ись.
Ей тяжело, а им каково же?
– Успокой этих! – раздался повелительный крик его высочества. – Не до них сейчас!
Тина увидела, как один из спутников принца достал кнут, щелкнул им рядом с полусобаками, не помогло… пара ударов тоже ничего не дала, разве что кошка сжималась, словно это по ней били! И дальше бы сжималась, но почувствовала рядом с собой змеиное сильное тело. В науке биологии так не бывает, конечно, и для змеи такого размера кошка – это дичь, но Мария и Тина не были обычными животными, и друг друга они ощущали иначе.
Не хищник рядом, нет!
Свое.
Такое же существо, осененное благословением Многоликого, как и ты сама, свое, родное, к которому можно обратиться за защитой и помощью. Вот потому и неудобны были эрры, что между собой они воевать не могли никак.
Как тут повоюешь, когда и на тебе, и на том, другом, одна печать, один крест? Как сцепиться, когда вы друг друга понять сможете даже не осознанно, а куда глубже? Это как свою же руку со злости покусать! Понятно, Данакту, да и прочим правителям такое было поперек шерсти, пусть людишки лучше гибнут, абы им никто не мешал свою волю проводить!
А полусобаки ощутили другое. Часть чутья у них осталась, и благословение Многоликого, его силу, его волю, они осознали. И дружно заскулили, моля о… о чем?
О смерти?
О пощаде?
Они и сами не знали, но… помогите, прошу вас! ПОМОГИТЕ!!!
Мария вслушивалась в жалобный скулеж, но… сделать-то она что может?
Положа руку на сердце, почти ничего.
Ушел человек с кнутом, а собаки жалобно скулили, просили… освобождения? Но они не совсем так, как Линок, тому уже ничем нельзя было помочь. А этим?
Мария прислушалась к себе.
А ведь…
Этим помочь можно, только не так, как Сарану. Того только и убить из милости, а эти… эти словно посреди превращения застряли, и больно им, и тошно, и если чуточку силы добавить, станут они собаками. Только вот обратно, в человека, уже вернуться и не смогут. Не божественная воля их вела, не получится у них и двуипостасными стать. Перекинуться смогут, а обратно – никак.
Только вот и это лучше будет, чем то, что у них сейчас.
Собаками они будут, а вот боли у них не будет, собака – и собака себе, разве что с цепи надо будет их спустить. У собаки-то шея будет толще человеческой, их же придушит, если она сейчас…
Она правда решила им помочь?
А что, у нее есть выбор?
Если сейчас она уйдет, никогда себе потом не простит. И шанса у нее не будет. И… боги много дают, только вот и спрашивают они очень много, откажешься – наплачешься. И ладно бы сама, а то и род твой это заденет невесть до какого колена!
Мария только зубами скрипнула, хоть и не могут змеи так-то. Еще раз всех оглядела… нет, кто у коней, кто рядом с укушенными, там уже и второму поплохело, и поднялась рядом с деревом во весь рост. Уже женщиной.
Цепи на шеях у полусобак не заклепаны были, так, на защелке, а что ее открыть? Так, надавил, да и упала! Два раза нажать, а потом положить руки на головы несчастным и тихо-тихо, одними губами:
– Да смилуется над вами Многоликий!
И тепло изливается из ее ладоней прямо на подставленные доверчивые головы.
Миг – и сидят рядом с женщиной два пса. Да таких… поди, в Дикую Охоту их взять бы не побрезговали, они, сидя, в холке Марии чуть не до груди дотянулись, головы больше человеческих, и глаза…
Гасло у них в глазах все человеческое.
Уходил человеческий измученный разум, уходила боль, а вот память о ней оставалась. И впечаталось в собачий ум: женщина – хорошая, она помогла, она пришла и освободила, она… она от Хозяина. А вот ТЕ люди…
Те, которые на поляне, они плохие, злые, они обидели, они…
И две собаки согласованно прыгнули с места так, словно им под хвост факелом ткнули! Рванулись – рвать! Рвать в кровавые клочья, так, чтобы в разные стороны летело… Мария, перекинувшись обратно в змею, смотрела со стороны. Тина и Феликс тоже.
На поляне шел настоящий бой. Бой до смерти, бой… две собаки на восемь вооруженных человек? Понятно, что собак зарубят, но и они свою дань уже взяли. Уже не два тела на поляне лежало – шесть, и четверо человек отбивались. Собака сильнее, яростнее, более беспощадна, и двигается она быстрее человека, но и люди были не промах. Вот одному из псов отсекли лапу, второму разрубили спину…
Еще один человек поплатился – собачья пасть в последнем усилии рванулась вперед, сомкнулась на руке, которая недавно так ловко держала кнут, – и упала. Но кисть раздробила, теперь – не боец. Упал, покатился с воем по земле… так-то! Это тебе не привязанных кнутом хлестать, мразь…
Мария только еще раздумывала, что дальше делать, может, ползти и кусать, а может…
Феликс решил первым.
И легким шагом вышел из-за деревьев. Как перекинуться-то успел?
Светлые волосы по плечам, улыбка, эльф, да и только. А вот клинок у этого эльфа острый, и солнечные рассветные блики на нем пляшут хищной синевой, и сам клинок тоже пляшет в руке хозяина. Легко так, весело… кровожадно.
Мария и пискнуть не успела.
Не было ни громких слов, ни вызова, просто Феликс шел убивать, и все это поняли. Разве, кроме того, кто уже не выл, с перекушенной рукой. От боли сознание потерял.
Феликс шел вперед, и спасения от него не было. Мария увидела, как двое фарданцев переглянулись, сомкнули плечо к плечу, толкнули в чащу Вернера…
Феликс кинулся вперед одним прыжком. Одолеть этих двоих, убить, потом догнать и добить третьего. Не уйдет он никуда! Зазвенели клинки, но Мария уже не смотрела. Она скользила через поляну вслед за принцем… не успела.
– Уввваааааа!
Как могут орать кошки – это слышать надо. Ей-ей, грешные души в аду, может, и потише будет. По кошачьему-то желанию.
Тина желала, и изволила, и глотка у нее была – куда там домашним мурлыкам. И когти…
Не манул, не рысь, но если с ветки дерева прыгнуть на спину, на голову врагу… что она преотлично и проделала. Прыгнула, рванула когтями, что есть силы, отскочила…
Не случалось еще с его высочеством такого. Тина с него малым скальп не сняла, едва глаза не вырвала, а уж кровища из царапин так хлынула, словно и правда… и больно это, и страшно, так что Вернер заорал в ответ вдвое громче, а тут и Мария подоспела.
И, недолго думая, впилась куда пришлось. В ногу над сапогом, благо, после нападения Тины, он стоял на коленях… впилась и тут же отскочила.
Это – не менеджер из двадцать первого века, те, поди, и сделать-то ничего не смогут, только телефончик модный достать. А Вернер, хоть и принц, но воевать обучен. Достанет на последних морально-волевых мечом или кинжалом – не порадуешься. Ни к чему подставляться.
Пусть подыхает так!
Вернер стоял на коленях.
Яд уже действовал, яд скручивал его тело спазмами боли, Феликс тоже не заставил себя ждать. Появился, стряхивая с меча капли крови…
– Дамы? Вы уже?
Мария перекинулась в человека и поднялась подальше от Вернера.
– Практически. Добивать будешь?
Совесть ее не мучила.
В этих условиях от ее яда спасения все равно нет, так что Вернер помрет. И не жалко, за Анну-то! За погоню эту – что он хотел сделать, когда их догонит? Ручку пожать? В щечку поцеловать? Помощь предложить? Не верится что-то!
Вернер захрипел.
– Как… ка-ак?..
– Молча, – отрезала Мария. – Ты мне скажи, сволочь, что у вас там за полусобаки были!
Бесполезно.
Бешено забившееся сердце швырнуло яд по всему телу, ударило в мозг, сердце… начиналась агония.
Феликс пожалел несчастного и одним ударом прекратил его мучения. Посмотрел на Марию.
– Там, кажется, недобитки были. Сходим, посмотрим?
– Да. Заодно и допросим.
Мария сама себе изумлялась. С другой стороны, а чему? Своему хладнокровию? Так она и раньше не была склонна к воплям в стиле: «все пропало, все погибли!» Бухгалтер обязан быть спокойным, как мамонт в вечной мерзлоте, иначе как он будет квартальные и годовые отчеты сдавать? Каждый раз в истерике?
Рехнешься раньше, чем год пройдет.
А уж здесь, когда обрела вторую ипостась, она и вообще стала намного спокойнее. Чего орать и бегать-то? Вы видели паникующую гадюку? Вот и Мария не видела, и не надо ей такого.
Добили Вернера?
Туда ему и дорога! Правду-то говоря, парень был поганый, и человек бы вырос гадкий, и вреда от него могло быть много. А сейчас не будет.
Фарданцы разозлятся?
Пусть молятся, чтобы Мария не разозлилась. А то всем будет грустно. Но недолго. И выжившие позавидуют большинству.
За этими мыслями Мария и вернулась на поляну. Тот мужчина, которому собачьи зубы раздробили кисть руки, так и лежал на поляне. Истечь кровью он не успел, так что Феликс перетянул ему руку жгутом и принялся приводить в себя. Пощечинами, за отсутствием нюхательных солей и благородных дам.
Мужчина застонал и открыл глаза.
– А… э-э…
Феликс предупредительно поднес к его губам флягу с вином. Неплохим, судя по запаху, и раненый присосался, как к соске. Мария тоже не отказалась бы от глотка, но это лучше потом. Ей еще обратно ползти, а как змеи реагируют на спиртное, она не знала. Не пьют, наверное.
Гюрза-алкоголик – позор семьи!
Мужчина сделал пару глотков и огляделся вокруг. Феликс похлопал его по плечу. Мария только головой покачала, глядя, как преображается этот очаровательный кавайно-няшный эльф.
Вот он красавец и лапочка, вот он хладнокровный убийца, а сейчас… сейчас смотреть на него попросту страшно. Он ведь и не делает ничего такого, и рожи не корчит, просто выражение лица у него меняется, и глаза становятся такие… как окна в другой мир. И страшно.
Реально страшно, Мария порадовалась, что это на кого-то другого направлено, а то и правда – описаешься от страха.
Фарданец оказался покрепче.
– Это…
– Давай я тебе расскажу, что это значит, – Феликс почти мурлыкал, хоть и не кот. – Это значит, что у тебя есть выбор. Ты можешь умереть быстро и безболезненно, или можешь помучиться пару суток. Мне все равно, что ты выберешь, твоих спутников я уже положил рядочком. Да, и его высочество тоже, так что ты в любом случае приговорен. Но ведь есть же разница, КАК умирать, правда? К примеру, с целой шкурой, со всеми глазами и ушами, с чем-то ценным пониже пояса… – Феликс говорил, а в его руке плясал нож, касался названных органов, пока легко, не надавливая, но было ясно, что это ненадолго. И надавит, и надрежет…