Случалось, что люди с крепкой психикой долго не могли привести себя в такое состояние, и тогда на помощь им приходили старшие «братья» и «сестры», имеющие «дар воспоможения». Когда язык молящегося начинал заплетаться, они присоединялись к его молитве и требовали, чтобы он повторял за ними слова на ином языке. Если молящемуся это удавалось, то тогда тоже считалось, что на него сошел «дух святой». И если в молитвенном собрании присутствовал кто-либо, имеющий дар истолкования языков, то он пояснял верующим, что именно говорит бог устами молящегося на иных языках. Не раз и не два приводил я на молитвенных собраниях слова апостола Павла: «…кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом».
Долгие годы воспринимал я говорение на иных языках как одно из убедительных свидетельств нашей причастности к сокровенным тайнам веры. Я уже знал, что, критикуя нашу позицию, баптисты приводили слова апостола Павла из того же первого послания к Коринфянам: «…если я приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу, когда не изъяснюсь вам или откровением, или познанием… Так если и вы языком произносите невразумительные слова, то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер… Я более всех вас говорю языками; но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим… нежели тьму слов на незнакомом языке». И еще: «Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, — то не скажут ли, что вы беснуетесь?»
Мы на эти слова апостола Павла приводили другие, и спор всякий раз заходил в тупик.
Но в ту ночь, мысленно перебирая и прошлую жизнь, и библейские тексты, я вдруг задумался над тем, что когда бог исполнил апостолов «духа святого», то, как сказано во второй главе «Деяний апостолов» «собрался народ, и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собой… как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились».
Значит, поразился я своему открытию, когда бог излил на апостолов «духа святого» и те стали говорить на иных языках, то это были родные языки присутствующих людей. Господь давал апостолам не иные языки вообще, а родные языки тех людей, к которым они обращались, чтобы их могли понять! Так что общего, подумал я, между говорением на родном языке твоего собеседника и иноговорением моих единоверцев, которых никто не в состоянии понять? Не больше, чем у зерна с мякиной! Можно, конечно, возразить, что тот, кто молится «на незнакомом языке, тот говорит не людям, а богу… он тайны говорит духом». Но если богу, да еще тайны, зачем тогда дар истолкования? Богу истолкование не нужно, а верующим ни к чему тайны, предназначенные для бога. Если же истолкование для верующих, то тогда почему не говорить на их родном языке, как это делали апостолы? Нет ответа на этот вопрос. И, значит, нет в говорении на иных языках истины, как нет ее и в пророчествах!
А если нет истины в говорении на иных языках, то кому и зачем нужно и крещение «духом святым», и само иноговорение, оставляющее тяжелое ощущение даже у самых бывалых и крепких в вере? Кому нужно, чтобы калечились судьбы людей, которые, не выдержав огромную нагрузку, попадают в психиатрические больницы? Сколько я знаю таких! Это и Валентина Вовк, бывшая работница «Запорожстали», и Николай Павленко из Запорожья, и многие другие. Недаром же целый ряд общин наших единоверцев отказались от иноговорения, признав, что нет в нем истины, а вреда много. И если не нужно оно ни богу, ни верующим, то кому тогда? И почему наши руководители так упорно отстаивают истинность говорения на иных языках, называя тех единоверцев, что отказались от него, предателями Христа? Не потому ли, что признать иноговорение заблуждением, так же как и признать ложными лжепророчества, — значит признать собственное непонимание основных откровений учения, то есть навсегда утратить свой авторитет среди верующих и власть над ними?
Нет, не мог отыскать я истины в говорении на иных языках, как не мог отыскать ее и в пророчествах. Не было ее и в других духовных дарах. Ни в даре воспоможения, ни в даре истолкования, ни в даре чудотворения.
И опять вспоминал я, сколько сам молился об исцелении больных и сколько раз присутствовал на таких молениях, совершаемых видными чудотворцами пятидесятничества. Чаще всего молитвы не достигали своей цели. Значит, такова божья воля — разводили руками верующие вслед за чудотворцами. Но бывало, что вслед за молитвой наступало исцеление, и тогда слух об этом разносился по всем общинам.
Долгие годы я верил в дар чудотворения так же безоговорочно, как в пророчества и в иноговорение. Но так же как и с пророчествами, только несколько позднее, сопоставление учения с действительностью заставило меня задуматься над истинностью и этого, последнего из духовных даров, остававшегося для меня до той поры несомненным.
Я перебирал в памяти все хорошо известные мне случаи исцеления и не находил в них чудес. Наоборот, чем больше размышлял я над ними, тем больше убеждался, что созданный впоследствии ореол чуда прочно затмевал вполне естественные и легко объяснимые причины выздоровления того или иного верующего. И чем больше проходило времени, тем больше правда подменялась вымыслом. Как и пророки и говорящие на иных языках, чудотворцы, как правило, искренне убеждены в действительности того, во что они верили, то есть в то, что произошло именно чудо и что это по их молитве бог послал больному исцеление. Но правда и то, что среди чудотворцев, так же как и среди пророков, были люди, в глубине души понимающие, что в совершаемых ими исцелениях и в провозглашаемых пророчествах нет ничего сверхъестественного, но обманывающие верующих во имя укрепления их религиозности и своего авторитета. А верующие, жаждущие чуда как подтверждения своих убеждений и надежд на жизнь вечную, на заступничество и особую милость бога, конечно же подсознательно стремились увидеть не то, что их может разочаровать и огорчить, а то, что способно поддержать и укрепить их веру. Долгие годы так же относился ко всем таинствам нашего вероучения и я. Но теперь, глядя на них непредубежденным взглядом, я не мог обнаружить в них ничего, что подтверждало бы мои прежние представления о них.
Много случаев исцеления перебрал я в своей памяти, и ни один из них не помог мне в моей попытке вновь отыскать бога и вернуть былую веру.
Помню, с каким восторгом рассказывали друг другу верующие об исцелении жителя Запорожья Якова Кобылинского. Слух об этом случае чудотворения разнесся чуть ли не по всем общинам наших единоверцев. И чем дальше, тем сильнее то, что говорили об этом исцелении верующие, не походило на то, что произошло на самом деле. Больше того, сам «брат» Яков после объяснений проповедников безоговорочно уверовал в чудесный характер своего выздоровления.
А началось все с того, что в 1972 году у него произошло обострение болезни почек. Казалось бы, в полном соответствии с законами вероучения Кобылинский должен был бы положиться на божью волю и на чудотворцев. Ведь сказано в книге «Притчей Соломоновых»: «…кого любит господь, того наказывает…» Если следовать вероучению, то «брат» Яков не должен был бы противиться божьему наказанию. Но когда грянула беда, он, как и большинство моих единоверцев, сразу же забыл и о молитве как самом надежном способе исцеления, и о чудотворцах и конечно же обратился к врачам. «Скорая помощь» в тяжелом состоянии доставила его в урологическое отделение городской больницы. Однако единоверцы Якова не сочли его поступок противоречащим вероучению, — ведь и сами они, серьезно заболев, обращались не только и не столько к молитвам, сколько к врачам.
В общине был объявлен пост с молитвой об исцелении «брата» Якова. Но ни пост, ни молитва не помогали. Кобылинский по-прежнему находился в тяжелом состоянии. Тогда из Прибалтики пригласили исцелителей, которые слыли знаменитыми чудотворцами. Но и прибалтийские чудотворцы оказались бессильными. Чуда не происходило, и в общине поднялся ропот. Одни считали, что чудотворцы молятся без усердия, другие говорили, что «брат» Яков, видно, сильно согрешил перед господом, третьи начали сомневаться и в даре чудотворцев, и в даре чудотворения вообще. Надо было срочно как-то спасать положение, и пророк Прохоренко из деревни Кислычеватая Томаковского района изрек, что бог, мол, не посылает «брату» Якову исцеления потому, что он, находясь в больнице, молится не на коленях, а лежа в постели и укрывшись одеялом.
А тем временем Кобылинскому сделали сложную операцию, которая прошла удачно. Узнав об этом, чудотворцы поспешили объявить, что бог услышал молитвы детей своих и послал «брату» Якову исцеление. «Сестра» Таня Степочкина, имевшая дар видения, объявила, что, когда Кобылинскому делали операцию, у нее было видение от бога, что вся операция проходила под непосредственным руководством ангела божия, незримо присутствовавшего в операционной и своим внушением наставлявшего врачей, ставших, таким образом, всего лишь оружием в руках божьих.
Выйдя из больницы, «брат» Яков, вразумленный чудотворцами, пророками и проповедниками, призвал единоверцев вознести вместе с ним благодарственные молитвы богу за чудесное исцеление. О врачах же, совершивших сложную операцию и спасших ему жизнь, ни он, ни чудотворцы, ни пророки в своих молитвах даже не упомянули.
К чудотворению относится также и изгнание бесов, то есть исцеление душевнобольных. Чаще всего бесноватость проявляется во время моления о крещении «духом святым», когда молящийся, доведя себя до исступления, начинает вдруг хулить бога или произносить что-либо непотребное.
Мне приходилось слышать о чудесных исцелениях бесноватых. Но, как я узнал много позднее, подобные чудеса хорошо известны и практикуются не только у пятидесятников и других христианских вероучений, но и в обычной, чисто мирской медицине. Так что и тут трудно признать какое-либо чудо. Но лично я сталкивался с ситуациями, доходящими до анекдота.