?
– Ну, вдруг мне захочется переслушать наш разговор? И еще раз посмотреть на вас. Вы слышали о таком изобретении, как дагерротип?
Эрик поник, как воздушный шарик, из которого приспустили воздух. Я мстительно перебрался поближе к нему и уставился прямо в лицо.
– Прежде всего, я хотел бы принести соболезнования по поводу смерти вашего отца, – официально заявил Морт.
– С-спасибо, – вяло ответил Эрик, отодвигаясь от меня.
– Итак, где вы были в момент убийства? – Морта явно забавляли наши передвижения.
– В с-своей к-комнате.
– То есть вы знаете, когда именно произошло убийство? – вкрадчиво спросил он.
– Н-нет.
– А как тогда?
– Я п-просто в-весь день п-после общего обеда был в с-своей к-комнате! – занервничал парень.
– И чем вы там занимались? – ехидно спросил Рюген. Я понял, что он тоже увидел засохшую кровь.
– Не ваше дело! – истерично выкрикнул Эрик, от волнения даже перестав заикаться.
– Хорошо-хорошо! – миролюбиво поднял руки Рюген. – Расскажите, как вы узнали о смерти отца.
– Я б-был в с-своей к-комнате. П-пришел Г-гастон. С-сказал, что отец м-мертв. Я открыл д-дверь.
– То есть вы открыли ее только тогда, когда узнали, что отец мертв.
– Н-нет. К-когда узнал, зачем п-пришел Г-гастон.
– А вы всегда так делаете?
– К-как – так?
– Сначала узнаете, зачем пришел человек?
– Н-ну разумеется! Это же В-верхний Лондон! Тут н-надо быть н-начеку!
– Даже в своем доме?
– Т-тем более в с-своем доме!
– Боже, как у вас страшно жить, – вздохнул Рюген. – И что дальше было?
– С Г-гастоном уже б-была с-сестра. Я в-вышел и п-пошел с ними. М-мы зашли за м-мистером С-сэрпом. П-потом втроем п-поднялись, и…
Лицо парня начало подергиваться. Я моргнул и сделал еще один снимок.
Эрик разрыдался.
Рюген поморщился. Потом вложил руки в карманы и обошел комнату. Скептически постучал пальцем – настоящим – по книжным полкам.
– Читаете?
– А? – обернулся парень. – К-когда-то… д-давно… н-наверное… н-не п-помню.
– Позволите? – Рюген снял одну из книг с полки. Затем, усмехнувшись, повернул ее так, чтобы мне было видно – страницы оказались не разрезаны. – Действительно, очень давно. Аж срослись.
– Это п-подарок, – всхлипнул Эрик. – К-кротовья к-кожа, ал-алмазное напыление…
– Ошо, она стоит дороже, чем ты.
Я возмущенно распушился.
– Но какая милая книга, только посмотри! «Молот ведьм. Иллюстрированное издание с комментариями». И даже раскрывается на… сейчас… на «груше». Единственная разрезанная пара страниц, правда, лишь полстатьи… Уважаемый, а у вас весьма специфические вкусы.
– Д-да я ее и не рас-раскрывал. Мне ее п-позавчера п-подарили.
– Папенька?
– М-мистер Сэрп.
– Хм. Вы его хорошо знаете?
– Это к-компаньон отца. Б-был. Т-то есть есть…
– У кого контрольный пакет акций?
– Н-ни у к-кого. Они старые д-друзья, п-поэтому разделили все п-поровиу.
– То есть теперь часть, принадлежавшая вашему отцу, еще будет растерзана между вами и сестрой, и у мистера Сэрпа окажется в итоге контрольный пакет?
– Н-наверное… м-мы нед-думали об этом…
– Вы собирались управлять компанией? Вы лично?
Я хмыкнул. Морт метнул на меня укоризненный взгляд.
Эрик засопел и замотал головой.
– М-мы не д-думали. Н-не думали, что отец… – он снова забулькал соплями и слезами.
– Ясно, – сказал Морт. – Ну, так что мистер Сэрп? Какие у него были отношения с вашим отцом? С вами?
– Они д-дружили. Они к-когда-то вместе с-стали всем этим з-заниматься. Он ч-часто б-бывает у нас д-дома – у н-него есть д-даже собственная г-гостевая к-комната.
– А, друг семьи, – протянул Морт. – Вот как. Хотя семьи-то тут я не вижу…
– Ч-что? – не понял парень.
Морт лишь махнул рукой.
Я никогда не встречал близнецов столь похожих – и одновременно столь же и различных. Хотя справедливости ради надо сказать, что мы с Рюгеном вообще редко встречали близнецов. Это не самая популярная мутация в Нижнем и Среднем Лондоне, да и не самая живучая. Видимо, в Верхнем с этим все обстояло иначе.
Я стал фиксировать в том же порядке: рыжая челка падает на высокий лоб, голубые глаза зло прищурены, нос презрительно наморщен, так же презрительно кривятся губы, тонкие пальцы небрежно держат длинную, кажется, с настоящим табаком, который на вес золота даже в Среднем Лондоне, сигарету. Ей мы явно не нравимся. И даже неизвестно, кто больше. Рюген, который старается сидеть так, чтобы не было видно изуродованную дурно вживленной мышечно-нервной металлосеткой щеку, или же я, моргающий с тихим щелчком на каждый дюйм ее элегантной комнаты. Она нам тоже не нравится. Я ж говорил, что не люблю рыжих?
– Вам обязательно таскать с собой эту ужасную сову? – да, видимо, я выигрываю в этом конкурсе на самый отвратительный гибрид механики и биологии.
– Ошо филин. Во всяком случае, по накладной он проходит именно так.
– Филин? И зачем же он вам?
– Он записывает наш разговор. И фиксирует ваше поведение.
Бровь взлетела вверх.
– О, вот оно как! Если бы я знала, что останусь в веках, я бы приоделась по-праздничному.
Она явно языкастее своего брата. И, что хорошо, без дефектов речи. Будет легче расшифровывать запись.
– Прежде всего, я хотел бы принести свои соболезнования по поводу смерти вашего отца, – снова официальные нотки.
– Ой, да ладно вам, – махнула она рукой. – Вы его знать не знали, может, лишь как персонажа газетной хроники. Да и, кроме того, разве соболезнование не чужеродное слово в вашей профессии?
– Я всего лишь хотел отдать дань этикету, – пожал плечами Рюген.
– Этикет вам благодарен.
– Итак, где вы были в момент убийства?
– Яне могу этого сказать.
– Почему?
– Потому что я не знаю, когда был этот самый момент убийства.
– Два часа назад.
– В своей комнате. После обеда, где мы присутствовали все вчетвером, то есть втроем, а Гастон прислуживал, я весь день была в своей комнате.
– А зачем вы тогда спрашивали меня о том, когда произошло убийство?
– Мне было просто интересно.
– Вообще-то это был ваш отец. А вам всего лишь интересно?
– Мне это интересно лишь постольку, поскольку это был мой отец.
– Какие сердечные отношения, – язвительно пробормотал Морт.
– Привыкайте, если вам придется и дальше работать в высшем свете, – пожала она плечами.
– Как вы узнали о том, что он мертв?
– Пришел Гастон, сказал, что отец мертв, мы пошли, – ой, и правда мертв.
– А можете поподробнее?
Она вздохнула.
– Я была в своей комнате, читала утреннюю газету, если вас это интересует, раздался стук в дверь…
– А дверь была заперта?
– Разумеется.
– Почему разумеется то, что в своем доме вы запираете дверь?
– Потому что мало ли что кому надо будет от меня, когда я не буду желать того?
Ох, как я ненавидел подобные конструкции! Не так-то просто их потом расшифровывать! Особенно если учитывать такой субъективный нюанс, как сарказм.
– Хорошо, пусть, – кивнул Морт. – Продолжайте.
– В дверь постучали. Я подошла и спросила – кто? «Это я, Гастон», – был мне ответ. Я подошла, отперла дверь. Гастон был бледным, хотя надо сказать, что он никогда не отличался цветущим видом, и выглядел взволнованным. Он пробормотал что-то вроде: «Кажется, с хозяином что-то случилось, надо, чтобы вы поднялись наверх». Я переспросила – что? Он повторил: «Кажется, ваш отец мертв, нужно, чтобы вы поднялись в его комнату». Я вышла, заперла дверь.
– А вы не слишком часто открываете-закрываете двери?
Она холодно посмотрела на него:
– Видимо, вы никогда не жили в больших домах и слюбящими родственниками.
– Да, это верно. Продолжайте.
– Мы прошли к Эрику. Судя по всему, он в тот момент… ммм… отдыхал.
– Как минимум парой-тройкой гран, – ухмыльнулся Рюген, отворачивая от нее лицо.
– Не разбираюсь, поверю вам на слово. Потом, уже втроем, прошли к мистеру Сэрпу, поднялись наверх, Эру открыл дверь – да, папаша мертв. Ужас просто.
– Мне показалось, что ваш брат очень переживал по этому поводу.
– Он по любому поводу очень переживает. Кстати, – она проследила, какую часть ее комнаты фиксировал я в этот момент, – это импрессионисты. Если, конечно, это вам о чем-то говорит.