И услышать благодарный вздох в тот момент, когда больше уже нельзя сделать.
Кажется, конь все понимает, смотря на нее полным благодарности взглядом. Хотя, быть может, Саше просто хочется так думать.
– Как я говорила – тебе достаточно желания.
Саша сглатывает.
– Он все равно…
– Да. Я знаю. От старости нет лекарств. Но это много лучше чем то что могу сделать я. Находите себе ночлег и завтра с утра приходите сюда, лучше с тем, что можно съесть в дороге и точно с тем, что можно пить. Идти надо будет целый день.
– Как нам знать, что ты не сбежишь? – стоящий у ограды Миклош выглядит по-прежнему не слишком расположенным к колдунье.
Хава же улыбается довольно мягко.
– Клянусь силой, что держит меня по эту сторону жизни, чародей.
Тихий шелест, пробежавший по Отражению, и подернутая рябью тьма, окружавшая колдунью, подтвердили обещание.
– У меня есть работа. Рекомендую остановиться здесь, – Хава указывает на одно из зданий неподалеку от конюшни, – цены вам по карману, лишнего не дерут, вопросов не задают. Хычины, бараний шашлык и вино рекомендую попробовать, как сувенир подойдет чай с травами, мед тут не самый лучший, по крайней мере в туристических местах. Увидимся завтра.
Хава взяла под уздцы коня, на котором сама недавно ехала, и повела куда-то внутрь конюшни, явно показывая что разговор закончен.
– Не нравится мне то, что приходится сотрудничать с ней, – пробормотал Мика тогда, когда они уже достаточно приблизились, идя по рынку, к указанной гостинице для того чтобы не быть услышанными, – все колдуны одинаковы.
– Может быть. Но в одном она права, – Саша рассматривала товары вокруг, стараясь понять, стоит ли действительно покупать что-то на память и чем занять остаток дня.
– И в чем же?
– Если сидишь на летящем в галопе скакуне, то стоит ему доверять.
Миклош только вздыхает.
– Кстати, откуда ты так хорошо умеешь ездить на лошадях?
Парень качает головой.
– Я дворянин, Саша. В моем имении были кони, и я сел на своего первого тогда, когда еще грамоту не знал. Скачки никогда не были моим увлечением, но я держался в седле хорошо и не оставлял верховую езду даже когда стал заниматься иным делами, чем положено аристократу. Я отслужил в конном полку и даже один раз участвовал в баталии, хотя повторять этот опыт не горю желанием. И, как оказалось, несмотря ни на что, некоторая память старого тела все еще сохранилась.
– Ты должен меня научить. В Краснодаре ипподром есть, надо узнать что и как.
– Научу, – откликается Миклош, – как вернемся.
Если вернемся… Саша вслух это говорить не стала.
– Ладно, идем в этот отель и давай после поедим. Баранину я никогда не пробовала, а когда еще получится.
– Получится, и не раз, – Миклош усмехнулся, – не сомневайся. Но действительно стоит пользоваться моментом. Кажется, до завтра мы свободны, так что можем быть обычными людьми и просто наслаждаться жизнью. И местными кушаньями.
– Вот и я так думаю.
Глава 8
– Воду взяли? – Хава ждала их обоих на конюшне с самого утра, как и было уговорено.
Ждала и держала под седламитрех коней. Саша чуть улыбнулась, прикасаясь к теплому боку Бака.
– Да, – лаконично отвечает Миклош.
– Если перекусить с собой есть – хорошо, все равно останавливаться придется. Нет – ничего страшного, Бешеная вас накормит.
– Ты говорила с ней?
– Разумеется, – Хава усмехается, – иначе бы мы с вами набрели на пустой дом, скорее всего. Алена не любит гостей, живетуединенно, охотиться и иногда выбирается в Терскол, кажется, едва ли чаще раза в год. Да и в любом случае приходить в гости без предупреждения попросту некультурно. По крайней мере я так не воспитана. Ну что, готовы к поездке? Учтите, что самое сложное будет не сидеть на лошади, а потом с нее слезть и понять, что у вас есть еще мышцы, о которыхвы даже и не знали, и они болят.
– Меньше слов – больше дела, – отрезает Миклош.
– А ты суров, чародей, – Хава усмехается и запрыгивает на свою лошадь. – Бегать сегодня не будем, путь неблизкий и особой спешки нет. Это только в кино галопом часами скачут, мне прокатных лошадей загонять не с руки. Так что вперед. Только потом не жалуйтесь на боль во всем теле, особенно кто к езде непривычен,– колдунья подмигнула Саше, – хотя, с другой стороны, стройности точно прибавится.
Если учесть, что сложению самой Хавы можно было только позавидовать, такой рекомендации можно было верить.
Путешествие Саше понравилось. Без всяких бы, даже постоянная тревога, подстегивающая внимательно следить за происходящим вокруг, своими и Миклоша щитами отступила меньше чем через полчаса от начала пути. Стоило только удалиться от поселения, направившись куда-то дальше в горы узкими тропками, как львиная доля переживаний вообще исчезли из разума. Расследования, убийства, Паук с ее, или его, как правильнее называть Саша так и не решила, планами, темнота и грусть от увиденного в шахтах, воспоминания и тревоги – все медленно растворилось в настоящем. В размеренном шаге коня, в мягком, ровном присутствии леса и гор вокруг без всяких ярких цветных пятен и эмоциональных следов. Одна природа, древняя и первозданная, которой нет дела до людских тревог и для которой все эти переживания словно рябь на воде, – смотришь через пару мгновений, а уже ничего и нет.
Нечто похожее Саша уже испытывала – в тот далекий, хотя и не слишком, на самом деле, день, когда впервые прикоснулась к менгиру. Не во время самого прикосновения, а позже, ночью в странном сне-видении, где тот менгир был центром силы, недвижимым и спокойным. Сейчас вокруг было то же ощущение. Что быни происходило – горы остаются горами, а леса – лесами.
А лошади и вовсе живут своей жизнью без тревог о будущем. Просто живут и счастливы здесь.
– Хава, можно узнать у тебя что-то довольно бестактное?
После короткой остановки на лесной поляне для небольшого отдыха, легкого перекуса и наслаждения холодной водой, благо магия, наложенная на бутылки для сохранения температуры содержимого работала безотказно, они продолжили путь. И Саша решилась спросить то, о чем хотела на самом деле еще вчера. Довольно бестактно, но слова жгли язык. Ну не убьют ее же за вопрос в самом деле.
– Когда я слышу эту фразу, тоэто значит, что сам вопрос мне не понравится, волшебница, – шедшая впереди Хава чуть повернулась, рассматривая Сашу оценивающе, – но в целом – спрашивай. Я вольна и не отвечать.
– Да, я понимаю. Просто… Ты – колдунья.
– Проницательное наблюдение.
– И хорошо ладишь с лошадьми.
– И это тоже проницательное наблюдение.
Саша замялась, не сразу сообразив, что Хава откровенно посмеивается над ее неловкостью.
– А ты ведь молода, волшебница, верно? Не думаю, что сильно старше меня, а в мире Затронутых и того меньше. Ладно, так и быть, приоткрою тайну. Они, – Хава потрепала своего коня по шее,– чувствуют не только кто ты, но и какой ты. И второе для них куда важнее первого. Поначалу, разумеется, сложно, но они быстро привыкают. А я привыкаю к ним, – колдунья чуть улыбнулась, – лошади, да и звери вообще, намного более искренняя и благодарная публика, чем люди. Все люди, и Затронутые, и нет.
Несколько минут они едут в тишине. Потом Саша решается продолжить разговор.
– А ты где-то училась ездить? Ну на ипподроме там…
– Где зверей гробят? Нет, разумеется. В самом детстве жила в небольшом городе с матерью, там конюшня была недалеко, вот и пропадала там все время, а когда сюда перебралась – продолжала около лошадей вертеться.
– И там звери… Не были против?
– Я была знакома с лошадьми еще человеком. Ребенком пропадала на конюшне соседей, – с некоторой грустью отвечает Хава,– и знала, как найти к кому подход. Так что не сразу, но лошади приняли меня и такой, какой я являюсь сейчас. Хотя иногда бывают сложности, ничего не сказать. Новички как видят меня – и свечку, и задки, и ржут как ненормальные. Потом только привыкают. Хозяин в шутку меня ведьмой зовет, но что тут поделать.
– А ты никогда не хотела… Все изменить?
Хава усмехается, оборачиваясь. Смотрит долго, сначала с раздражением, потом с явной тоской.
– Ты ведь правда молодая очень. Наивная – с такой силой… Вам разве не рассказывали, что Преломление необратимо? Все Обращенные – ходячие мертвецы. А мертвецов воскресить нельзя. По дурацкой прихоти судьбы такие как я, в детстве измененные, растут, как обычные люди. Кроме инкубов, те что женщины, что мужчины так навсегда детьми и остаются. А остальные – как люди. Разве что детей не имеем, кроме как оборотницы, и те – одного ребенка обычно и привязаны к нему всю жизнь, сколько бы отпущено не было. Увы, родителей не выбирают. Мать была против конечно, хотя и не все понимала, но отец, распаленный перспективами, все сделала по-своему, как-только сам со своими силами разобрался. Видать думал, что с дочерью-колдуньей у него в своемкружке оккультистов больше шансов перед главаремвыслужиться будет. Больше я его и не видела – мать меня забрала да увезла через полстраны, не вникая ни во что, как только увидела алтарь. Видать решила, что у отца крыша отправилась в полет. Хотя оно и понятно – куда людям в нас верить. Они даже если чудо около носа увидят все равно не поверят.
Видно, что Хава была не прочь побеседовать. Саше колдунья казалась разом сильной, полной какого-то природного жара, и при том с сожалением отстраненной от всего человеческого. Одинокой.
– То, о чем ты говоришь. Наверное, это тяжело вынести.
Хава усмехается.
– Я не помню иной жизни. Когда была младше, разумеется, пыталась всеми командовать. Плела интриги, хотела, чтобы мне завидовали, мальчиков в классе стравливала. Пыталась. Хотела власти – против природы-то не попрешь. Стала старше – пыталась и привороты делать, впечатлить всех. Хотела чтобы меня, дочь поварихи, любили и на руках носили, – усмехается колдунья, – но только лошади с псами и обожали за ласку и лакомство. А люди… Сколько не виться веревке, все равно кончик будет. Захотела в университет поступить, ветеринаром стать. И там решила впечатлить парня, показать, что умею, простенький ритуал провела, настолько слабый, что он сам и распасться должен был. Так, чтобы просто понравиться. Говорили мол, люди причем, что так уже кто-то до меня делал,