– Договор подписываешь – и будем к свадьбе готовиться.
– Нет, – подала голос Эсси.
– Нет? – удивились двое мужчин.
– Не будем готовиться. Договор подписываем, венчаемся по-тихому и уезжаем из столицы.
Мужчины удивленно смотрели на девушку. Ладно, Питер спокойнее, он от Эсси чего-то такого и ожидал, а вот Виталис удивлялся искренне.
– Ты не хочешь пышной свадьбы?
Эсси не хотела больше видеть Диану.
Никогда.
И сильно подозревала, что кузина ее не отпустит, когда вернется в столицу. Но так Виталису не скажешь, а потому…
– Дядя, Питер живет далеко, нам бы домой доехать до распутицы, с его родителями все уладить, там и свадьбу настоящую справим. Так-то оно лучше будет, мне ТАМ жить. А тут деньги тратить и незачем.
Это Виталис понимал.
Но раз так…
– Ладно. Скажу секретарю, пусть договор готовит.
Питер и Эсси устроились ждать в гостиной.
Договор был написан быстро, и Виталис не поскупился. Все же Эсси делала все, что он прикажет… так что в приданое ей попал и хороший кусок земли, по соседству с Орваленом (пойдет мужу), и солидная сумма денег (лично на счет Эсси), и оговорено, что снимать эти деньги нельзя, только проценты можно. А сами деньги будут лежать, расти, потом из них приданое дочерям Эсси будет выделено.
Пожаловаться было не на что.
Даже по столичным меркам приданое получалось хорошее, а уж по провинциальным – и вовсе богатая невеста. А что ограничения, так Питер их хорошо понимал, нечего транжирить да разматывать! Но он не из таких, да и Эсси не мотовка, так что им всего хватит.
Еще два дня были потрачены на сборы.
А на третий день стояли Питер и Эсси в часовне, венчал их кардинал Рентский, и сразу же после свадьбы молодые, поцеловав Виталису Эрсону на прощание руку и поблагодарив, отбыли к себе в деревню.
И только тогда Эсмеральда смогла перевести дух.
Вот не сойти ей с места, вляпается во что-то кузиночка Диана! Точно вляпается!
И лучше бы Эсси оказаться от столицы в это время подальше. Это дядя Виталис ее не знает. А Эсси насмотрелась…
В деревню!
К овцам!
И не вылезать оттуда лет пятнадцать! Благо Питер не против.
Может, и не такая уж это романтическая история любви, ну да и ладно! Зато все живы, здоровы и с доходом, а Эсси больше и не надо. Еще бы вот ее родители мужа приняли…
Глава 8
– Ваше величество, мой принц, его высочество Вернер, трагически погиб.
– Что значит – погиб?! Я не приказывал! – Иоанн всерьез разгневался, а потом и сообразил, что ляпнул.
Какое он имеет отношение к смерти его высочества Вернера?
– Это большое горе для моей страны, ваше величество, – посол Фардании был бледен, но решителен. – Я умоляю вас о милости, помочь отправить на родину тело моего погибшего господина!
Иоанн махнул рукой.
– Эрсон! Распорядись… что там надо?
– Повозки. И забальзамировать, – подсказал эрр Шедан.
Виталис кивнул.
– Сделаем, как прикажете.
– Отчего умер его высочество? – заинтересовался Иоанн.
– Он поехал на охоту… я не знаю, что с ним случилось, я нашел тела уже достаточно поздно, – Марко развел руками. Он ничем не рисковал, тела и правда выглядели отвратительно. За несколько дней в лесу и птицы отметились, и разложение, опять же, и всякая насекомая мелочь…
Феликс хоть и поднял тела на деревья, хоть и привязал их покрепче, но некоторые вещи не предусмотришь.
– На охо-оту, – протянул Иоанн.
– Да, ваше величество, – Марко являл собой пример честности и правдивости. Только что глаза не хлопали, наивно-наивно. Иоанн не верил, но и возразить пока было нечего.
Опять же…
Если Вернер получил какие-то сведения и помчался вдогонку за королевой… допустим! Но результат совсем не тот, который он хотел. Если бы принц догнал Марию… или догнал? И был убит?
А кем?
Это же не пьяная трактирная драка, это принц, который с детства привык клинок в руках держать, и его сопровождающие…
– Сколько человек поехало с его высочеством?
– Десять, ваше величество.
Вот. Это маленький отряд, с хорошим оружием, с отличной подготовкой… и такой результат? И кто смог с ними справиться?
Ну не Мария же постаралась? Это даже не смешно!
И если не Ханс… не зятька ли любезного благодарить за этот побег надо? А? Не торчат ли из этого дела уши его величества Саймона?
Иоанн решил это обдумать потом и махнул рукой.
– Эрсон, позаботься.
– Да, ваше величество.
Грустные мысли вернулись к Иоанну поздно ночью, когда он уже лежал в кровати, закружились рядом, зашипели, словно змеи, заливая пространство комнаты своим ядом.
С-саймон…
Если это он, если Мария у него… тогда Иоанн двоеженец и брак его незаконный. И Диана ему никто, и дети его будут бастардами.
Как с этим жить?
Что делать?
Выход один. Пусть его люди в Картене найдут Марию – и убьют ее. А если она беременна… все равно, пусть убивают. После родов к ней точно никого не подпустят, а вот во время родов или еще как-то… или она останется жива, или он.
Король-двоеженец – это клеймо. От церкви его отлучат, и страна лишится благословения, Саймон может этого добиться. А уж сколько проблем будет с престолонаследием, лучше и не думать. Или Анна, или ее дети, или бунт…
Слов у его величества не было.
И зла не хватало.
Вот ведь стерва эта Мария, такое законному мужу устроить…
Рэн выздоравливал тяжело.
Гноились раны, постоянно трепала лихорадка, да и душевное состояние его оставляло желать лучшего.
Тоска окутывала его, словно плотное серо-зеленое облако, обволакивала с ног до головы, отравляла своими ядовитыми парами, и может, даже и помер бы шагренец, если бы не Бертран, который приходил каждый день.
Садился рядом, тормошил, начинал расспрашивать о Шагрене, о происходящем там… и Рэн отвлекался.
Рассказывал.
О небольших хижинах с соломенными крышами и о диких ветрах с моря, которые могут разметать их в мелкие клочья.
О розах, которые так любят выращивать на Шагрене, и о том, что розы сажают на могилах, там они лучше растут.
О ласточках, которые живут практически в каждом доме – как же без них? Считается, что ласточка – это благословение богов. Всех и сразу. И она несет на своих крыльях уют, достаток, благополучие…
О Великом Вулкане, который некогда усмирил Император-дракон. И с тех пор его потомки правят Шагреном и почитаются детьми Многоликого. Да так оно и есть, разве не понятно? Кому еще под силу управлять вулканом?
Бертран с этим был согласен. Но вот кое-что другое…
Он сидел рядом с Рэном и читал тому свитки. Вот прямо так, с начала и по тексту, до самого конца.
Рэн слушал и поневоле… какое тут болеть – умирать?! Он просто не мог себе позволить такой роскоши! Умереть – и оставить ситуацию на кого-то другого? Может, другой человек и справится. А может, и нет.
Ему доверился брат, а император доверился его старшему брату, император вручил судьбу страны в руки Ишуро Тори! Он отдал ему Камень Многоликого. Если Рэн не вернется, то как, КАК найти человека, отмеченного благословением Многоликого?
Никак.
Нет у Шагрена второго шанса… наверное. Если только еще один камень у них?
Или нет?
Рэн не знал ответа. Для него было важно другое. Он должен… хорошо, допустим, он сойдет на берег, найдет этого человека… а дальше-то что? Рядом с ним больше нет чернозубых, он один. Как он уговорит человека отправиться с ним на Шагрен? Похитит? Ударит по голове, завернет в ковер и так повезет через три страны? Эрланд, Картен, Шагрен? Ну-ну…
Это в книгах читать хорошо, а в жизни такие истории никогда не заканчиваются победой. Так просто не бывает. Или пленник сбежит, или убьет Рэна, или умрет сам… да много чего может быть.
Но допустим!
Рэн нашел этого человека, довез его, император честь честью принес несчастного в жертву… вот тут-то и посеял первые семена сомнений Бертран.
Читал он свитки, читал, а потом и задумался. И задал вопрос, который не приходил на ум брату Тома. И брату Винсу, и королю, и тейну, и многим другим. Наверное, потому, что они не верили в Бога. Для них благословение Многоликого было просто словами. Или чем-то вроде золотой брошки. Вот она есть – и ее можно приколоть одному, второму, можно передать, продать, украсть.
Какие боги, вы о чем?
Они все живут на земле, им важно свое. Кому деньги, кому власть, кому жизнь продлить… Божья воля? Даже и слушать смешно!
А вот Бертран в свои четырнадцать этой веры не утратил. Он точно знал, что Бог – есть, и уверялся с каждым днем все сильнее и сильнее.
Если Бога нет, то кто, КТО его сюда привел? Кто все это сделал? Кто направляет его дорогу и его руку? Да, жалко ребят, и уходить из дома было страшно, но Бертран много читал в свое время, и такие истории были ему известны.
Не всегда в жизни бывает ладно и гладко, но ведь истории и не пишут о крестьянине, который родился и пятьдесят лет обрабатывал свое поле, а потом умер. Это неинтересно.
А вот такие, как Бертран…
Когда волей судьбы юноша самых высоких достоинств бежит из дома, потом долго скитается и попадает в передряги… да, в книгах это заканчивается всегда хорошо. В жизни так бывает намного реже. Рэн тому свидетель, он и сам… да, бывает всякое, можно и голову сложить. Но так ведь интереснее!
Бертран не променял бы год своей жизни на пятьдесят лет вспахивания одного и того же поля. Может, кому-то такая жизнь и хороша, но не ему! Нет, не ему!
И Многоликий понял это и подтолкнул Бертрана на его путь. Путь, по которому никто другой пройти не смог бы. Не знал бы языка Шагрена, не утащил бы свитки, не увидел бы искры в камне, не смог бы поговорить с Рэном, тем более подружиться…
Да, Бертран мог считать себя другом Рэна, может, и единственным – ни с кем иным Рэну просто не хотелось разговаривать. Он был вежлив и любезен с капитаном, боцманом, шкипером, но и только. Просто вежливость. И за ней – пустота и тоска.