Правда, поняла Амелия и испуганно закрыла рот ладонью, если она узнает – то достанется не только Амелии.
– Вы заблудились, ваше высочество?
Лорд дель Эйве стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на Амелию, как на надоедливую младшую сестру. Пожалуй, чуть более пристально, чем ей бы хотелось, словно пытался узнать – или угадать – ее мысли.
Амелия подумала, что, пожалуй, не готова признаться во всем.
– Мне не спалось, – сказала она полуправду. – Я хотела взять одну книгу.
– Одну из тех, которые вам запрещено читать? – лорд Юлиан усмехнулся, и Амелия кивнула. – Не уверен, что вправе вас осуждать, Амелия, но вам правда не стоит здесь находиться.
«Я знаю» – хотела ответить она, но язык не слушался.
– Я не буду спрашивать, как вы сюда попали и что успели услышать, – голос лорда дель Эйве стал прохладнее. – Но чем быстрее вы исчезнете отсюда, тем лучше для всех. Что такое, милая? – спросил он с искренним участием.
Амелия растерянно пыталась нащупать кристалл, который прятала в кармане, но его не было. Должно быть, выпал, закатился под один из шкафов. Она подняла испуганный взгляд на волшебника.
– Я не… не могу.
«Не могу идти в темноте одна», – вот что она хотела сказать, но мысли путались.
– Но ведь как-то вы сюда попали, – он сощурился. – Я вряд ли успею проводить вас, а прятаться за пологом в присутствии двух чародеев, Амелия, опрометчиво. Даже если вы каким-то образом научились его ткать. Здесь есть зеркало?
Она кивнула и показала пальцем туда, где на стене смутно темнела зеркальная гладь.
– Подойдет, – лорд дель Эйве кивнул и бесцеремонно схватил Амелию за плечо.
Его пальцы были цепкими и жесткими, и Амелия подумала, что прозвище – имя большой злобной птицы с Латиерра Нуова, которое она успела услышать днем – ему удивительно подходит. Волшебник подтолкнул – или потянул ее к зеркалу, очень торопливо, не думая о том, что может сделать ей больно.
– Я не видел вас, Амелия, – сказал он и прикоснулся к зеркальному стеклу. – А вы – не видели меня. Представьте свою комнату. Чем детальнее, тем лучше.
Она послушно кивнула, пусть и не понимала, чем это поможет, и, крепко зажмурившись, старательно подумала о собственной гостиной. Потому что там тоже было зеркало – в полный рост, между окон, широкое, как дверь.
– Вот умница.
Жесткие пальцы перестали сжимать ее плечо.
Амелия открыла глаза и чуть не вскрикнула: в зеркале ничего не отражалось. Там была гостиная. Настоящая настолько, словно и правда находилась за стеной. Амелия посмотрела на лорда дель Эйве, снизу вверх, и чуть нахмурилась.
– Идите, – кивнул он, усмехаясь ее недоверию – одним уголком губ. – Быстрее, ваше высочество. Вы же не хотите, чтобы вас поймали здесь, со мной?
И она шагнула вперед.
Гостиная оказалась настоящей: мягкий ковер на паркете, запах пионов и пыли, легкая прохлада и тишина. К счастью, сегодня никто из служанок не спал здесь: видимо, Амелию перестали сторожить. Или решили, что дневные события достаточно ее вымотали, поэтому принцесса спит, а не пытается сбежать.
Амелия обернулась, но встретила лишь свое отражение.
Зеркальная дверь закрылась бесшумно. Маленький огонек над плечом Амелии – она не заметила, как волшебник зажег его, – давал света достаточно, чтобы в густом мраке найти дорогу между кресел, столов и этажерок. Когда Амелия зашла в спальню и нырнула под одеяло, как есть, в халате и теплых носках, испачканных межстенной пылью, огонек завис на высоте ее роста и медленно, как тлеющий уголек, погас.
Стало тревожно и странно. Амелия почувствовала, что ее тошнит от страха и в висках громко, жарко стучит кровь. Ледяные пальцы дрожали и нервно сжимали край одеяла.
Чужое волшебство пугало и манило одновременно, а волшебства вдруг стало много, как в сказках. Понял ли Мастер Юлиан, что у нее, Амелии, есть дар? А если понял – не решится ли использовать это против нее? Ведь не просто же на чай он зашел, и разговор, который она чуть не подслушала, точно касался и самой Амелии тоже.
И, главное, он касался власти.
Той игры, в которой Амелия была не то призом, не то козырем в рукаве – у кого из?
Плакать почему-то не хотелось, наоборот, Амелией вдруг овладела странная, злая решимость. Она села в кровати и сердито уставилась в сумрак спальни.
Темное зеркало над камином показалось провалом куда-то вовне.
Окном, не дверью – но и этого достаточно, чтобы посмотреть и узнать то, что нужно.
Свеча зажглась удивительно легко, и в зеркале появилась Амелия – испуганная и злая одновременно. Заплетенная коса растрепалась, огонек свечи бликовал и отражался в глазах – и в этот раз Амелия не отводила взгляд, а стойко и смело смотрела прямо перед собой.
Она не знала, что хочет увидеть, цеплялась то за один, то за другой разрозненный образ: вот ее золотоволосый дядюшка с улыбкой, похожей на солнце, вот Ивейн Вортигерн с опаской наблюдает, как лорд дель Эйве завязывает себе глаза шарфом – словно бы он, Ивейн, не желает видеть в игре чужака. Пусть даже этого чужака пригласила сама принцесса. Вот лорд Дамиан улыбается, перехватив взгляд Амелии в коридоре. Вот зеркало превращается в дверь – и там, с другой стороны двери Амелия видит свою комнату.
Глаза начали слезиться от напряжения, и картинка в зеркале подернулась рябью, поплыла. Амелия моргнула – и в следующий миг испуганно ахнула.
На нее смотрела незнакомка.
Испуганная и удивленная не меньше, чем сама Амелия.
Темные волосы, аккуратно завитые, словно девушка только что вернулась с праздника, едва доходили до плеч.
В руке она держала трость – глупую, ярко-розовую, в виде странной длинноногой птицы с большим клювом.
Получилось!
Стекло между ними никуда не исчезло, но они обе смотрели друг на друга, как если бы встретились у окна.
Амелия хотела протянуть руку и дотронуться, но не успела.
Шаги в гостиной раздались неожиданно, и Амелия не сразу поняла, не чудится ли ей этот звук. Она вздрогнула и повернула голову, вслушиваясь в ночные шорохи. Кто-то вошел в покои, осторожный, но уверенный. Кто-то, кто пришел проверить, на месте ли принцесса.
И если застанет ее сейчас здесь, то…
…лучше никому ничего не знать.
Амелия отступила на шаг и погасила свечу.
Отделаться от чувства, что в доме Вивианы со мной произошло что-то мерзкое, было сложно. Мне снились тревожные, тяжелые сны, мешанина из лиц, образов и всех этих лестниц, залов, картин. Я то оказывалась голой под цепкими взглядами Форжо и Феликса, то меня заставляли петь – и Лин безжалостно улыбалась, пока я фальшивила и путалась в словах.
Эти сны были обычными. Не теми, в которые проваливаешься с головой, не теми, которые уводят тебя на иную сторону мира. Мой разум смеялся надо мной, гнал меня, как гончая – лисицу, пока я не проснулась.
Кто-то осторожно, очень мягко тряс меня за плечо.
Я моргнула, прогоняя остатки мороков. На меня смотрел Ренар – бледный, очень серьезный.
– Ты кричала во сне, – сказал он тихо и сел на краешек кровати.
Я поднялась на локтях.
Комната была незнакомой, проходной, с двумя высокими окнами, между которыми я ожидала увидеть зеркало – но там была лишь стена. Я лежала на узкой кровати, приставленной к стене, в том же платье, в котором ушла сначала на встречу с леди Аннуин, а потом – в дом Вивианы.
В дом Феликса, снятый для Вивианы и из-за зеркала.
Роскошная ткань натерла кожу. Волосы растрепались. Я чувствовала на щеке след от подушки. Кто бы ни принес меня сюда, он потрудился лишь снять с меня туфли, не более того.
На столике рядом горела свеча, а в камине переливались оранжевым угли. Голова была полна тумана.
Мне страшно хотелось пить, поэтому чашку из рук Ренара я приняла без раздумий.
В ней был травяной отвар, горьковатый и прохладный.
– Антея велела дать тебе это, когда очнешься.
– Антея? – удивилась я.
Ренар кивнул:
– Ты в ее покоях. Его высочество послал за леди Альбской сразу… Ну, сразу после того, как вернул себе способность говорить, – губы Ренара скривились в усмешке. – У тебя задатки фехтовальщицы, золотко.
Я моргнула.
– Трость, – мягко пояснил Ренар. – Ты ударила Феликса тростью леди Аннуин.
Трость.
Розовая, с фламинго. Похожая на биту для крикета из книги про девочку Алису.
Она стояла у зеркала, в котором я увидела девушку со свечой. Когда свеча погасла, я хотела разбить зеркало. А Феликс вернулся ровно в этот момент – и попытался взять меня за руку. Остановить.
И тогда я ударила его тростью.
Принца.
С размаху о бедро, так сильно, что Феликс зашипел от боли и прислонился к стене.
Меня бросило в жар, и в носу защипало.
Что там он говорил про «отрубят руку»?
Ладонь Ренара осторожно накрыла мою ладонь.
– Свидетелей не было, – сказал он, забирая у меня пустую чашку. – О коварном покушении на принца знаем лишь мы втроем и Антея. Все хорошо.
Ренар погладил меня по голове, как ребенка, и ловко вытащил из волос серебряную невидимку.
Я без раздумий уткнулась носом в его плечо. От рубашки пахло табаком и горьковатым дымом. Ренар успокаивал меня рассказом о том, что случилось: как он пошел вслед за Феликсом, почуяв неладное, как увидел растерянного принца, который не знал, что делать с потерявшей сознание девицей. Как они сбежали, тайком от остальных отвезли меня к Антее, потому что только ей Феликс доверял достаточно.
– Мне сложно представить растерянного Феликса, – призналась я, не удержавшись от усмешки.
– Захватывающее зрелище, – Ренар осторожно отстранился. Он был серьезен. – Он не дурак, Мари, хотя неплохо играет роль избалованного мерзавца.
Ага, подумала я, отлично играет.
От Ренара, видимо, не ускользнула тень на моем лице.
– Феликс зашел дальше, чем планировал, – сказал он тихо. – И это его испугало. Если с тобой случится что-то, дель Эйве превратят жизнь виноватых в кошмар, а Феликсу, поверь, не хочется получить такие проблемы. Так что жди извинений.