Нефрит все еще следовала за мной, словно приглядывала, сторожила, не решусь ли я заглянуть куда-то, куда не следует.
В гостиной меня ждал самый приятный сюрприз за этот день.
Ренар, кажется, не решался сесть в присутствии Антеи – он стоял у камина, а вокруг него кружила безглазая Хризалида. Кружила с интересом, принюхиваясь и нервно дергая тонким, похожим на змейку, хвостом.
Она была не менее грациозна и ловка, чем любая другая, зрячая кошка.
Я не знала, чего хочу больше: броситься Ренару на шею и радостно обнять его или ударить кулаком в плечо, накричать и расплакаться, потому что он пропал на весь день, а теперь явился – с улыбкой, полной блестящего самодовольства, отдохнувший и спокойный. Странная кошка Антеи его ни капли не смущала, а с самой Антеей он болтал о чем-то, пока я не пришла.
Мой вид его удивил. Ренар улыбнулся:
– Вижу, леди Альбская правда заставила вас отрабатывать кров и хлеб, моя маленькая госпожа, – сказал он и подался вперед, чтобы без стеснения обнять меня.
Я замерла, не зная, как себя чувствовать.
Это было дерзко. И слова, и объятия.
Антея лишь усмехнулась:
– Беззастенчиво использовала рабский труд, Мастер Рейнеке, – сказала она. – Воспитывала в ученице послушание и смирение. Я вижу, леди Лидделл решила, что мое старое платье нравится ей больше нежного шелка, подаренного принцем.
Теплая ладонь Ренара легко касалась моего затылка.
Я вывернулась из объятий и посмотрела на Антею:
– Я верну…
– Вернете, – Антея кивнула. Она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, все еще в бриджах и рубашке, с тонким мундштуком в пальцах. – Потому что второго рабочего платья на вас у меня нет. Встретимся в урочный час, леди Лидделл, продолжим наши занятия. Мастер Рейнеке, карета ждет вас. Мой самый теплый привет Мастеру Юлиану, – добавила она, щурясь на меня. – Надеюсь, мы все извлекли уроки из того, что вчера произошло.
Я почувствовала, как Ренар ласково сжал мою руку.
Нефрит прыгнула на колени к хозяйке и подставила голову под ее пальцы.
– Конечно, – ответила я, чуть дернув подбородком. – Большое спасибо…
– Не за что, дорогая, – Антея поднесла мундштук к губам. – Идите уже. Кучер мне еще нужен.
Я проспала остаток дня и проснулась, когда уже стемнело, в своей комнате, поверх стеганого атласного покрывала. Было немного зябко, и я лежала, поджав ноги под юбку. Тело затекло, складки ткани отпечатались на коже.
Тусклый кристалл еле-еле выхватывал из сумрака очертания мебели.
Черное пятно на краю постели подняло голову и повело ушами.
– Бурная была ночка, человечье дитя? – спросил Ахо, потягиваясь.
Я села, приподнявшись на локтях.
– Сколько сейчас времени?
– Время движется к полуночи, – кот снова уютно свернулся в клубок. – Ужин прошел, но молодой господин запретил будить тебя.
Я почувствовала себя так, словно вдруг сорвалась вниз с большой высоты.
Я все проспала. В том числе – возможность объясниться.
Узнать, что на меня и не думают злиться, или наоборот – пережить гнев и обвинения.
– Кондор? А где он сам?
– В кабинете, где же еще? – пробурчал Ахо недовольно. – С самого возвращения сидит там, уткнувшись в книги. Если ты на кухню, будь добра, захвати мне курочки из буфета… – он почти промурлыкал это.
– Перебьешься, – ответила я, нашаривая ногой домашние туфли.
Фэйри не ел человеческую еду, так что это был просто странный каприз или какая-то игра. Или намек на то, что было на ужин – и чем я могу разжиться.
А я правда была голодна.
– Неблагодарная маленькая заноза, – Ахо лениво зевнул, демонстрируя клыки.
Я выскользнула из комнаты, оставив его одного.
Время правда двигалось к полуночи, и особняк погрузился в тишину. Немногочисленные слуги отправились спать, и это было к лучшему – я бы не хотела с ними сталкиваться, а потом мучиться мыслями о том, что обо мне подумал какой-нибудь лакей. У меня и без того было достаточно поводов есть себя.
В темном и пустом зале мои шаги, даже осторожные, звучали гулко и громко. Зеркальная гладь потайной двери столкнула меня нос к носу с моим собственным отражением. Леди Лидделл с той стороны стекла была бледной, с глубокими тенями под глазами, в ее зрачках отражался огонек свечи. Мы обе протянули руки – и я постучала по дверному косяку, не решаясь коснуться стекла и тем более – войти вообще без стука.
Мне было страшно, потому что я не знала, что меня ждет.
Дверь открылась сама – за зеркальным сумраком скрывался теплый оранжевый свет.
Кондор стоял спиной ко мне, рядом с книжным шкафом и, кажется, только что закрыл стеклянные дверцы. Он обернулся, скрестив руки на груди, словно пытался защититься от меня или новостей, которые я могла принести. Или просто мерз. Его сюртук висел на спинке стула, а рукава рубашки были закатаны до локтя.
– Доброго тебе вечера, Кондор, – сказала я осторожно.
Уголок его губ дернулся вверх.
– Доброй ночи, леди Лидделл, – усмехнулся он и шагнул к письменному столу.
На столе горело несколько кристаллов и пара свечей, лежала раскрытая книга и тетрадь. Кондор подвинул ее сел на край.
И посмотрел на меня.
Не строго и не хмуро, скорее, с любопытством – так он смотрел на меня при нашей первой встрече.
– Если ты пришла оправдываться, милая, то спешу тебя огорчить: я скорее восхищен и озадачен, чем зол, – голос Кондора звучал глухо. – И рад видеть, что с тобой все в порядке.
Это застало меня врасплох, и вся моя виноватая речь, все, что я придумала, пока шла сюда, вдруг испарилось из головы.
– Я тоже рада тебя видеть, – только и сказала я.
Он провел ладонью по волосам, убирая пряди со лба.
– Я польщен. Нет, правда, ты выглядела, как нашкодившая кошка, – иронично сказал он, и мне очень захотелось зашипеть в ответ. – Но если я снял груз вины с твоих хрупких плечиков, то, думаю, тебе стоит вернуться к себе. День был тяжелым у всех.
– Поэтому я и пришла, – ответила я и смело шагнула вперед.
В глубину комнаты.
Кондор пронаблюдал за мной. Он чуть приподнял брови, делая вид, что сильно удивлен моей решительностью.
Я подошла к столу и поставила подсвечник на него.
Даже здесь, в комнате, где скупой мягкий свет съедал часть красок, было видно, как Кондор устал. Глубокие тени легли под глазами, скулы заострились, хотя, казалось, куда еще острее.
Мне расхотелось мучить его расспросами об интригах и о тех, кто стоит у их истока. И делиться своими страхами тоже расхотелось. И Феликс, и леди Аннуин, и девушка в зеркале, в общем, все, что тревожило меня, растворилось в этом моем сочувствии.
Я вздохнула:
– Как давно ты спал?
– Сегодня днем, – Кондор отстранился, словно я могла его обжечь, а потом просто слез со стола. – Часа четыре, – он прикоснулся пальцами к виску и поморщился. – Это были не самые легкие два дня моей жизни.
– Я вижу, – сказала я и осторожно взяла его за руку. – Пойдем.
Кажется, этого он ожидал еще меньше.
– Куда?
– Отправлю тебя спать. Кондор, у тебя такой вид, словно ты сейчас упадешь и заснешь прямо на столе, – ответила я и потянулась к свечам на столе, чтобы погасить их. – И от тебя не будет никакого толка, чем бы ты тут ни занимался, поэтому…
Мой взгляд случайно упал на раскрытую тетрадь.
Я замолчала и вздрогнула.
Небрежный набросок пером – там, где обрывались строки, написанные летящим, острым почерком, – попался мне на глаза прежде, чем я успела тактично отвернуться, потому что не собиралась лезть в дела Кондора, даже если бы подозревала, что они непосредственно касаются меня.
Но рисунок я не могла не заметить и точно так же не могла не узнать в переплетении чернильных линий лицо, которое не так давно увидела в зеркале. И которые точно видела до того, сейчас я поняла, где именно.
Сходство не было абсолютным, конечно, но испуганный взгляд разноцветных глаз поймал меня в ловушку.
Кондор сжал мою руку, и только тогда я поняла, что засмотрелась и отпустила его запястье.
– Мари?
– Кто это? – спросила я, кивнув на рисунок.
Кондор, кажется, смутился, словно я застукала его за чем-то не слишком пристойным.
– Это? Это – леди Амелия. Чуть взрослее, чем на том портрете, который видела ты, – сказал он со вздохом и иронично добавил: – Мне испугаться, что ты начала меня ревновать? Это зря, милая.
Я решила пропустить эту шпильку.
– Нет, – я помотала головой. – Просто… Дело в том, что я ее видела. За этим я и пришла, Кондор, – я посмотрела ему в глаза, наблюдая, как лицо волшебника становится все более серьезным – и все более усталым. – Рассказать тебе, что случилось, потому что я ничего не понимаю и мне никто не торопится что-то объяснять.
ИНТЕРЛЮДИЯ: Чужое имя
Новое имя ощущалось чужим.
Бриджет казалось, что его набросили на ее сущность так же, как на ее тело каждое утро надевали очередное неудобное, жмущее в груди или под мышками платье. Но другого имени у нее не было – и она учила себя откликаться.
Дни тянулись медленно и мало отличались друг от друга. Тусклый зимний свет еле пробивался сквозь плотные шторы, а потом сгущались сумерки, слуги зажигали свечи, лампы и фонари. От запаха воска и гари у Бриджет часто болела голова.
Или это было от недостатка воздуха и движения.
Или от чего-то еще.
От попыток пробиться сквозь вязкую муть туда, где в памяти хранилось что-то важное. Что-то куда более настоящее, чем это дурацкое имя и лживая забота. Оно отзывалось в путаных снах, которые она видела, вспыхивало обрывками видений наяву. Запахи и звуки, мелькнувший рядом оттенок шелка на чьем-то рукаве, холодный зимний свет, льющийся сквозь распахнутые портьеры – что угодно заставляло стоячую воду памяти Бриджет всколыхнуться.
Леди Хеллен, казалось, делала все, что могла, лишь бы этого не происходило. Она превращала комнаты в сумрачные, замкнутые миры и охраняла их так строго, словно от этого зависела ее собственная жизнь.