стальное.
Снаружи раздались шаги и голоса, а потом дверь открылась, заставив нас обернуться, а меня – вздрогнуть. Вместе с холодным воздухом в карету проник Феликс. Он махнул рукой кому-то, кто остался там, снаружи, бросил вознице бесцеремонный приказ ехать дальше и, устроившись рядом с Ренаром, напротив меня, захлопнул дверь.
Трость в виде фламинго прижималась к его колену.
Фиолетовый плащ был оторочен серебристым мехом по краю, почти как кружевом.
Пахло гиацинтами и морозом.
Феликс сощурился и обвел нас веселым взглядом, улыбаясь так светло, словно не совершил только что похищение – я была уверена, что теперь едем мы совсем не туда, куда должны были.
– Знаете, леди Айвеллин, – сказал принц, сдвигая трость в сторону Лин так, что она почти коснулась ее подола. – Я очень не люблю, когда от меня сбегают, не предупредив. Конечно, – продолжил он доброжелательно. – Планы на вечер могут поменяться, я все понимаю, но вы могли хотя бы сказать мне об этом, – он покачал головой.
Улыбку сменила капризно-печальная гримаса.
Как же, подумала я, вы же сами сбежали от нас, ваше высочество.
Но, конечно, ничего не сказала. От присутствия Феликса здесь, в тесном пространстве кареты, мне было не по себе.
Ренару, кажется, тоже.
Лин откинула капюшон и покорно опустила взгляд.
– Я должна сопроводить леди Лидделл домой, мой принц, и после этого…
– У леди Лидделл и без вас есть отличная компаньонка, – перебил ее Феликс, наклонив голову в сторону Ренара. Голос был холодным. – Способная, как я заметил, и раздобыть леди ужин, и отвезти ее домой. Вы разочаровали меня, леди Росиньоль, – сказал он с подчеркнутой печалью. – Но ради улыбки на бледном личике леди Лидделл я готов сменить гнев на милость. Если леди Лидделл окажет мне любезность.
Он замолчал, явно ожидая вопроса, но мы, все трое, дружно молчали.
Видимо, никто не знал, о чем лучше спрашивать.
– Посмею предположить, ваше высочество, – нарушил молчание Ренар, подчеркнуто рассматривая треуголку, которая лежала у него на коленях, – что леди Лидделл стоит улыбнуться.
– Вымученная улыбка – все равно, что поцелуй, сорванный насильно, – оскалился Феликс. Я не видела его глаз, но, кажется, чувствовала взгляд, застывший на моих губах. – Нет, я лишь предлагаю всем вам побыть сегодня гостями… у одного моего друга. Ничего предосудительного и неприличного, не пугайтесь, дорогая, – со смешком добавил он, словно угадав мои мысли. – Всего лишь камерный вечер, на котором, как я надеялся, леди Айвеллин развлечет нас музыкой. Видите ли, – сказал он, повернувшись к Ренару, словно нашел в нем собеседника более достойного, чем я. – Хозяйку дома, в который я хочу вас пригласить, мало что радует в этом мире. Музыка и живопись, а еще хорошее вино – те немногие вещи, что способны вызвать ее улыбку. Как хороший друг, я стараюсь приносить радость и, надеюсь, леди Лидделл оценит мое усердие в этом, смягчится и найдет в себе достаточно милосердия, чтобы принять приглашение.
Я посмотрела на Ренара, надеясь прочитать на его лице правильный ответ, но нашла лишь такую же рассеянность.
– А если… если я откажусь, ваше высочество? – спросила я, глядя в глаза Феликсу.
– Я приму отказ, понимая, что вы, должно быть, устали, – ответил он. – Но расстроюсь, а еще заберу у вас леди Айвеллин. Уже не на правах гостьи, а как музыканта, нанятого развлекать публику.
– Мне кажется, – я сощурилась, – вы меня шантажируете.
Губы Феликса изогнула тонкая, чуть кривая улыбка.
– Можно сказать и так, леди Лидделл, – признался он. – Использую все возможные способы, чтобы, наконец, появиться рядом с вами где-то, где нас увидят, заметят и поверят в нашу с вами ложь. Ну так что? – Феликс обвел нас взглядом. – Я отпущу вас чуть после полуночи, дорогая, – добавил он, коснувшись моей руки пальцами. – И обещаю пару интересных знакомств.
Антея сказала, что Феликса бояться не стоит: он не причинит вреда, зная, что за моей спиной стоит вся семья дель Эйве, а не только Кондор. Но это не помешает ему раз за разом проверять меня и играть, как кот, который охотится за лентой в руке хозяина. И чем яростнее я буду сопротивляться и фырчать в ответ, тем дольше игра продлится.
Соглашаться на авантюры, мягко определяя границы, сказала Антея, лучший способ быстро надоесть кому-то вроде Феликса. Принимать невинные подарки и находить весомый повод отказаться от того, что внушает опасения, – самая правильная стратегия. Куда лучше стеснения или взбрыкиваний, на которые можно разозлиться.
Злить Феликса я бы не хотела.
Поэтому я согласилась.
Феликс удовлетворенно улыбнулся и откинулся на спинку сиденья.
Я поймала легкий кивок Ренара и позволила себе выдохнуть.
– Вас ждет чудесная арфа, – сказал Феликс, рассматривая Айвеллин из-под полуопущенных век. – Работа кого-то из полукровок, старая, очень. В свое время мне стоило большого труда раздобыть ее.
– Право слово, – ответила Лин, опустив взгляд. – Не стоило так…
– Это был мой подарок Вивиане, когда она училась играть, – перебил ее Феликс. – Жаль, из этого не вышло ничего путного, а заставлять такой инструмент молчать – преступление. Поэтому я нашел ему достойного исполнителя, – он коснулся рукой груди и чуть наклонил голову, отдавая таланту Лин должное. – Ничему не удивляйтесь, – добавил он, обводя нас всех взглядом. – У хозяйки дома свои взгляды на прекрасное.
– Нас точно будут рады видеть, ваше высочество? – на всякий случай спросила я.
Феликс, кажется, посмотрел на меня почти с презрением:
– У вас есть сомнения, дорогая? – спросил он почти ядовито. – Пока вы пользуетесь моим расположением, вас рады видеть везде, где я появляюсь. И чем больше я демонстрирую свое к вам расположение, тем больше радости вызывает ваше появление где бы то ни было, – он лениво одернул шторку и выглянул в окно, словно там можно было хоть что-то разглядеть. – Мы почти на месте. Мастер Рейнеке, – Феликс повернулся к Ренару. – Проследите, чтобы леди Росиньоль не ударилась, когда мы будем выходить из кареты. Ее руки нам сегодня очень нужны.
Сначала мне показалось, что дом не жилой. Окна были темны, даже фонарь над крыльцом не горел, и по ступеням я поднималась осторожно, опираясь на руку Феликса. Тяжелый дверной молоток глухо ударился о резную дверь.
Она открылась быстрее, чем я ожидала, и с замерзшей темной улицы на окраине богатого квартала Арли, я попала в просторный холл, скупо освещенный, словно хозяева дома экономили на свечах и кристаллах.
Дверь открыла горничная, которая тут же исчезла в тени, позволив нам осмотреться.
Пахло воском, розами, дымом и, кажется, ладаном, отчего мне на минуту показалось, что я попала в часовню – оттого здесь так тихо и темно. С высокого потолка свисала на цепях люстра, не с кристаллами, как я уже привыкла – с несколькими свечами, отблески которых дробились в хрустальных подвесках.
Ренар помог притихшей Лин снять плащ.
Феликс выжидающе смотрел на меня. Трость он прислонил к стене, рядом с вешалкой, на которой уже висело его фиолетовое пальто.
Я расстегнула фибулу у ворота, и шерстяная накидка, которая сегодня была моей верхней одеждой, осталась в руках принца. Я поежилась. То ли здесь и правда было прохладно, то ли я нервничала.
Феликс подхватил трость и сделал нам знак следовать за ним.
Лин схватила меня за руку, и я вздрогнула от неожиданности.
– Все в порядке, леди Лидделл? – спросил принц, не оборачиваясь.
– Все прекрасно, ваше высочество, – ответила я.
– Если не считать того, что здесь пахнет бхартским табаком, – сказал Ренар.
Его голос был очень серьезен, а глаза – нехорошо сощурены.
– Ну что же, – Феликс с улыбкой остановился. – Я говорил, что у хозяйки дома свои взгляды на прекрасное. И на гостеприимство тоже.
Клюв фламинго указал куда-то наверх, туда, где заканчивались ступени деревянной лестницы. Перила оплетала гирлянда из лент, плюща и подвядших роз.
– Что такое бхартский табак и чем он отличается от обычного? – спросила я у Лин, когда мы поднимались.
Феликс, если и услышал вопрос, предпочел его игнорировать.
– Дурман, – ответ был коротким. Лин смотрела не на меня, а себе под ноги, но мою руку сжимала все еще крепко.
– Безобидный, но неприятный, – тихо отозвался Ренар. – Особенно на утро.
– А у вас отличное чутье, мастер Рейнеке, – сказал Феликс.
Он остановился рядом с картиной в серебристой раме, не знаю, случайно или намеренно, но теперь пройти мимо не удалось бы. Мой взгляд зацепился за алое пятно – кусок струящейся ткани, который прижимала к груди полуобнаженная хрупкая девушка на холсте. В полумраке, чуть оранжевом, искажающем цвета, ее кожа все равно казалась белоснежной. В руке, протянутой к зрителю, была веточка с белыми цветами.
– У вас отличное чутье, – повторил Феликс. – И, видимо, богатый опыт.
– Не без того, ваше высочество, – согласился Ренар.
– Чудно, – Феликс развернулся и шагнул на ступень выше. – Значит, вы убережете леди Лидделл от опасных соблазнов, которые могут ей встретиться. Не задерживайтесь, это не лучший портрет Вивианы. Подлинные сокровища скрыты от глаз случайных гостей в глубине дома.
– Это… хозяйка? – поняла я.
– Да, леди Лидделл, это портрет хозяйки дома. Будь ваше образование чуть лучше, возможно, вы бы увидели больше, но…
– Это ланнан-ши, – перебила его Лин, и Феликс, чуть повернув голову, нахмурился. – Злая фэйри цветущих яблонь. Очаровывает поэтов и юношей, чтобы выпить их кровь.
– Спасибо за лекцию, леди Росиньоль, – небрежно бросил принц.
Запах ладана усилился, сквозь него проступил еще один – чуть сладковатый и тяжелый, от которого хотелось чихать. Мы вошли в зал, просторный и потому еще более сумрачный, чем коридор, с высокими окнами, которые были закрыты плотными занавесками из темного бархата. В самом центре, в кругу сдвинутых кресел и стульев, стояла арфа, а вокруг нее, прямо на полу – несколько подсвечников и фонарей. В них свечи не горели, только в еще одной громоздкой люстре.