– А он так и не сказал «люблю»! – вклинился незаметно выбившийся в авангард Синеман.
– Вот и я про то же! Она думает, что если они вместе проведут там ночь, то он сразу выбросит из головы все и вся, кроме нее!
– Погоди! – вмешался Кармэн. Вотзефак удивленно оглянулся – неужели так слышно, о чем они говорят? Но, вроде, все шли поодаль.
– Погоди, но это их личное дело! Легенда ведь ясно обещает успех в войне!
– Это, конечно, языческий обряд, но в теперешней ситуации я просто не вижу другого выхода! – Это уже был Годоворд.
– А почему мы вообще уверены, что легенда не лжет? – спросил Вотзефак.
– В каждой легенде, – заметил Вингер, – есть доля правды!
– Кабы знать еще, какая доля! – вздохнул Эвил.
– Про любовь, думаю, правда, – с надеждой сказал Офзеринс.
Вотзефак снова обернулся. В пяти шагах от них шли оставшиеся четверо. Но, после фразы Офзеринса, Вотзехелл ускорился и вскоре нагнал их.
– Хватит тут загонять про любовь! – решительно сказал он. – Очередная красивая сказка, придуманная в утешение такому слабому и глупому человечеству! А вот война – это реально!
Мишут догнал Вотзехелла, наклонился к его уху и, слегка касаясь струн, напел:
Говорят, чудес на свете нет,
И дождями смыт олений след.
Только знаю, он ко мне придет.
Если верить, сказка оживет!
Юрий Энтин, золотой поэт технического века. Понял? Сказка оживет! Надо только верить!
– Дай-ка запишу! – Офзеринс вытащил из кармана свою записную книжку и попросил Мишута повторить. Тот с удовольствием повторил, даже предоставил полную версию песню. Офзеринс сказал, что песня хорошая, но вот олень все портит.
Тем временем их нагнали Толя с Религией.
– О чем разговор? – поинтересовался Толя.
– Да вот, думаем, как хорошо, что мы именно на Куликово поле идем! – фальшиво улыбаясь, сказал Вотзефак.
К полудню чувство голода стало невыносимым, а вокруг была только унылая степь. Из птиц – только вороны, да и все равно есть их не очень хотелось.
– Жаль, что среди нас нет охотников! – пожаловался Соломон. – Так ведь и загнуться можно!
– И пить охота! – добавил Офзеринс. После этого высказывания пить захотелось всем без исключения.
– Офзеринс – сволочь! – объявил Вотзефак, садясь на большой камень. Остальные расположились вокруг и задумались.
– Момент первый, – сказал Соломон. – Где взять поесть? Момент второй – где взять попить? Ваши предложения?
Предложений не поступило. Соломон загрустил. Толя глядел в небо, на кружащего там черного ворона. Мрачная птица хищно поглядывала на сидящих внизу путников и явно тоже очень хотела есть. Толя, не долго думая, взял свой автомат и прицелился. Громкая очередь разорвала тишину. Все, кто сидел – а сидели все – подскочили. Через секунду на землю шлепнулись останки ворона.
Толя толкнул Вотзефака:
– Сходи, глянь, утка ли это?
– Анатолий, вы дебил! – торжественно произнес Соломон.
– Да, отдай-ка лучше свой автомат… Кармэну, – посоветовал Вотзефак. – Не ожидал я от тебя такой измены!
– Да с удовольствием! – Толя кинул автомат механику. – Мне как раз надоело его носить!
Страсти улеглись, и все снова сели вокруг камня. Разговор не клеился. Всеми овладел мощный сплин.
– Мишут, может, споешь чего? – предложил Толя.
– Лом, – кратко ответил Мишут.
– Давай! Так ведь с тоски можно загнуться!
Мишут без особого энтузиазма взял свою гитару, подрегулировал струны и начал исполнять:
Синее море, только море за кормой…
– Заткнись про море! – застонал Вингер. – Разве не понятно, что пить охота?
Мишут послушно замолчал и положил гитару на землю рядом с собой. Толя готов был поклясться, что он сделал это все специально, чтобы не петь дальше.
Рели надоело сидеть, и она отошла на несколько шагов, раздраженно пиная камушки. Толя задумчиво проводил ее взглядом, и опять в его памяти всплыл образ смущенной, растерянной, но счастливой Вероники. В тот момент, когда он пригласил ее в кино…
– Она меня сейчас, наверное, уже ненавидит, – пробормотал он.
– Толя! – крикнула Рели. – Ворона нет!
– Что?
– Ворона, которого ты застрелил, нет! Даже перышка не осталось!
Толя пожал плечами. Не все ли равно?
Хотя, кое-кому было далеко не все равно…
В чертогах Господних царило веселье. Творец всего сущего хохотал от всего святого духа.
– Нет, ну это же надо! – восклицал он. – Самого князя Тьмы, из автомата! Просто так, за здорово живешь! Да, Люциферчик, подвело тебя твое любопытство!
– Я не совсем понимаю, – признался ангел. Он не разделял Господней радости, только весело улыбался из солидарности.
– Чего ты не понимаешь? – спросил успокоившийся Господь.
– Я не понимаю, зачем он полез туда? Мог ведь наблюдать и из своего… убежища.
– А как же уныние, которое навевает ворон, особенно в таких ситуациях? – спросил Бог. – Потом он, наверняка, разговаривать бы с ними начал. Вроде «Nevermore», и так далее. А тут – на тебе, очередью напополам!
– Не думаю, что это ему повредит, – усомнился ангел.
– Еще как повредит! Он ведь не вселился в живого ворона, он его сам создал, и сам в него воплотился! Энергию затратил. Он-то думал, развоплотит потом птичку, да и энергию на место вернет, а не тут-то было! Анатолий, все-таки, самый перспективный из всей этой толпы!
– То есть, Дьявол растратил энергию? – просиял ангел.
– Да, и теперь мы можем потратить столько же!
– Господь, позвольте мне дать им воду!
– Это само собой! – отмахнулся Бог. – На это много энергии не надо.
– Но что мы можем сделать для них еще? Как помочь им?
– А почему ты думаешь, что им нужна наша помощь? – спросил Господь. – Ребята отлично справятся и сами.
– Дон силен, – заметил ангел.
– Силен, – согласился Бог. – Но если мы с Дьяволом будем попеременке накачивать силами своих избранников, то во что превратится этот мир? Вмешательство должно быть минимальным, иначе люди чересчур расслабятся. Слышал об ашиклеках?
Ангел пожал плечами.
– Ну, не важно. В общем, в эту битву мы лезть пока не будем.
– Тогда как мы используем свое право?
– Ты ведь уже передал ему мой подарок?
– Конечно!
– Настало время позаботиться о другой душе…
В тот самый вечер, когда должно было состоятся первое в жизни Вероники (и Анатолия, кстати, тоже) свидание, она не позволила себе как следует подготовиться. Она лишь чуть-чуть подкрасила губы и ресницы, да и оделась немного поторжественнее, чем в школу. Но даже за это она потом ругала себя последними словами, когда ни в одиннадцать, ни в двенадцать Толя не появился. Он должен был за ней зайти – так они договорились, но он даже не позвонил, хотя ее адрес и телефон были ему известны.
Вероника не рассказала об этом даже родителям. Они вообще были не в курсе – дочь сообщила им лишь то, что сегодня вечером, возможно, пойдет погулять с подружкой. Она предчувствовала, что так все и будет, но все же ждала, ждала… А когда поняла, что ждать уже бесполезно, ей стало так горько, как никогда в жизни. Во втором часу ночи она смывала в ванной свой немудреный макияж, содрогаясь при мысли о том, как она будет завтра в школе смотреть на Толю. И как он будет на нее смотреть? А если он станет над ней смеяться?
Все эти мысли были невыносимы. Вероника проплакала в постели до четырех утра, и лишь тогда ненадолго забылась сном.
В школе она немного пришла в себя, но с ужасом ожидала появления Анатолия. Она так боялась его насмешки, возможно, из-за того, что он и вправду ей нравился. Однако Толя не появлялся. Не появился он и на второй день, и на третий. Никто не знал, что с ним. На третий день Саня, друг Толи, принес в класс известие о том, что и дома его тоже нет. Родители же Толи ведут себя подозрительно спокойно и говорят, что «каждый пацан в его годы должен хоть раз убежать из дома».
Да, это происшествие не взволновало маленького сибирского городка. Оно просто растворилось в нем, что было довольно странно. Возможно, жили бы родители Толи в большом городе, они уже давно поставили бы на уши милицию, но не здесь. «Жрать захочет – вернется!» – философски говорили старушки на лавочках. Пожалуй, единственным человеком, беспокоящимся о судьбе Толи, была Вероника. Она места себе не находила, думая, куда он мог деться. Обида за испорченное свиданье давно исчезла. «Может, он в опасности? – думала она. – Может, ему нужна моя помощь?»
Ситуация прояснилась на четвертый день. Было около трех часов, и Вероника сидела на подоконнике у себя дома, глядя на улицу в раскрытое окно. Теплый весенний день радовал глаз. Радостные канарейки проносились туда-сюда, в воздухе витал совершенно особый запах приближающегося лета. Правда, настроение портили приближающиеся экзамены. А потом – вообще – прощай, детство! Выпускной, потом институт, потом взрослая жизнь, которую так ждешь в детстве, и которой так страшишься, когда она рядом.
Вероника пыталась представить себе выпускной бал. С кем она будет танцевать вальс? И будет ли вообще? Вероника никогда не увлекалась танцами, но участвовать в этом вальсе ей очень хотелось. И она твердо знала, кого хочет видеть своим партнером.
Одна особо шустрая канарейка подлетела очень близко к лицу Вероники и остановилась. Просто замерла, даже не шевеля крыльями. Вероника удивленно осмотрела застывшую птицу. Потом посмотрела вниз. Замершие с занесенными ногами люди, остановившиеся машины, ветви деревьев, чуть согнувшиеся от ветра, и так и оставшиеся…
Веронике стало жутко, и она слезла с подоконника.
– Забавно, да? – спросил чей-то голос.
Вероника вскрикнула и обернулась. Почему-то, увидев своего собеседника, она сразу успокоилась. Мужчина, лет тридцати, в белых одеждах и черных очках.
– Здравствуйте, – сказала Вера.
– Здравствуйте, – сказал ангел. – Позвольте представиться, я – ангел. Так меня и называйте, хотя, обычно хватает местоимений.