Отражения — страница 51 из 75

Пожалуй, от того, что в такой день ты лежишь под теплым одеялом, можно было получать удовольствие, думала Амелия, если бы у тебя была пара интересных книг или другое занятие. Но увы. Амелия чувствовала, что ее наказали – не открыто, а вот так, под предлогом заботы о ее душевном покое. Покоя, впрочем, не было: мысли Амелии все время утекали в сторону леди Бронкль.

Может быть, ее тоже наказали? И прямо сейчас, пока Амелия рассматривает полог своей кровати, бедная леди Бронкль собирает вещи, пакует книги и папку с акварелями? Или стоит перед леди Катариной, которая отчитывает ее за безрассудство и невнимательность? Или леди Катарина, занятая очередной светской встречей или муштрованием фрейлин дочери, переложила эту гнусную обязанность на леди Алексиану?

Амелия сжала край одеяла в кулаке и перевернулась на живот.

Она никогда не злилась на мать, ну, сколько себя помнила. Были детские обиды, были глупые фантазии о том, что леди Катарина сторожит их с Кармиль в Эривэ – как злая ведьма сторожит принцесс в заколдованном лесу, пока за ними не придет король волшебной страны, их отец, и не спасет их. Была печаль: иногда Амелия чувствовала себя безголосой и неприметной. Все, что она делала или говорила, сжирала пустота. Потеряйся Амелия в настоящем лесу, вряд ли бы кто-то ее хватился. Леди Катарина не слышала слов, не видела протянутых рук, словно бы старшая дочь, первый ребенок, родившийся в браке с сыном короля, не была ею любима – более того, она вообще не была.

Леди Бронкль с ее разговорами, вересковыми пустошами и чтением на ночь романа о злом чародее, разбивающем девичьи сердца ради забавы, слышала Амелию – более того, леди Бронкль слушала ее.

И Амелия разозлилась.

И одновременно с этим разрыдалась – так сильно, что напугала горничную. Та вскочила со своего стула, не зная, что делать, и Амелия сквозь слезы злорадно подумала, что будь здесь Кармиль, она бы давно загоняла служанку множеством мелких, выматывающих поручений. Стоило, пожалуй, сделать то же самое – как только они снова останутся одни.


***

Травяной отвар был горьковатым и, по уверениям леди Алексианы, должен был успокоить Амелию. Леди Алексиана сама принесла его, не доверив эту важную миссию никому. Сейчас она сидела на краешке кровати Амелии и следила, чтобы та медленно, маленькими глотками выпила целую чашку этого отвара.

– Что же вы, милая? – ласково сказала леди Алексиана и коснулась ладонью, сухой и прохладной, лба Амелии, словно проверяла, не поднялся ли у нее снова жар. – Что вас расстроило?

Ее глаза оставались цепкими, почти равнодушными.

– Мне приснился кошмар, – соврала Амелия, потому что что-то подсказывало ей: скажи она про леди Бронкль – и голос леди Алексианы превратился в холодную, злую сталь.

– Да? – ухоженные брови взлетели вверх. – Горничная сказала, что вы так и не смогли заснуть.

Горничная, которая тоже была здесь, стояла за спиной хозяйки, смиренно сцепив руки на переднике, согласно закивала.

Амелия смутилась.

– Я задремала, – ответила она, потупив взгляд. – Ненадолго.

Леди Алексиана покачала головой.

– Я пью этот отвар, чтобы лучше спать, – задумчиво сказала она. – Надеюсь, вам он тоже поможет. В вашем случае, Амелия, сон – это спасение. Завтра откроете глазки – и станет легче, – она почти с материнской заботой подоткнула Амелии одеяло. – И все пройдет. И болезнь, и горести.

– Можно мне книгу? – осмелилась спросить Амелия.

– Нет, – ответила леди Алексиана, так быстро, словно ждала этот вопрос. – Увы, моя дорогая, вам запрещено сегодня волноваться.

– Но без книги я скучаю и волнуюсь еще больше!

Леди Алексиана посмотрела на нее еще более удивленно, чем минуту назад. Казалось, возражающая Амелия, Амелия, посмевшая протестовать чужой воле хотя бы на словах, было чем-то из ряда вон выходящим.

Таким, что обычная невозмутимость опытной светской львицы, все эмоции которой были продуманы и проявлялись лишь в той мере, в которой она хотела, – эта невозмутимость вдруг исчезла.

– Амелия, – сказала леди Алексиана серьезно, словно говорила уже не с ребенком, а со взрослым, понимающим все человеком. – Ваша матушка предпочитает слушать вашего врача. Если он запретил вам волноваться и считает, что чтение может нарушить ваш покой, значит, ваша матушка запретила вам читать. Ради вашего же блага.

– Я не думаю, что учебник истории для девиц моего возраста может меня взволновать, – заметила Амелия.

– Хм, – на лице леди Алексианы отразилось что-то, похожее на уважение. – Пожалуй, я тоже не видела ничего скучнее учебников истории для юных леди. Я обещаю вам подумать, – она встала, привычным жестом расправив сбившиеся складки на юбке. – Но только если вы пообещаете сейчас не волноваться и попробуете поспать. Мечтать, Амелия, вам никто не запрещал, – напомнила он. – А вы, как я знаю, очень мечтательны.

Чашка была полна лишь наполовину.

Горячее питье действительно успокаивало – может быть, дело было в травах, может, в том, что оно согрело Амелию изнутри, и ее уже не колотило от мнимого холода.

– Леди Алексиана, могу я спросить…

– Да, дорогая?

– А где… – Амелия посмотрела на стройную, красивую и строгую леди Мэйв и решила, что не будет раскрывать свои мысли. – А где моя матушка?

– В гостях у лорда Вортигерна, – ответила леди Алексиана, ни капли не смутившись. – Он назначил ей встречу еще на одном из последних балов, и пропустить ее было бы не очень вежливо. Особенно со стороны вашей матушки, Амелия. Она отправилась туда сразу после встречи с вашим врачом и вернется поздним вечером. Так что спите, Амелия, – она повернулась к служанке, и голос действительно превратился в сталь. – Ваше место все там же, и в этот раз, будьте любезны, следите за ее высочеством внимательнее.


***

То ли отвар и правда помог, то ли сказалась усталость – Амелия заснула. Когда она открыла глаза, было уже темно. Густая, глубокая темнота наполняла комнату до краев – ни отблеска свечи, ни тлеющего уголька в камине, ни лунного света, льющегося сквозь окна. Шторы были плотно задернуты – Амелия заметила это, когда глаза чуть привыкли к темноте.

Тишина стояла такая же глубокая – только тиканье часов нарушало ее. И дыхание, которое принадлежало самой Амелии. Она осталась одна.

То ли было так поздно, что вредную надсмотрщицу отпустили спать, то ли она сама решила оставить свой пост – раз уж принцесса заснула, и приглядывать за ней не имело смысла.

Амелия лежала в темноте и прислушивалась к ней, вглядывалась в нее, не веря своей удаче. Страшно не было – Амелия вообще не слишком боялась темноты, и ни призраки, ни тени, которыми ее воображение населяло углы и пустые комнаты, не пугали ее больше, чем ей самой того хотелось. За эти дни Амелия устала от шума вокруг и сейчас, лежа в бархатной, прохладной тишине, наблюдая, как из сумрака проступают очертания предметов, складки портьер, контуры дверей и лепнины, Амелия почти наслаждалась.

Ей нужно было лишь щелкнуть пальцами, чтобы заставить волшебный кристалл светиться, но Амелия не торопилась этого делать.

Когда ей надоело лежать и слушать собственное дыхание, Амелия вылезла из-под одеяла и, зябко ежась, опустила ноги на пол. Босые ступни утонули в мягком ворсе ковра. По полу ходили легкие сквознячки, они кусали пятки, как глупые щенята, совершенно не мешаясь. Амелия подошла к двери, ведущей наружу, и повернула ручку вниз.

Было заперто.

И обидно.

Она постучала – на всякий случай, проверить, нет ли сторожа за дверью. Кого-то, кого оставили на случай, если принцесса проснется и ей понадобится что-нибудь. Но никто не отозвался. Амелия наклонилась, прикрыла один глаз, пытаясь рассмотреть в замочной скважине что-то, кроме темноты, но ничего, кроме темноты, там не было. Ни отблеска огня, ни теней, ни шорохов, ни дыхания, ни всхлипываний, ни смеха.

Тогда Амелия щелкнула пальцами, зажигая кристалл над камином, натянула на босые ноги плотные шерстяные чулки и, поплотнее запахнув на груди полы халата, нырнула в тайный ход, ведущий в застенье.

Кристалл она взяла с собой, выковыряла его из железной клетки фонаря и крепко сжала в ладони. Он тускло светился и был тяжелым и холодным, так и норовил выскользнуть из руки. Амелия держала его перед собой, освещая путь по узким, пыльным коридорам.

В стенах тот тут, то там попадались контуры дверей.

Это был чужой дом и междустенный мир тоже был чужим. В Эривэ Амелия знала каждый поворот, каждую ступеньку, каждый угол, она могла бы пройти из библиотеки до комнаты матери и обратно в детскую с завязанными глазами. Здесь же пришлось полагаться память о паре прогулок с Кармиль – и на странное чутье, похожее на то, которое в парке вывело Амелию из глубокого леса назад, к пруду – и к лорду Дамиану, ждущему ее в сгустившихся сумерках.

Она подумала о нем – о темной фигуре на фоне синеватого снега, о голосе, который говорил с ней, словно возвращал ее в этот мир, об огоньке над плечом и о протянутой руке. О том, что он скрыл правду, которая вызвала бы много вопросов. Не было ли здесь подвоха, думала Амелия, осторожно пробираясь по коридорам все дальше и дальше – туда, где, как она думала, должна быть комната Кармиль. Не будет ли молчание лорда Дамиана стоить чего-то, что Амелии придется заплатить? Или он смотрит на подобное как на шалость заигравшегося ребенка – опасную, и Амелия это понимала, чудесную, случайную шалость? Он не пришел поговорить с ней, потому что считает лишним беспокоить принцессу, которую заперли в комнатах из заботы о ее здоровье, или потому что выжидает, продумывает, как распорядиться новым знанием?

Мимо Амелии, задев подол, пробежала большая бурая крыса – и Амелия вздрогнула, выронив кристалл. Он упал с громким стуком, замерцал, мигнул чуть ярче – и погас.

Амелия осталась в темноте одна. Снова. Но эта темнота была другой – не такой, как в спальне. Здесь, между стен чужого дома, темнота навалилась на Амелию, густая, душная, пыльная, тяжелая, как воздух перед грозой. Амелии казалось, что в этой темноте кто-то шепчется, бормочет, посмеивается, словно раздумывает, что делать с принцессой, попавшей в ловушку – ведь ей не следовало сбегать из комнаты, нужно было лишь дернуть сонетку, чтобы кто-то из слуг пришел и открыл дверь! Глупая Амелия, шептали голоса, ты же знаешь, что случается с непослушными детками, которые сбегают из дома и теряются в старых городах? Король Крыс берет их в свою свиту, он превратит их в маленьких пажей, они будут носить его на серебряном блюде по коридорам подземного дворца, они будут вынюхивать для него, где чем поживиться, подслушивать для него новости, стирать его плащи и воровать для него лучшую еду с городских кухонь!