я наставляет нас, и всё это тоже его воля. Не нужно ля-ля. Самоубийство – тяжкий грех, и точка.
Итак, расклад: парень готовился совершить не грех, а ошибку. Фатальную, но всё же. Ошибка вела к несомненной утрате души. А раз путь его – путь греха, то могут вмешаться и дозорные бесов. Это их компетенция. Разумеется, нам довольно часто удается спасти таких вот невменяшек. Пьяных, обкурившихся, обколовшихся, в общем, идиотов, вольно распоряжающихся своей жизнью. Оттого и ходит молва, что дуракам и пьяным везёт. Но это только в случае, если мы оказываемся первыми. А вот если первыми оказываются штрафники-бесы… Тут печальная статистика вполне может поспорить с молвой про везение пьяных.
Но вначале я попытался разобраться с девчонкой. Полагал найти ей работу, чтобы она могла заработать денег на тряпки. Прикидывался ночным прохожим, гулявшим по мосту, успокаивал.
– Где же я найду такое, чтобы за одну ночь три сотни баксов? А выпускной уже послезавтра! – ошарашила она меня.
– Что же ты раньше не озаботилась?
– Мне мама обещала дать денег, но-не-да-ла! – она начинала истерить, отчего я терялся окончательно.
Самым разумным показалось посоветовать выбрать платье дешевле, сходить на рынок секонд-хэнда, поискать объявления о продаже уцененных товаров. Не прокатило. Она разревелась ещё сильнее. Вот тут появилась Элла и с ходу, без обиняков, сообщила девушке, где, чем и как именно она может столько заработать.
– Три, а если повезёт, то и все пять сотен. Этого папика знаю, он щедрый. И на девочек падкий. Ну, так как? Дальше ревём или идем зарабатывать на платье, на туфли и даже на помаду с мороженым?
Девочка отрицательно мотнула головой, но при этом подозрительно замолчала.
– Слушай меня, детка, сейчас как раз идёт совещание городских чиновников. Потом, как водится, банкет. А после банкета, к гадалке не ходи, их потянет на девочек. И вот тогда – падам! – появляешься ты, вся в белом. И добываешь, что нужно. Такая уж наша бабская доля… – терлась о девичье плечо Элла. А я обиженно думал: что-то о доле своей бабьей ты не всегда вспоминаешь, тогда, в лапах Абдусциуса, сопротивлялась будь здоров! Порхала как бабочка, жалила как пчела. При этом я восхищался её изумительной мимикой, её игрой. Слабость человеческую ведь ещё распалить нужно. Эллочка умела разжигать из человеческих слабостей целые костры до небес. – Ты не беспокойся. Тут сложнее не столько дело сделать, как получить деньги. Но это я возьму на себя. Не откажет. И не обманет. Он мой должник.
– А они и вправду чиновники? Или бандиты? – последний раз всхлипнув, спросила выпускница. Её порядочности хватило только на это уточнение.
– А какая для твоей ситуации разница? Хотя ты права… Бандиты – это плохо. Чиновники – хорошо. Ну, что решаем? Звонить? Шепнуть за тебя словечко? Всего одна ночь, и четыре сотни твои. Если ты против, настаивать не буду. Другая найдется. И платье купит.
Я надеялся, девушка откажется, скажет, лучше смерть, чем позор. Но, разумеется, полностью ошибался.
– А отчего четыре сотни? Вы же сказали – пять.
– Пять сотен заслужить надо, сейчас в городе приезжих много, цену сбивают, так что это уже от тебя будет зависеть.
– А где гарантия, что меня просто не вышвырнут потом на улицу? Я же не какая-то путана…
– О, конечно, нет! – отвергла такое странное допущение Эллочка.
– Я… я… – девушка пока ещё не находила, как определить себя в такой ситуации. Потом плюнула на это дело. – В общем, где гарантия, что я получу деньги? – по всему было видно, что теперь она полна решимости и намерена заработать все пять сотен, а если получится, то и больше.
– О! За это, милочка, не беспокойся…
Всегда понимал, что в слове «беспокойство» тоже присутствует бес. А вовсе не измененная приставка, как утверждают филологи. Элла прижалась к девушке и стала что-то шептать на ушко. Обе засмеялись. Девчушка окончательно успокоилась. Фонарь над мостом высвечивал пока ещё девичью красу, будто прощался.
– А ваш процент? – передо мной выводились последние штрихи акта совращения с пути.
У девчушки был выбор. Плюнуть на платье, надеть первое, что попадет под руку, прослыв большой оригиналкой, отчего все мальчишки захотят танцевать только с ней. И один из них должен был в неё влюбиться. Потом вместе в институт, дети, мальчик и девочка, поездки в Сочи, достаток, закрутки на зиму, кошка Маруся и волнистый попугайчик Кеша. Музеи, театры, выставки, она станет известным журналистом, будет много путешествовать, изменит ему всего пару раз, да и он ей дважды. Оба о том не узнают. Затем пойдут внуки…
Всё это увидел я, вглядываясь в её судьбу. Всё это пронесётся и перед глазами несчастной, так глупо пожелавшей эту судьбу изменить. Ведь не жизнь пробегает перед глазами в последний её миг, а правильная дорога в жизни, самая счастливая, которой мы должны были пройти. Но она сделала выбор. И потому всё случится по-другому. Ночные клубы, гостиницы, шампанское под красную икру, немножко экстази, немножко кокаина. Любимый ликёр Шеридан. Шикарное авто. Будет и ребенок, робкая попытка кого-то из ангелов повернуть судьбу ещё раз. Только ничего не получится, и ребенка она отдаст в интернат, чтобы не мешал жить. Когда и как ей доведется окончить земной путь, мне было уже не интересно. А ей было не интересно, что произойдет с её душой после окончания такого пути. Сейчас ей просто хотелось денег на платье. В глазах читалась мысль: это ведь только один раз, никто и не узнает. У каждой порядочной леди должны быть скелеты в шкафу. И всё такое прочее.
– Ваш процент? – переспросила она.
– За это не беспокойся. Платить будешь потом. Один маленький пустячок. Ну что, договорились?
Вот так. Самое страшное оружие бесов – возможность солгать или не сказать главное, что иногда страшнее лжи. Нам этого никак нельзя. Не дано. Если совру, у меня просто язык расплавится. Приходится молчать. И вот я молчу, стою как оплёванный. Элла в своём праве. Её попытка, раз уж у меня с ходу не вышло. Но я всё равно был зол. На себя, на эту дуру без платья. На всё подряд. И даже не заметил, как Элла оказалась рядом. Бесы умеют. Раз! И он рядом. Ему не важно, кто ты. Праведник, грешник, священник, убийца, водитель троллейбуса, даже хоть сам ангел. Малейшая отрицательная эмоция, гнев, зависть, злоба, ненависть – иону тебя за плечом.
– Слушай, давай так. Девчонку я уже не отдам, сам понимаешь, начальство показатели требует, но помогу с пацаном, – извиняющимся тоном проговорила она вполголоса.
– А тебе это зачем?
– У нас тоже есть тотализатор. Я поставила на то, что выйдет один-один. То есть два-ноль в мою пользу на самом деле не в мою пользу, понимаешь? Я бы и пацана прибрала, но два-ноль не устраивает. Нужно, чтобы один-один.
– За кого меня принимаешь? – возмущаюсь и снова восхищаюсь находчивостью той, в которую влюблен. – Я что, похож на эту… что ради денег на всё согласна, даже обслужить старого обрюзгшего борова?
– Ни капли не похож! – успокоила она. – Но боров не старый. Очень даже ничего, ему по телевизору часто приходится выступать, держит форму.
– Это что, такой подарок начинающей распутнице?
– Ничего ты не понимаешь в маркетинге, мой милый, хороший, глупый ангел. Если подсунуть ей в первый же раз такого, как ты описал, обрюзгшего, старого, это её оттолкнет. А так ничего себе мужчинка, при деньгах и положении, да и в постели не скотина какая-нибудь, сигареты о грудь не тушит, под охранников своих не подкладывает. И пять сотен отстегнет без вопросов. Ему эти деньги что фантики. Ему несут и несут. Он уже и устал оттого, что несут, да должность обязывает. Но ты не переживай, милый, до него тоже очередь дойдет. Ну так вот. Девчонке понравится, и пойдет она кривой тропинкой, и привыкнет, и потом уже и боров и кто угодно, ей уже всё равно это будет. Появятся кредиты, смелые планы, новые желания. Ты платье за миллион не видел? С рубинами и алмазами? Или телефон мобильный, усыпанный бриллиантами? Или сумочку, которая стоит как обычный автомобиль лишь потому, что на ней пара каракулей каких-то нацарапана? Вы всё ко смирению и скромности призываете. Достаточное, мол, и необходимое, а всё остальное от лукавого. И как? Чего добились?
– Ты мне это, Элла, брось! – тема была весьма болезненна, и я поспешил её закрыть. – Давай лучше, что ты там про пацана говорила?
Она улыбнулась. И я снова в неё влюбился. Я влюбляюсь в неё каждый раз, как только она улыбается.
К парню она подошла, ничего не скрывая. Усы и шпага, всё при ней, только чуть по-другому. Клыки, как у вампира, полутораметровый язык, кажущийся змеей, готовой ужалить, хвост щелкает, выбивая из мостовой пыль, искры и мелкие камешки. Огонь из очей. Светящиеся рожки. Голос замогильный. Я как сторона влюбленная половину недостатков ей прощаю, а вторую половину не замечаю. А она шла: никакой эротики, чистый страх. Парень, кажется, даже в штаны наложил. Вскоре стал то ли йогом, то ли кришнаитом, научился играть на аккордеоне. Но к наркоте и к алкоголю не притрагивался до конца своих дней. Успел много хорошего сделать. Душу сохранил. Погиб, спасая какого-то пьяного раздолбая, слабо державшегося на ногах и оттого упавшего на рельсы в метро. Отбросил в сторону аккордеон, прыгнул вниз, успел подсадить упавшего, а больше ничего не успел. Стал ангелом.
Всё это я увидел, пока Элла, щелкая хвостом, только-только приближалась к неудавшемуся водолазу. А девчонка та, кстати, умерла от редкой тропической болезни. Стала бесом-соблазнителем. Наверное, далеко пойдет. Вечно будет носить старое платье, что надела на школьный выпускной. В общем, всё вышло честно, как и обещала Элла. Один-один.
Из-за любви и обожания, а ещё желая испытать её поцелуй по-настоящему, соприкасаясь телом к телу, я и выдал архангелу Гавриилу всю ту ересь насчёт образа и подобия со всеми вытекающими. Ведь Элла тогда уже состояла в штрафниках. А я знал, что мне хочется к ней. Самое страшное – я не видел в том никакого греха!
Вот тут, собственно, моя история заканчивается. И начинается совсем другая, более значительная история. Мы с Эллочкой долго скрывали нашу связь. Мы выделывали такие трюки, что ого-го! Находили в разных углах планеты пары заблудших душ. Сдруживали эти пары между собой. В интернете можно найти кучу историй со счастливым концом, но с одинаковым началом: «Мы познакомились, когда я хотела покончить с собой. А он, как оказалось, хотел того же. Теперь мы вместе. Это судьба». И прочее бла-бла-бла. Потому что случайностей не существует.