илы... Волна, негромко шипя, откатывается, и лодка прилипает к мокрому песку.
Теперь, если я выбрал хорошую волну, мы в безопасности, а если ошибся... Большой вал перегнется над нами, опрокинется, и всей своей тысячетонной массой обрушится с высоты.
Груженую лодку нам с места не сдвинуть. Швыряем вещи подальше от воды, отвинчиваем мотор и оттаскиваем его на сухой песок. Пока тащим лодку, волной подхватывает рюкзак. Стасик бросается прямо в белую пену, а мы с Женькой на последнем дыхании втаскиваем на сухой песок рядом с мотором и лодку.
Кое-как побросав вещи за кромку прибоя, переводим дух. Убытки будем считать потом - что потеряли, что поломали, кто вымок. Кажется, высадка прошла удачно. Но и долго сидеть тоже не стоит. Вдруг нахлынет какой-нибудь запоздавший девятый вал?
...После хорошего начала нас ждало и благополучное продолжение. Теплая, солнечная погода. Маршруты почти без кустов. Кругом голые скалы, сплошная обнаженность. Нетронутая природа. Птичьи базары, непуганые птицы, необитаемые острова...
Четыре дня в маршрутах пролетели незаметно. Все сделали, все съели, пора выходить. Обратный путь для нас состоял из двух частей - первые пятьдесят метров и остальные пятьдесят километров. Самое трудное - прорваться через накаты, а дальше ласковое море будет укачивать нас как в колыбели. Море спокойно дышит, но каждый его могучий вздох обрушивается на берег с пятиметровой высоты.
Собираем вещи. На всякий случай все должно быть упаковано так, чтобы могло пролежать хоть неделю на морском дне и не вымокнуть. Долго выбираем место, куда поставить лодку. Груженую, ее по песку не сдвинешь с места, надо ждать, пока не поднимет подкатившаяся волна. Поставишь слишком далеко - придется часами безрезультатно ждать большую волну. Поставишь близко - тотчас проглотит нагрянувший вал.
Наконец, лодка стоит в нескольких шагах oт того жуткого места, где опрокидываются и с размаху обрушиваются на берег холодные водяные горы, совсем близко от последней границы играющего солнечными зайчиками спокойного моря и белоснежной ревущей и грохочущей полосы прибоя. Волны то и дело подкатывают под лодку, стремятся развернуть ее бортом, затянуть в прибой. Стасик удерживает ее на месте, подправляет носом вперед. Мы с Женькой бегом таскаем вещи, укладываем их понадежнее, ставим на место мотор. Минута - и все готово. Рокочет, приближаясь, очередной вал. Не верится, что он остановится, не доходя до нас. Но вот он рухнул, разбился о дно, и тихо подкатывает под лодку. Мгновенно занимаем свои места. Я, как в предсмертной агонии, загребаю веслами, чтобы за те несколько мгновений, пока не нагрянул следующий вал, миновать вместе с откатывающейся волной эту страшную границу. Нос лодки ползет вверх, задирается все круче и круче, лодка становится свечкой и в таком положении несется обратно навстречу берегу. Вал опрокидывается, и лодка грохается с высоты дном кверху. Кто и как успел выскочить из лодки, как оказался в воде я, не знаю. Подальше от лодки! В водовороте крутятся рюкзаки, канистры. Немного в стороне Женька борется с волной, пытающейся утащить его в море, а рядом Стасик, держа в одной руке канистру, догоняет рюкзак.
Через полчаса собираем все, что удалось выловить, и все, что выбросило назад море. Что будем делать дальше? Попробуем еще раз или будем ждать, пока утихнут накаты? Решаем единогласно - выходить!
Вторая попытка закончилась молниеносно. Не успели мы загрузить лодку и наполовину, как нас накрыло и выбросило на берег с такой силой, что сразу стало ясно - надо ждать.
...Самое неприятное занятие, как известно, ждать да догонять. Особенно, если нечего есть. Далеко от лагеря не отойдешь - вдруг как раз в это время море успокоится, а пока дойдем, погода снова испортится. Изучаем обнажения вблизи от лагеря, ищем окаменелости, делаем недалекие маршруты.
Окрестности лагеря были буквально битком набиты медведями, но с охотой нам не везло. То встретишь мишку уже в темноте, то бежишь наперерез одному, натыкаешься на другого, стреляешь уже вдогонку и спугиваешь еще трех, которые спали неподалеку. Все пять уходят невредимыми, унося в своей шкуре по нескольку центнеров медвежатины, а в меню - по-прежнему одна вода.
Сначала мы настреляли было уток, но на следующий день нас обокрали вороны. Вместе с утками пропали Женькины носки, которые, как он уверял, сушились у костра. Правда, потом оказалось, что вороны здесь ни при чем, а носки лежат в Женькином рюкзаке, но нас это мало утешило.
Целыми днями пропадаем мы на обнажениях, а вечером снова возвращаемся к своей стартовой площадке. Море не успокаивается. Разводим костер, садимся вокруг, греемся, сушимся. Интересно, когда утихнут накаты? Еще день-два, и надо рисковать. Или пытаться прорваться или выделить день на охоту. И снова сидим мы у костра, уткнув носы в коленки... Никто не двигается... Пахнет паленым. Это горит Женькина портянка. Ему нужно только протянуть руку и снять ее...
— Женька!
Женька слегка шевелится.
— Чего?
— Портянка горит!
Сонный голос:
— ...Я вижу... - Женька говорит медленно и неохотно. - ...Все равно, она дальше половины не сгорит... там она еще сырая...
— Ты что? Давай снимай!
Женька с тяжелым вздохом встает, затаптывает тлеющую портянку и - уж все равно встал - идет за дровами.
Днем все чаще на нас нападает полусонное созерцательное настроение. Мы молча сидим рядом и смотрим вокруг. Уже осень. Желтые листья, сухая трава, на ручейках и лужицах до полудня не тает ледок. Сухие листья почти непрерывно шуршат. Это мыши. Их очень много. Серые, кругленькие, они как колобочки, катаются туда и сюда, очень торопливо и очень деловито. Они любят купаться. С разбегу бултыхается мышка в ручей и прямо под водой переплывает его. Иногда на другом берегу она попадает под лед и как очумелая бросается назад. Наверное, уже не хватает воздуха. Внезапно все шорохи затихают, остается только один, быстрый, короткий и часто прерывающийся, как азбука Морзе. Из кустов показывается острая мордочка с живыми черными глазенками - соболь. Все мыши попрятались, но он не отчаивается, - уж он-то себе мяса на обед добудет!
Мы заворачиваем образцы в старые отчетные документы поселковой столовой, найденные нами случайно, и мечтаем о еде. Конечно, меню захолустной столовой это не описание обеда у петербургского губернатора, но все-таки...
— Двадцать первого мая сорок восьмого года у них осталось сто пятьдесят три порции щей, а чаю - двести порций.
— Да ну, что это за щи. Посмотри раскладку, - Женька протягивает мне бухгалтерскую ведомость, - капуста - пятьдесят грамм, сало лярд - пять грамм, соль - пять грамм. У наших соседей собака и та не стала бы такие щи есть. Она мясо и то сначала понюхает, носом покрутит, а потом уж жрет.
Нет, не было мяса в меню рабочих рыбокомбината в сорок восьмом году. Весь архив перекопали, а мяса не нашли. Только акт о забое лошади, и в раскладке блюд на следующие три дня значились "щи с мясом конским", да несколько обедов с мясом китовым.
— Тогда как же...- Женька вдруг задумывается и смотрит на меня широко раскрытыми глазами: - Как же они работали после таких щей? Моряки, шофера, грузчики... Если бы мы в поле так ели, то как же мы бы в маршруты ходили?
— Вот так и работали. А ты разве книжек не читал, не знал об этом?
— Так то книжки. А то... - Женька подержал в руке бумаги, - исторический документ. Вот это да. Как они жили...
На пятый день мы решили еще раз испытать судьбу. Попытка почти удалась. Мы миновали опасную границу, и нас не опрокинуло, не выбросило назад. Все вещи были на месте. Экипаж в полной боевой готовности нес вахту, а мотор только и ждал, чтобы завестись с полоборота. Но гребень волны, которую мы почти удачно форсировали, заплеснул в лодку полтонны воды, и теперь следующая волна, даже самая маленькая, неминуемо пустила бы нас ко дну. Мы не стали ждать следующей волны. Мы предпочли быть выброшенными на берег, а не идти ко дну, и все разом прыгнули за борт.
И снова надо было сидеть у моря и ждать погоды. Но теперь совершенно необходимо было добывать еду. Наутро мы снарядили за добычей целую экспедицию. По карте наметили место, где в устье реки была обозначена широкая тундра. Здесь обязательно должны пастись на ягоде медведи. Мы взяли рюкзак для мяса, ножи, чтобы разделывать тушу, брусок, чтобы точить ножи - осенью у мишки очень много сала, а на сале быстро тупится лезвие, взяли карабин и патроны. И все-таки одной важной детали мы не предусмотрели - мы не взяли веревку.
Медведя нашли неожиданно быстро. Еще не дошли до тундры, а уже увидели бурую спину. Мишка вел себя странно. Он слишком долго крутился на одном месте и не обращал на нас ни малейшего внимания, хотя ветер дул в его сторону. Охота была заранее обречена на неудачу - бессмысленно идти на зверя по ветру вдоль ровной песчаной полосы без единого бугорка и кустика. Но Стасик, как всякий начинающий охотник, был полон азарта и оптимизма. Он ловко набросил ремень карабина на локоть и пополз по-пластунски. Стасик полз долго и старательно, потом полежал, отдохнул, встал во весь рост, подошел к медведю почти вплотную, прицелился и... опустил карабин. Подошел еще на несколько шагов, зашел с одной стороны, с другой, и, наконец, выстрелил. Мишка вскочил и бодро припустился в кусты. По понурой позе Стасика и без объяснений было понятно - мимо!
Подойдя ближе, мы поняли причину загадочного поведения медведя. На пляже валялся огромный кашалот. Хвост морского чудовища замыло песком, из полуоткрытой пасти торчали острые конические зубы, черная туша в нескольких местах была прогрызана и из-под кожи и мяса белели широкие ребра, изогнутые, как шпангоуты корабля. Всюду бросались в глаза остатки медвежьего пира - разбросанные куски мяса, дыры в боках - целые туннели, ведущие в глубь туши.
— Никак не пойму, как это я мог промазать. Так близко было. И целился спокойно, он голову туда внутрь засунул до самых плеч, можно было прямо стволом в него упереться и стрелять. Эх, надо бы еще ближе подойти...