– Я промолчу, если это не во вред Шагрену.
С этим Бертран согласился. Собрался с мыслями, да и рассказал, как было. Как трое мальчишек шкоду устроить решили, как искру увидели, как один из них к тейну пошел, как потом двоих убили, а Бертран сбежал…
Рэн внимательно слушал, потом согласно опустил ресницы.
– На Шагрене это тоже узнали. Меня послали найти осененного Его милостью и привезти на Шагрен.
Бертран не был бы собой, если бы не спросил:
– А зачем? Привозить то есть?
– Мы утратили милость Многоликого. Ее можно вернуть…
Бертран аж назад от Рэна шарахнулся.
– На смерть повезешь?! Да?!
Теперь настала уже очередь Рэна дернуться назад, зашипеть зло и коротко от прострелившей все тело боли.
– Рехнулся?!
– А ты не знаешь? Правда?
– Чего я должен знать?
Бертран потер лоб.
– Ну… это. – Вроде и не страдал он никогда косноязычием, а вот признаваться в своих грехах неприятно. Тем более, шагренец, они такие, строгие. – Я ж не просто так из храма ушел, злость меня взяла. Парни в могиле, а тейн будет жизни радоваться? Залез я в библиотеку, что смог унести, то и спер, а остальное спалил!
Рэн покачал головой.
– Книги… жаль.
Книга – редкость и ценность, глаза мудрецов, глядящие на тебя со старых страниц, и голоса детей над лугом, слова, остающиеся в вечности. Уничтожить книгу, как убить человека[27].
– А мне парней было жаль, – огрызнулся Бертран. – Тейна я убить не смог бы, и что-то такое ему сделать тоже, ну хоть так его достал, гада!
Спорить было сложно, Рэн махнул рукой.
– Хорошо. Почему ты это сказал?
– Потому что. Знаешь про свитки на шелке?
– Знаю… это мы вышивали. Наш обычай.
– Ну вот. Я такие и спер, их вынести легко, вокруг себя обмотал, да и неси, и воды они не боятся, и удобно, и не поймет никто, что это такое. Для моряков, вон, тряпка она и тряпка, на портянки годится? Нет, не годится, скользкая потому что. Вышивка шелком по шелку, старая.
– И?
– Там и про вас написано. Про то, как приносили в жертву осененных милостью Многоликого, старались ее вернуть. У вас такое было? Ты сейчас за этим пошел?
Рэн от такой заявочки аж головой замотал.
– Я? Нет, никогда, я воин, не палач!
Дурнота накатила, в ушах зазвенело, завыло, от одной мысли… его что – правда послали привезти человека на смерть? ДА? Как палача, как самое презренное существо в мире?!
Брат не мог!
Или мог? Или Ишуро все знал, просто не сказал Рэну? Могло такое быть?
Самое ужасное, что могло.
И знать мог, и не сказать – к чему им лишние тяжести? Есть задание, его надо выполнить, а что, сделав такое, человеком быть перестанешь… это как?! За что, брат?!
Бертран сунул под нос смертельно побелевшему шагренцу нюхательную соль.
– Ну-ка, дыши! Рехнулся, что ли? Ты тут сдохнуть решил, гад?!
Рэн медленно вдыхал и выдыхал воздух. Едкий запах соли прочищал разум, отгонял прочь мерзкие мысли.
– Это правда?
– Что думаешь, о таком врать можно? – насупился Бертран. – Вот что, я тебе свитки эти принесу. Их тейн особо ценил, хранил в тайнике, вот сам и почитаешь. Еще я врать тебе буду! Всю жизнь мечтал, аж повизгивал! Тьфу!
Рэн прикрыл глаза.
– Прости. Устал. Принеси, пожалуйста, я почитаю. Там на нашем языке?
– Часть так, часть этак, – Бертран понял, что шагренцу еще и похуже пришлось, и злиться перестал. И правда, для него это неожиданность, а что это значит?
Правильно. Что его еще сильнее обманули, чем Бертрана.
– Прошу.
– Принесу я, принесу. Только не объясняй никому, что это такое, и постарайся не показывать, понял? Уж капитан-то точно поймет, что к чему, а это ценность и редкость.
Это Рэну объяснять и не надо было. Как себя поведет капитан, окажись у него в руках, считай, новый корабль? Никто не знает… лучше не провоцировать.
– Хорошо. И – спасибо.
Бертран шмыгнул носом.
– Не за что. Сейчас свитки принесу, пусть пока у тебя полежат, и пойду. Матросов мало, всем работать приходится, тяжко.
– Спасибо. Я тебя не подведу. Слово.
Бертран кивнул.
И только выйдя из каюты боцмана, в которой сейчас лежал шагренец, вдруг осознал, что ему стало чуточку легче. Тяжело же, когда ты один, и даже поделиться тебе не с кем, и поговорить. А сейчас… он один, и этот парень один. Может, они и смогут понять друг друга?
– Вы понимаете, что я могу так и головы лишиться?
– Понимаю, эрр. Но если так, я могу просто дать бумагам ход, – Алесио Ихорас смотрел насмешливо. – Почему нет? Воровать вам понравилось, вы попробовали, вы не попались, так чего ж теперь? Ах, простите, попались.
Эрр Расмус стиснул кулаки.
– Вам не понять!
– Конечно, мне не понять. Я, как человек, который в жизни всего добился умом, не пойму того, кто делает карьеру другим местом. Но это еще ладно, решили вы пойти на содержание к эрре Верни, но зачем же было так мелко пакостить? Воровать, шантажировать…
Расмус зло зашипел.
Зачем-зачем, думаете, этих подачек ему хватало?! Он молод, красив, обаятелен, и… и так беден! Ему даже новый жилет иногда купить не на что! Да что жилет! Вы не понимаете, ему иногда даже есть приходится на дворцовой кухне, благо его там привечают, и покушать дают, но это… это унизительно!
Бедность… когда у тебя только и есть, что титул, когда ты младший сын младшего сына, когда наследства тебе не будет ниоткуда – в семье вообще лишних денег нет, а так хочется… да просто – всего! И когда эрра, которая тебе в матери годится, начинает делать недвусмысленные намеки – почему бы и не поддаться? А потом и вторая, третья… Эрр Вейнард вообще предпочитал женщин постарше. Не потому, что вкус у него такой, просто женщинам помоложе надо делать подарки, а женщины постарше могут дарить ему всякие приятности и полезности, вроде хорошего кинжала, или перстня с бриллиантом, или просто кошелечка с деньгами.
Но сначала-то ему хватало. А потом… потом стало мало!
Захотелось перстень не с изумрудом, а с бриллиантом, да не один камушек чтобы был, а четыре, так сейчас модно носить, и пряжки на туфли с бриллиантиками – в тон. Захотелось не просто шляпу с пером, а шляпу с пером, крашенным в четыре цвета, по той же моде. А это деньги и деньги. И где их взять?
Но однажды любовница совершенно случайно потеряла у него дорогую сережку.
А потом эрр Расмус принялся создавать такие случаи целенаправленно. Сам мог навестить шкатулку с драгоценностями или совершенно случайно что-то прихватить – и что?
Эти старые дуры ему и так по гроб жизни должны, за обращенное на них внимание! Он им жизнь украсил, у них такого любовника, как он, никогда не было и не будет, и деньги – небольшая плата за такое сокровище.
Нет?
Кто-то так не думает?
Следующий шаг сделать было еще легче.
Люууууубит она!
А муж твой знает, кого ты там любишь? А то, может, стоит ему намекнуть? Так, самую чуточку?
Если ты делаешь идиотские признания, если ты пишешь глупые письма, будь готова, что они могут оказаться не в тех руках. И за них потребуют деньги.
Нет-нет, это не эрр Вейнард, он-то все письма вернул по первому требованию, но на слугу напали, избили его, отобрали письма… где они и у кого оказались?
Да кто ж знает!
Пришло предложение их выкупить? Так выкупайте, эрра! Кто ж вам не дает?
Дорого?
А скандал дороже обойдется, и монастырь тоже… Вейнард не зарывался – пока. Он примерно знал, сколько может заплатить та или иная его любовница, и старался не выжимать баб до конца. А вдруг к ним еще вернуться потребуется?
И все шло более-менее ровно, пока не нашелся на его голову эрр Ихорас. Который и прищучил слишком умного любовника.
Эрра Верни оказалась его давней знакомой, ну и Расмус чуточку не рассчитал, запросил больше, чем она могла дать.
Эрра кинулась к казначею, справедливо рассудив, что у него-то деньги быть должны, Алесио этот вопрос заинтересовал, он приставил нескольких человек проследить за передачей денег и писем, и Расмус попался. Его ухищрения были рассчитаны не на воров, которых попросил Алесио, а на богатых эрр, которые, понятно, в таких делах были беспомощны.
Люди казначея от души поколотили незадачливого любовника, потом отобрали у него все письма и отнесли заказчику.
Алесио подумал и пригласил Вейнарда к себе на разговор. Да-да, он на этого типчика злился еще со времени того случая, с Марией… да как этот паршивец вообще посмел на королеву глаза поднимать? Это ему – что?
И признание, что его нанял Виталис Эрсон, дела не улучшило. Алесио думал недолго.
Эрсон тебя нанял?
Вот против Эрсона ты и поработаешь! И попробуй только откажись! В порошок сотру, всем о твоих достижениях известно станет! Не то что в Эрланде, ты и на Шагрене не укроешься!
Хотя Расмус и хотел отказаться, особенно когда узнал, что от него требуется.
Соблазнить королеву?
А может, сразу убьете? Король все равно за такое голову снесет! Расмусу жить хотелось, а тут его жизни и лишат! Нет-нет, он на такое не согласен!
Ах, не соблазнять?
Просто поухаживать, просто вскружить голову, сделать так, чтобы она отвлеклась от мужа?
Ну…
Алесио покачал головой и все разъяснил.
Иоанн не вечен. А вот королева моложе, может, и проживет еще долго, и будет при ребенке… принце или принцессе, кто у них уж там родится! А рядом с ней будет умный и красивый Расмус. Вейнард будет влиять на королеву, Алесио на Вейнарда – чего еще надо? Даже и сейчас через королеву можно будет узнавать что-то о делах Эрсонов или просить что-то у короля.
Что в этом такого страшного?
Влюбленная женщина на многое готова, а уж когда предмет любви недоступен – вдвойне!
Расмус подумал немного, да и успокоился. На такое он согласен, за такое-то не казнят. Он ведь ничего и делать не будет! Развлекать королеву, очаровывать, влюб