Полицейский с пониманием кивнул и ринулся к дверям, из которых выплескивался бурный человеческий поток. Тина попыталась задержаться, но толпа неумолимо влекла ее к выходу – не остановишься. Она едва могла пошевелить рукой, но все-таки ухитрилась поднять ее и стащить с себя шарфик, очки и шляпку. Шляпку было очень жаль, но делать нечего. Затем все «улики» исчезли под ногами толпы. Какое счастье, что в этом столпотворении шляпка и все прочее будут неминуемо затоптаны. И никто, при всем желании, не сможет нагнуться, подобрать их и преподнести владелице с пресловутой галльской галантностью: «Мадам, кажется, вы уронили?..»
Людской поток вынес Тину на ступени, протащил мимо полицейских, мимо Поля и его маман, которые разве что не подпрыгивали, пытаясь разглядеть в толпе пресловутые очки и белые цветы.
«Ждите ответа!» – злорадно ухмыльнулась Тина и, кое-как выбравшись из «стремнины», остановилась. Уставилась на двери «Пассажа».
Ну где же он, о господи, где он?! Что, пропускает вперед женщин и детей? Или она его просто не заметила?
Ну да, слишком много народу. Вполне возможно, Георгий уже вышел и стоит где-нибудь в толпе, озираясь и пытаясь понять, почудилась ему Тина в шляпке или…
А рядом с ним небось топчется Зоя, и уж этот-то глаз-алмаз высмотрит свою жертву в любой толпе!
Тина резко повернулась и побежала к такси, выстроившимся вдоль тротуара. Машины были нарядного красновато-оранжевого цвета – цвета переспелой хурмы, и Тина, увидев их, невольно почувствовала как бы некую вязкость во рту. Она поспешно утерла губы – хотя вытирать следовало бы глаза.
Да ведь она плачет! Идет по неправдоподобно нарядной заграничной улице – и плачет. И если бы встретился ей сейчас какой-нибудь великий утешитель и спросил: о чем, милая, плачешь, почему слезы льешь, – что сказала бы Тина?
– «Великий Император», – проговорила Тина, забравшись в первое попавшееся такси. – То есть это, пардон, «Ле гран эмперёр», силь ву пле!
– Авек плезир! – последовал ответ, и такси покатило по проспекту.
Тина старалась не дышать, чтобы не всхлипывать. Ехали минут десять, но казалось – целую вечность. Лифт… поджатые губы гадкого мальчишки-лифтера… шестой этаж, дверь с цифрами 646.
Заперто! Нет, Георгий не мог вернуться так быстро. Тина спустилась к портье, взяла ключи.
Наконец вошла в номер. Она-то вчера порадовалась, что окна выходят не на шумный бульвар, а в тихий, тенистый парк. Сейчас могла бы высунуться, следить, не появится ли Георгий, не идет ли за ним в некотором отдалении вертлявая, долговязая девка…
Зоя, Зоя… Георгий говорил, что никогда не слышал это имя. Он не знал о ней, но это вовсе не значит, что Зоя не знала о нем!
Может, он уже не вернется. Может быть, Тина сыграла на руку убийце и в толчее, возникшей у входа, киллерша незаметно достала из сумки пистолетик с глушителем или нож-кастет, которым очень удобно убивать незаметно. И вскоре в этом номере появится полиция, чтобы равнодушно сообщить ужасную новость, а заодно узнать, кем Тина приходится Георгию Кайсарову. Вернее, приходилась…
Никем, скажет она. Валентину была никем, теперь вот и Георгию…
Да что за напасть, что за жуткое совпадение: оба человека, которых любила Тина, стали жертвами одной и той же гадины!
Бледное сосредоточенное лицо Валентина, сидящего возле желтых цветов дрока в ожидании смерти… Оно, это лицо, вдруг возникло перед ней. Его убили у нее на глазах, а она ничего не могла сделать, чтобы спасти его… Да, ничего. А вот Георгия она спасти могла, однако не сделала этого.
Сердце заболело так внезапно, так сильно… В груди давило, но глаза оставались сухими.
Он-то ведь не думал о собственной безопасности, когда прыгал за тобой на полном ходу «Метеора». И каждую минуту готов был нарваться на пулю, когда вытаскивал тебя из оцепления Виталия, Славика и того белобрысого.
Он-то… А ты?
И еще один вопрос задай себе. Случалось ли с тобой в жизни такое? С сердцем твоим – случалось? Разве тихая, приличная тоска, в которой ты жила после смерти Валентина, сравнима с болью, скрутившей тебя сейчас? А ведь еще ничего, в сущности, не случилось. Но если случится – ты в жизни себе этого не простишь!
Выскочила в коридор. Лифта ни одного – как назло! Остановилась, надавила пальцем на кнопку вызова. Кнопка расплывалась перед глазами. Да и все вокруг теряло очертания. Опять слезы, но что в них проку? Слезами горю не поможешь. Неужели уже не поможешь?..
Ладно. Что бы там ни было – только бы скорее. Зоина пуля, в конце концов, ерунда и милосердие по сравнению с этой неизвестностью.
Лифт загудел, возвещая о своем прибытии. Тина рванулась вперед – и налетела на какого-то высокого мужчину, выходившего из лифта.
– Далеко собралась? – спросил он по-русски. Некуда, ну просто некуда деваться от этих соотечественников!
Попыталась обойти незнакомца, но тот почему-то крепко держал ее за плечи и не отпускал. Вскинула в бешенстве глаза – и не вдруг осознала, что перед ней Георгий.
Пол закачался под ногами, словно весь этаж вдруг превратился в кабину огромного тряского лифта. А может, это был сейсмический толчок? Впрочем, ей сейчас все безразлично, тем более взгляд гаденыша-лифтера, с оскорбленным видом поджавшего губы. Наверное, этот юнец был блюстителем нравственности и полагал неприличным, когда в общественных местах женщины, заливаясь слезами, бросаются мужчинам на шею, а те подхватывают их на руки и уносят в номер. Возможно, богатый опыт подсказывал лифтеру, что дружескими увещеваниями подобные ситуации не заканчиваются?..
Тина лежала на ковре и чувствовала, как по спине пробегают мурашки. Здесь, внизу, легкое «дыхание» кондиционера казалось сквозняком. Надо бы чем-нибудь накрыться, но она скорее согласилась бы тут же умереть от воспаления легких, чем высвободиться из объятий Георгия. И никакой это не озноб, а сладкие судороги блаженства…
Коснулась губами прохладного плеча Георгия. Тихонько подышала, согревая его. Послышался смешок:
– Давай укроемся, а?
– Давай, – пробормотала Тина. – Только ты не двигайся.
– Привет! А как же укрываться?
– Ты укроешь меня, – шепнула вкрадчиво. – А если хочешь, я тебя.
– Хочу. Давай! – Он резко перевернулся на спину, увлекая ее за собой.
Тина, задыхаясь, взглянула в его запрокинутое лицо и еще успела подумать, что кондиционер, наверное, кто-то сразу выключил…
– Неужели снова мерзнешь? – раздался его голос, и Тина открыла глаза, удивившись сумраку, воцарившемуся вокруг.
– Нет, а что?
– Ты дрожишь.
– Это я смеюсь. А может, и плачу, сама не знаю.
– Почему?!
– От счастья.
Он промолчал, лишь крепче прижал ее к себе. Потом сказал:
– Да. Понимаю. У меня даже в глазах потемнело.
– У меня тоже, – сообщила Тина. – Наверное, уже вечер.
Георгий, извернувшись, поднес к глазам ее запястье, взглянул на часы – единственную оставшуюся на ней «одежду»:
– Действительно – вечер. Уже десять. Герои, спасители Отечества… хороши же мы с тобой! Пожалуй, сегодня никакого переезда не будет. Ты как на это смотришь? Или все-таки начнем собираться?
– Нет, нет, нет! – Тина энергично заелозила головой по ковру. Было страшно подумать, что сейчас придется вставать, идти под душ, одеваться – тем более собирать вещи, вызывать машину и куда-то ехать, на какую-то виллу! Приятель Георгия, как выяснилось, служивший в консульстве, а потому человек информированный и с большими возможностями, указал место, где именно остановится Голуб на время своего визита в Сен-Дени. Кроме того, он вручил Георгию ключи от виллы, находящейся в километре от резиденции приамурского губернатора. Срок найма начинался с сегодняшнего дня, и Георгий планировал переночевать уже там, на побережье, но отнюдь не на этом серовато-голубом ковре…
Нет, какая уж там вилла, если у них не было времени даже до кровати дойти! Сначала-то Георгий сидел в кресле, держа Тину на коленях, и пытался понять, почему она вдруг появилась в ресторане «Пассажа» в таком странном виде. И еще он пытался убедить ее: пережитый страх, опасности, угроза смерти, висевшая над ней в течение нескольких месяцев, сыграли с ней плохую шутку. Пикантная брюнеточка, подсевшая к нему в баре, где он только что расстался со своим информатором, была обычной проституткой, предложившей ему, Георгию, свои услуги. Он отказался, но девушка так огорчилась, что в утешение пришлось заказать ей выпивку. Тогда девушка – кстати, ее имя Дениз, а вовсе никакая не Зоя, и вообще она француженка! – начала рассказывать о своей жизни, разоткровенничалась: мол, каждый раз, подходя к красивому молодому мужчине, надеется, что он влюбится в нее, возможно, женится… Георгий ничем не мог ей помочь, но прервать – казалось неловким, и он сидел, машинально кивая и не зная, как выпутаться из глупейшей роли наперсника. И вдруг, обернувшись на шум, он увидел Тину… Кстати, не она ли, случайно, была той загадочной особой в очках и шляпке с белыми цветами, учинившей такой переполох в самом центре благостного Сен-Дени?
А Тина все плакала и плакала, не в силах остановиться – плакала от облегчения, и от собственной глупости, и от ревности к этой черноглазой Дениз, на которую Георгий бросал такие выразительные взгляды… А когда она призналась себе, что все дело, оказывается, в элементарной ревности и именно эта ревность собрала возле «Пассаж «Плезир» все полицейские силы Сен-Дени, – тут уж ей стало совсем худо. И надоели эти «братские» объятия и «отеческие» поцелуи Георгия – поцелуи в лоб! Она сама, первая припала к его губам – но уж тут инициатива перешла к нему. Да, еще промелькнуло: ведь он, похоже, только этого и ждал! А потом все оковы сдержанности были разбиты – словно одежда, стеснявшая движения. Не было предварительных ласк – их тела столкнулись, точно два метеорита… и лишь осколки прежних Георгия и Тины разлетелись в темное никуда. Она стала другой, и он стал другим. А поскольку это ощущение оказалось совершенно новым, только что возникшим, оно требовало постоянного подтверждения. Вот этим и следовало заняться ночью, а не каким-то там переездом на какую-то виллу!