– Пожалуй.
– Сто процентов, – девушка еще раз усмехается.– Спасибо, в общем. Очень выручил. Ты давно вообще на такие мероприятия ездишь?
Настоящую цифру он называть не будет. Слишком сильно она противоречит внешности.
– Давно, но несколько лет не получалось выбраться, – дипломатично говорит Серафим.
– А. Да, бывает. Бывает.
– Ты похожа на ту, кто часто приезжает сюда. Играешь на чем-то?
– Играла. Раньше. Сейчас… иногда выбираюсь. Просто поразвлечься. А ты сам музыкант?
– Нет, – Серафим качает головой. Как-то он пробовал играть на гитаре, но все осталось на уровне любительских развлечений за закрытыми дверями собственного дома. – Наверное, просто атмосфера нравится. Здесь всем все равно, кто ты в обычной жизни.
– Это точно, – усмехается Саша. – Все равны. Здесь мы – это мы, словно за пределами этого леса с музыкой, песнями и далеким шумом моря ничего и нет, а? – она отпивает еще пива и неожиданно признается, не то самой себе, не то Серафиму: – не хочу, чтобы это заканчивалось.
– Пиво?
– Да нет. И да. Ночь. Фестиваль. Через день все по домам разъедутся, – она отпивает еще пива, – и будто и не было ничего. Работа. Проблемы. И только одни воспоминания останутся, и те скоро исчезнут. Бессмысленная трата денег и времени эти все рок-фолк и прочие фестивали. На деле.
– Ну почему же?
– А черт его знает. Как-то так, и все, – девушка морщится. – Извини, но из меня плохой собеседник, честно говоря. Очень плохой.
– Все в порядке, – отмахивается Серафим. – Мне кажется, ты чем-то расстроена.
– Я же говорю – из меня плохой собеседник.
– Я не против услышать какую-нибудь грустную историю.
– И зачем тебе это? Здесь – особенно. Это фестиваль, сюда веселиться едут, а не чужое нытье слушать.
Серафим только пожимает плечами. Зачем врать, когда можно сказать правду?
– Ночь. Свобода. Сейчас, мне кажется, все становится более искренним, настоящим. Мы, вполне возможно, больше никогда друг друга не встретим, но я узнаю деталь правдивой истории чьей-то жизни. Кусочек той жизни, что обычно заперта где-то глубоко в душе. И, может быть, буду помнить, что чем-то помог прекрасной, но одинокой деве.
– Деве… – Саша хмыкает. – А чем ты поможешь, тезка?
– Пока не знаю. Но и ты мне ничего не рассказала.
– Да не о чем говорить, на деле. Просто, знаешь, я здесь бывала много раз. В этот приехала на все деньги оставшиеся от… Неважно. В общем, это не была простая поездка. И, наверное, я чего-то искала, чего не нашла. Теперь все тут другое. Я другая. Я не подхожу, понимаешь? Вот эта свобода, воля, далекость от мира… Недостижима теперь. Мир во мне. Прошлое проникает из-за пределов этого места, и ни музыка, ни алкоголь, ничего вообще не помогает. Я все помню. Не могу забыть, и отвлечься тоже не выходит. Как Новый год когда вырастаешь – и елка, и мандарины, и оливье, и даже салюты, но вместо Деда Мороза и чуда ждешь только чека за вызванного аниматора да очередной семейной ссоры.
Саша допивает пиво и отбрасывает в сторону пустую банку, словно та виновата во всех ее бедах.
– Ты говоришь как человек, который пережил что-то очень сложное, – осторожно замечает Серафим.
Боль в словах девушки ощутима без всякой магии. Но лезть в ее разум напрямую попросту некрасиво, хотя некоторое эмпатическое влияние он себе все же позволяет. Даже если она откажется от Становления, то хотя бы, может, найдет утешение в этом разговоре. Он, в конечном счете, и правда способен помочь.
– Сложное… Извини. Это мои проблемы, ничьи больше.
– Ты можешь рассказать. Если хочешь.
Несколько минут девушка молчит, рассеяно проводя одной рукой по ладони другой. Потом все же произносит негромко.
– Ты странный человек, тезка. Что-то в тебе есть разом пугающее и восхищающее. Ты случаем не из ФСБ?
– Нет. Почему ты так решила?
– Я как-то общалась с одним оттуда. Похожее чувство.
– У тебя неплохая интуиция. Не совсем ФСБ, но близко. Но сейчас я не на работе.
– Было бы странно, если бы такой как ты мной заинтересовался по долгу службы, – усмехается Саша. – Слушай, ты на своей работе не устаешь слушать людей, у которых произошло что-то?
Серафим чуть склоняет голову, раздумывая. Но отвечает честно.
– Иногда – устаю. Но я знаю, что могу им помочь и знаю, как позаботиться о себе, для того чтобы были силы это сделать.
– Хороший навык. Полезный. Знаешь, а я ведь хотела стать полицейским. Помогать людям. Но отступила, а сейчас и поздно уже.
– Поздно?
– В университет МВД вроде после двадцати пяти и не берут, а мне недавно исполнилось. Да и просто… В общем, поздно.
– Ты говоришь как-то обреченно, что ли, – осторожно замечает Серафим.
– Обреченно? Да нет. Не знаю. Извини, – девушка с явным усилием качает головой. – Это все так, детские мечты.
– Все в порядке. Ты кажешься мне хорошим человеком, с которым случилось много плохого.
Саша пожимает плечами, не соглашаясь, но и не опровергая сказанное.
Несколько минут проходит в тишине, а потом Серафим ее нарушает.
– В начале разговора я сказал, что ищу единомышленников. Это правда. И я знаю, это прозвучит странно, но у меня есть предложение. И прежде чем ты возразишь – это не участие в каком-нибудь преступном деле, никакие не закладки или проституция, или еще что там могут предлагать одиноким девушкам. На работе я состою в одной из организаций по поддержанию порядка, и люди вроде тебя нам бы очень пригодились. Жилье и питание обеспечим. Работа, конечно, не простая, и поучиться для ее выполнения придется пару лет, но ты справишься.
– Звучит как приглашение во что-то незаконное, уж извини.
– Знаю. Но и верить на слово не предлагаю.
– Да ну?
Серафим улыбнулся. Девушка опасалась его, но чувствовалось в ней и природное любопытство. Хорошо.
– Я хочу показать тебе кое-что, – он делает сложный жест рукой.
Саша завороженно уставляется на переливающийся нездешним цветом ближайший куст, вдруг ярко засверкавший в темноте. Потом встряхивается, переводя на него взгляд.
– Что это? Наркотики? Ты мне что-то подмешал! Да я…
– Спокойно, – Серафим вкладывает чуть силы в слова, приглушая негодование и страх, вполне естественные в этой ситуации. – Ничего я не подмешивал тебе. Это не наркотики. Выслушай меня, для начала. Видишь ли, тезка – у нашего мира есть еще одна сторона. Изнанка, если хочешь. Некоторые могут попасть туда и увидеть немало чудес. Некоторые. Единомышленники. Как я. Как ты. Увидеть – и научиться самим творить чудеса. Такие же как это.
– Не наркотики… Ну-ну. Ни на какую Изнанку я попасть не могу, к твоему сведению, – девушка демонстративно поводит ножом, показывая, что ее определённо не стоит злить.
– Пока – да. Но у тебя хорошая интуиция. Ты чувствуешь людей, знаешь, какие они. Всегда могла знать, что произойдет или нет то или иное событие, хотя тебе и никто не верил. Да и ты сама себе не всегда верила.
– Откуда ты… Неважно. Черт. Это что: «Пойдем со мной, и я покажу тебе, как глубока кроличья нора?»
Слова о собственной интуиции девушку явно зацепили, уменьшая скепсис.
– Вроде того. Я пойму, если ты не захочешь.
Несколько секунд Саша с нечитаемым выражением лица смотрит на Серафима. Она давно уже трезва. Как-то так всегда складывалось, что от влияния алкоголя Саша могла избавляться одним усилием воли. Теперь страх в душе борется с любопытством и затаенной надеждой. Надеждой на сама она не понимает что.
– Я расскажу тебе об Изнанке то, что смогу и что знаю. Но для начала тебе самой стоит на нее взглянуть, – Серафим вновь чуть улыбается, поясняя. – Хотя бы чтобы знать, о чем спрашивать. Это может быть непривычно и необычно, но вполне безопасно. И никаких наркотиков.
Саша несколько раз глубоко вздыхает.
– Страх… А знаешь, я не боюсь. Больше не боюсь… – и что-то в этих словах отдается тяжелой болью в груди. – И терять мне нечего. Скоро все разъедутся по домам, и никакой свободы. Что нужно делать?
– Просто повторяй за мной. Это не больно.
Серафим встает с поваленного дерева и делает шаг, пробивая Грань. В этот раз не только для себя.
Саша поднимается следом, несколько неловко и явно ожидая чего-то болезненного. Но сама делает шаг вперед. И этот Шаг не просто движение в реальном мире. По воле Серафима она прикасается к Грани вслед за ним, проникая дальше, направляясь на Изнанку. И если для него этот контакт проходит почти незамеченным, то Саша замирает, чувствуя что-то совершенно новое, разом манящее и пугающее. Чувствуя прикосновение Грани.
Несколько секунд пространство вокруг нее подергивается рябью. Девушка вздрагивает, ощущая, как ничто тянется к ней, проникает в самую душу, вытаскивает на свет каждый прожитый миг, как холод из каких-то далеких глубин мира приближается и окружает со всех сторон, стараясь надавить, сжать побольнее, сломать ее как небрежно брошенную ветку.
Саша встряхивается, словно мокрый пес, отталкивая холод прочь, отталкивая ничто одной только злостью – и пониманием, что она злится. Она существует, и она злится. Ничто отступает, и девушка несколько растерянно оглядывается вокруг, замечая, что мир изменился, и совсем рядом стоит вовсе не обычный случайный знакомый, а некто, облаченный во множество ощущений, которые теперь доступны для понимания. Это целый сонм самых разных чувств, от едва понятных и ощутимых до вполне однозначных и поддающихся описанию, вроде беловатого, режущего глаза свечения по контуру тела мужчины или явно исходящего от этого непростого человека чувства подавляющей мягкой силы, сейчас словно бы дремлющей где-то далеко. И эти новые чувства готовы говорить Саше множество нового обо всем вокруг, о живом и о неживом, на языке, пока еще не совсем ясном, но уже чуть-чуть доступном для понимания.
Серафим усмехается про себя, видя, с каким интересом и страхом одновременно девушка рассматривает и его, и весь отраженный мир вокруг, пытаясь понять, что она ощущает, и приспособиться ко всему слышимому и видимому. Изнанка на Шаг от Грани почти похожа на реальный мир. Только здесь вокруг них лес постарел лет на двести, высоченные осины полностью заслонили собой небо, бутылки из-под пива исчезли без следа, а цвета всего и вся странно исказились, словно какой-то авангардный фотохудожник наложил на мир несколько фильтров собственного изобретения, углубив, уплотнив и изменив пространство. В отдалении Серафим чувствует быстро распадающиеся эмоциональные фигуры. Здесь они крайне нестабильны, хоть и ярки. Конкретно в этой точке леса ощутить их может только он сам, а не впервые попавшая в Отражение девушка. Но это не к спеху – потом покажет все и вся.