— Не дыши перед тем, как пьешь.
А Коля уже не дышит ни до, ни после.
На следующий день он с меньшей уверенностью излагает свои веские доказательства, что кони для колхоза убыток, а аренда чистая прибыль, и что все равно их никто больше не возьмет, если Рогожкин откажет нам, и что для сенокоса оставшихся коней вполне хватит, и так далее, и тому подобное. Все больше и больше Коля доверяется магическому: "Сезам, откройся" - Выпьем!
— По махонькой!
— Да вы закусывайте, Василий Петрович! Хороший вы мужик, Петрович, вы уж извините, я вас по-простому, по-академическому...
Хорошо было Али-Бабе. Стоило ему один раз произнести: "Сезам, откройся". - И Сезам немедленно открывался. А Коля повторяет магические слова уже столько раз, что давно сбился со счета. На десятый день спора все аргументы в местном магазине оказались исчерпанными, а коне-день подешевел только до шести рублей. Но мы уже почувствовали, что Рогожкин колеблется, и решили использовать еще более сильную аргументацию - некоторое количество спирта, отпущенного нам для технических целей. Рогожкин, ошеломленный таким сильным ходом, не смог долго сопротивляться. Еще три дня - и кони наши.
Кони - это Рыжий, бывший председательский скакун с пороком сердца, Арарат, два дня назад перенесший неудачную операцию, после которой он все же остался жеребцом, и Тарапул, о котором колхозный конюх рассказывал нам так: "Есть у нас одна кобыла, Зорька, с тридцать восьмого года. Тарапул, однако, постарше. Еще в японскую войну в артиллерии служил. Ты не гляди, что у него конституция коровья, ничего, тягущая лошаденка". Все здешние старожилы с младенческих лет помнят Тарапула, а с какого он года - никто не знает. И вот такие ценные музейные экспонаты, живые памятники старины, настоящая находка для ученого, занимающегося проблемами лошадиного долголетия, достались нам как вьючный транспорт. Рогожкин уверяет, что они смогут нести вьюки по двести килограммов...
Мы ищем нефть
Когда мы бываем в поселках, нас часто спрашивают: "А что вы ищете?" И мы сразу становимся в тупик. Дело в том, что непосредственно мы ничего не ищем, но наши работы в далекой перспективе связаны с поисками нефти. А сказать "Ищем нефть" - значит, сразу получить встречный вопрос: "Ну и как, нашли?" - Да нет, не нашли. Значит, наши работы совершенно безрезультатны? Действительно: "Сколько вас, геологов, здесь уже прошло, а все толку никакого!" Или еще выразительнее: "Вот если бы вам платили только тогда, когда чего-нибудь находите, небось сразу бы стали находить!"
Наверно, большинство спрашивающих представляет себе поиски полезных ископаемых чем-то вроде поисков грибов. Идет геолог по лесу, только не с палкой и корзиной, а с молотком и с рюкзаком (разница невелика!), и вдруг видит - в крутом обрыве обнажается мощный пласт хорошего угля. "Неплохо для начала!" - и первый гриб отправляется в корзинку. Но это еще сыроежки! Вот бы алмаз сегодня найти или молибден! И геолог ходит до вечера, старательно разглядывая в каждом обнажении, нет ли там алмаза или молибдена. А может, попадется хоть боксит или горючий сланец?
И если ничего не найдено и геолог возвращается с пустой корзинкой, день сегодня прошел зря. Убито время и ноги. Примерно так рассуждает большинство спрашивающих: "Ну и как, нашли?"
Но если геолога и можно сравнить с грибником, то только с опытным грибником, который не осматривает каждый квадратный сантиметр леса, а ищет подосиновик - под осиной, подберезовик - под березой. Можно сравнить геолога с врачом, устанавливающим болезнь по внешним симптомам - температуре, пульсу, давлению. Иногда симптомами месторождений служат минералы, горные породы. Алмазы ищут по кроваво-красным кристалликам пиропа, каменный уголь - по породам с отпечатками древесных листьев. Но самые надежные симптомы - пласты, складки, разломы. Нефть, например, образует залежи в куполообразных складках, ртуть - в разломах земной коры.
Прежде чем искать месторождения, надо построить геологическую карту, выяснить, какие породы распространены в районе, какие здесь пласты, складки, разломы, а карта уже подскажет, какие полезные ископаемые здесь могут быть, а какие искать вообще не имеет смысла.
На первый взгляд эта работа не должна вызывать никаких эмоций. Но почему же так ревниво относится каждый геолог к своему произведению?
Почти никогда не бывает, чтобы два геолога построили одинаковые карты по одному и тому же району. Есть даже грустная шутка: "Один геолог - две точки зрения".
В свою карту ты вложил труд, фантазию, душу.
Поэт пишет стихи, выражая в них самого себя. Почему же в науке считается, что твое произведение отражает только беспристрастную действительность? Да ничего подобного! По любой научной теории всегда можно определить характер ее создателя. Если ты скучен, твои труды будут вызывать зевоту у читателя. Если ты блестящий авантюрист - у твоих поклонников будет то захватывать дух, то раскалываться голова от недоумения.
Нет в мире двух одинаковых людей, и никто не напишет твою поэму, никто не построит твою теорию, твою карту. Но и полного согласия ждать не приходится. Значит, будут споры, будут обиды. Ведь это не просто твои построения опровергают - тебя самого. И не пытайся сохранить беспристрастность в борьбе страстей. Назвался груздем - полезай в кузов.
Дебют трех коней
Теперь нас в поселке ничто не держит. Подошел катер с баржей, мы погрузились, безо всяких трогательных сцен прощания отошли. Провожала одна Галка. Ребята долго смотрели на удаляющийся берег. Там урчали трактора, люди катили бочки, шли куда-то по своим делам. На этом озабоченном, суетящемся берегу никому не было грустно оттого, что мы уходим. И посреди всего этого трудового хаоса ребята долго видели одинокую девичью фигурку.
Катер высаживает нас, немного не доходя до нужного места. Дальше к берегу уже не пристанешь - начинаются рифы. Ничего не поделаешь, и то неплохо. Пристаем, разгружаемся. Катер уходит. Мы остаемся одни. Теперь на несколько месяцев полевого сезона все мы одинаково оторваны от остальных трех миллиардов населения земного шара, каждый из нас одинаково ограничен в выборе друзей и знакомых обществом других пяти. Мы садимся на разбросанные по всему берегу вещи и провожаем взглядом удаляющийся катер.
Коля улыбается мечтательно и благодушно:
— Ну, парни, вот мы и в поле...
Безбрежная улыбка, закрытые глаза, абсолютная расслабленность всего тела. Как знакома мне интонация Колиного голоса! Хотя, впрочем, мне было бы трудно отыскать что-нибудь незнакомое в Колином поведении. За несколько лет работы, за несколько совместных полевых сезонов мы настолько сработались друг с другом, что когда после долгих споров наконец приходили к единому мнению, нам всегда бывало трудно установить, кто же из нас в большей степени оказался автором этого мнения.
Ребята воспринимают Колины эмоции не совсем правильно. Для них поле - впереди трудности! Для Коли наоборот - самое трудное уже позади. Организационный период ставит перед геологом столько препятствий, что просто уму непостижимо, как это он все-таки ухитряется добраться до поля.
Теперь можно перевести дух и подумать наконец о маршрутах, о переходах, лагерях, вьючке - вообще о работе. Сначала, конечно, о вьючке.
Окидываем взглядом нашу кавалерию. Экстерьер наших скакунов далек от идеала. Брюхо Арарата заставляет задуматься - как на нем сойдутся подпруги? Бока Рыжего похожи на стиральные доски. Сколько же потников протрет он за сезон? Тарапул ухитряется совмещать оба этих достоинства. Арарат и Рыжий стоят уныло, задумчиво, опустив головы. И только Тарапул держится молодцевато, как старый генерал в отставке.
Наше имущество лежит на берегу. Когда мы переводим на него взгляд, нам становится страшно. Ведь все эти мешки, тюки, лопаты, палатки, веревки, гвозди, сапоги - всего сто пятьдесят восемь наименований по складскому акту - мы должны разместить всего на трех конях, на Арарате, Рыжем и Тарапуле. Что куда положить? С чего начать?
Моя рука тянется к затылку, а Женька задумчиво подпирает рукой подбородок, как чемпион мира перед первым ходом матча-реванша. Нам предстоит долгая позиционная и комбинационная игра.
На первый взгляд трудно найти что-нибудь общее между вьючкой коней и игрой в шахматы. Но это только на первый взгляд. На самом деле во время вьючки гораздо больше приходится работать головой, чем руками. Я уверен, что экс-чемпион четвертого "Б" класса, не говоря уже о Михаиле Ботвиннике, завьючит трех коней гораздо быстрее меня или нашего Женьки. В нашем отряде шахматистов нет, поэтому нам приходится туго...
Фигуры и пешки расставлены на земле в полном порядке. Королями, за неимением более достойных претендентов на трон, объявляем себя. Кони готовы участвовать в игре - подкованы, оседланы, напоены и накормлены. Они держат под боем все вокруг себя, в том числе и королей, которым объявлен вечный шах. Пешки - сапоги, мешки, кастрюли и т. д. Где-то в этой же куче лежит и ладья, к сожалению, только одна, но зато с мотором. Глядя на всю эту грозную массу, особенно остро чувствуешь, что слонов у нас нет.
Дебют е2-е4. В первом ходе я уверен абсолютно - кладу левый сапог в правую суму Арарата, правый - в левую. Противник отвечает d1-d8. Конь бьет короля, к счастью, не очень сильно.
Миттельшпиль.
Если сковороду положить на Рыжего, палатки на привьюк к Тарапулу, всю веревку в левую суму Арарата, то у Рыжего будет слишком тяжелый вьюк, правая сума у Арарата будет перетягивать, а лопаты останутся незавьюченными. Если муку положить на Тарапула, овес с Арарата пока снять, то остается вся кухня и диметилфталат. Телогрейки, в конце концов, можно надеть на себя, а сахар нести в рюкзаке - это не так много, всего килограммов сорок. Куда в таком случае девать спальные мешки и крышки от кастрюль?.. А если попробовать анероид засунуть в одну суму с топорами и лопатами, а дробь в мешок с сетью? Нет, тоже не пойдет... Тогда деготь оказывается рядом с мукой, а молотки рядом с компасом...