— Ну-ну, стало быть, вот вы что так называете?
Глядя на свое отражение, я нашла, что, преобразившись, стала выглядеть чуть старше. Определенно более ухоженной. Безусловно, сексуальнее. Меня воодушевило то, что из зеркала на меня смотрела не совсем та подавленная, с опустошенным взглядом молодая женщина, к облику которой я успела привыкнуть уже почти за две недели. Ну а печаль в глазах и похудевшее лицо каким-то образом сочетались с моим новым, более смелым образом.
Мама настояла на том, что, раз уж мы так прекрасно выглядим, нам просто необходимо посетить какой-нибудь ресторан. Она позвонила Стэнтону и сообщила о своих намерениях, причем по их разговору я поняла, что ее прямо-таки девичья непосредственность порадовала мужа. Поручив ему подобрать подходящее местечко и заказать столик, она вновь переключилась на меня и извлекла из шкафа маленькое черное платье. А пока я примеряла его, достала еще одно мое платье для коктейлей цвета слоновой кости.
— То, что надо, — сказала я ей, находя удивительным и чудесным то, что мама запросто может появиться на людях в одежде, вроде бы предназначенной для особы, которая чуть ли не на двадцать лет моложе ее.
Когда мы привели себя в надлежащий вид, она отправилась в комнату Кэри и помогла собраться ему.
Я смотрела сквозь дверь, как моя мать хлопочет возле него, беспрерывно говоря что-то в своей, вовсе не требующей непременного ответа манере. На лице Кэри светилась улыбка, он следил за перемещениями мамы по комнате с выражением, сильно смахивавшим на восторг. Аккуратно разгладив ладонями рубашку на его широких плечах, она умело завязала галстук и отступила на шаг полюбоваться делом своих рук. Один рукав у него оставался закатанным из-за гипса, да и синяки на лице все еще проступали, однако даже это не могло умалить очарования Кэри Тейлора в элегантном вечернем наряде.
Улыбка моей мамы осветила всю комнату.
— Ошеломляюще, Кэри. Просто ошеломляюще.
— Спасибо.
Она поцеловала его в щеку:
— Снаружи ты почти так же прекрасен, как и внутри.
Он моргнул и посмотрел на меня со смущением в зеленых глазах. Я прислонилась к дверной раме и сказала:
— Чтоб ты знал, Кэри Тейлор, некоторые из нас видят насквозь, так что всем этим внешним великолепием нас не обдуришь. Мы-то знаем, что внутри у тебя большое и прекрасное сердце.
— Пошли! — Мама взяла нас обоих за руки и потащила к выходу.
Спустившись, мы обнаружили, что лимузин Стэнтона уже поджидает нас. Выйдя из задней двери, мой отчим заключил маму в объятия и легонько поцеловал в щечку, поскольку знал, что размазывать ее губную помаду нежелательно. Стэнтон был симпатичным мужчиной с серебристой сединой и голубыми, как джинса, глазами. Возраст уже наложил определенный отпечаток на его лицо, но он оставался привлекательным, хорошо сложенным и энергичным.
— Ева! — Он обнял меня и тоже поцеловал в щеку. — Выглядишь сногсшибательно!
Я улыбнулась, не будучи уверена в том, что в данном случае значит «сногсшибательно»: то, что я убиваю наповал или же сама выгляжу так, будто вот-вот свалюсь с ног. С Кэри Стэнтон поздоровался за руку и слегка похлопал его по плечу.
— Рад снова видеть вас на ногах, молодой человек. Нам всем пришлось поволноваться.
— Большое спасибо. За все.
— Не стоит благодарностей, — отмахнулся Стэнтон. — Всегда рады помочь, чем можем.
У моей мамы вырвался глубокий вздох. На Стэнтона она смотрела сияющими глазами, а когда поймала мой взгляд, улыбнулась. И улыбка эта была умиротворенной.
Мы поехали в частный клуб, где играл большой оркестр и выступали превосходные солисты — певец и певица. На протяжении вечера они сменяли друг друга, создавая великолепный аккомпанемент, вполне соответствовавший превосходным блюдам, свечам на столе и бархатной отделке ресторанной кабинки. Я была просто очарована.
Между основным блюдом и десертом Кэри пригласил меня на танец. По настоянию моей матери мы с ним оба закончили танцевальные классы, но в этот раз движения пришлось упростить из-за его телесных повреждений. В основном мы просто покачивались в обнимку на месте, смакуя удовольствие от того, что удачный день завершался прекрасным вечером в кругу таких близких людей.
— Ты только взгляни на них, — сказал Кэри, глядя, как Стэнтон умело ведет маму по танцполу. — Он от нее без ума.
— Это точно. И она хорошо к нему относится. Они дают друг другу то, что каждому из них нужно.
Кэри посмотрел на меня:
— Думаешь о своем отце?
— Немножко.
Я пробежалась рукой по его волосам, воображая себе другие, длиннее и темнее, похожие на ощупь на плотный шелк.
— На самом деле я никогда не считала себя романтичной натурой. Нет, романтика мне, конечно, по душе, все эти широкие жесты, сладостное замирание сердца и все такое. Однако мечты о Прекрасном Принце, любви всей жизни и тому подобном — это не по моей части.
— Ты да я, детка, мы с тобой слишком издерганы. Все, что нам нужно, — это сумасбродный секс с кем-нибудь, знающим про наши задвиги и принимающим их как должное.
Мои губы скривились.
— На каком-то этапе мне сдуру померещилось, будто для нас с Гидеоном все это возможно. Будто любовь — это все, что нам нужно. Наверное, из-за того, что раньше я даже не предполагала, что могу так втрескаться. Я верила в сказочку, что уж если влюбишься, то будешь счастлива всю жизнь.
Кэри прижался губами к моему лбу:
— Прости, Ева. Я знаю, что тебе больно. Мне бы очень хотелось иметь возможность тебе помочь.
— Ну почему мне ни разу не повезло встретиться с человеком, с которым я была бы счастлива.
— Плохо, что мы с тобой не хотим путаться. Уж мы-то друг другу подошли бы, лучше не бывает.
Рассмеявшись, я припала щекой к его груди.
Когда песня закончилась, мы направились к столику. Почувствовав на запястье чьи-то пальцы, я повернулась — и обнаружила, что смотрю в глаза Кристоферу Видалу, сводному брату Гидеона.
— Можно пригласить тебя на следующий танец? — спросил он с мальчишеской улыбкой.
В его облике не было решительно ничего от подлеца и злодея с тайного видео, снятого Кэри на вечеринке в особняке Видалов.
Кэри выступил вперед, ожидая моего решения.
Первым моим порывом было отказать Кристоферу, но потом я огляделась:
— Ты здесь один?
— Да какая разница? — Он привлек меня к себе. — Мне хочется танцевать именно с тобой. Я ее забираю, — добавил он, обращаясь к Кэри и увлекая меня в сторону.
При первой нашей встрече он тоже пригласил меня на танец. Но тогда это было мое первое свидание с Гидеоном, и с тех пор все коренным образом изменилось.
— Фантастически выглядишь, Ева. Я в восторге от твоей прически.
— Спасибо, — ответила я с натянутой улыбкой.
— Да расслабься ты. Ну что ты так напряглась? Я же не кусаюсь.
— Извини. Просто хочу быть уверена, что не обижу кого-нибудь, кто с тобой здесь.
— Здесь только мои родители да менеджер певца, который хотел бы заключить контракт с «Видал рекорде».
— Вот как. — Моя улыбка сделалась более искренней. Что-то в этом роде я и надеялась услышать.
Пока мы танцевали, я оглядывала зал. То, что по окончании песни Элизабет Видал поднялась из-за столика и поймала мой взгляд, я восприняла как знак. Извинившись перед спутниками, она направилась в дамскую комнату, и я, в свою очередь, извинилась перед Кристофером. Он начал возражать, но я сказала, что мне необходимо освежиться. Кристофер унялся, но настоял на том, что потом угостит меня выпивкой.
Направившись следом за его матерью, я размышляла о том, не следует ли мне заявить Кристоферу, что, по моему мнению, он та еще задница. Я не знала, рассказала ли ему Магдалена о видео, и если нет, то для этого, надо полагать, имелись веские основания.
Я подождала Элизабет у дверей. Выйдя, она увидела меня в коридоре и улыбнулась.
Мать Гидеона была красивой женщиной с длинными прямыми черными волосами и такими же восхитительными голубыми глазами, как у ее сына и Айерленд. От одного взгляда на нее у меня сжалось сердце. Мне так не хватало Гидеона. Требовалась ежечасная внутренняя борьба, чтобы принять случившееся как данность и не позволить себе попытаться вновь вступить с ним в контакт.
— Ева. — Она расцеловала меня в обе щеки. — Мне Кристофер сказала, я ведь поначалу вас не узнала. С этой прической, можно сказать, совсем другая девушка. Но очаровательная.
— Спасибо. Мне нужно с вами поговорить. С глазу на глаз.
— О? — нахмурилась она. — Какие-то неприятности? Это связано с Гидеоном?
— Пройдемся. — Я указала жестом вглубь коридора, в сторону аварийного выхода.
— Да в чем дело?
— Помните, еще ребенком Гидеон пожаловался вам, что подвергся надругательству и насилию?
Ее лицо побледнело.
— Он вам об этом рассказал?
— Нет. Но я была свидетельницей его кошмаров. Жутких, неистовых, ужасных кошмаров, когда он молит о милосердии. — Мой голос был тих, но дрожал от гнева. Она, со своей стороны, несколько растерялась, но и ощетинилась. — Вы мать, вы были обязаны его защитить.
Элизабет вздернула подбородок:
— Вы не знаете…
— Вас нельзя обвинить в том, что случилось, пока вы ничего не знали, — выпалила я ей в лицо, с удовлетворением отметив, что она отступила назад. — Но все происходившее потом целиком на вашей совести.
— Прекратите! — воскликнула она. — Что за чушь вы несете? Как вы смеете выдвигать подобные дикие, вздорные, ни на чем не основанные обвинения?
— Еще как смею. Ваш сын был серьезно травмирован тем, что с ним случилось, но ваш отказ поверить ему уязвил его в миллион раз сильнее.
— Вы всерьез считаете, что я стерпела бы надругательство над собственным сыном? — Глаза ее горели, лицо раскраснелось от гнева. — Гидеон прошел проверку у двух не связанных между собой педиатров на предмет… травмы. Я сделала все, что от меня требовалось.
— Кроме одного — не поверили ему. А должны бы, если вы мать.