Мало и этого! Бесконечные молитвы приводят нервную систему человека в перенапряженное состояние. Многих верующих они нередко доводят до истерического исступления и даже галлюцинаций. Разрушая свою нервную систему, люди становятся безвольными, добровольными рабами религиозных суеверий, фанатиками. На несчастных жертв подобного исступления любят ссылаться проповедники, изображая их как людей «осененных благодатью свыше», «сподобившихся внутреннего молитвенного богообщения в храмине сердца». У таких несчастных жертв исступленного самогипноза обычно почти полностью утрачивается здравый смысл. Свои болезненные сновидения и мысли они легко принимают за откровения свыше, за голос неба, за руководство их жизнью божественным «промыслом». А их галлюцинации и сны усердно принимаются затем «на вооружение» церковью и служат средствами для убеждения людей в существовании «мира духовного», для убеждения верующих в том, что силы небесные и поныне непрерывно руководят людьми.
И ведь вот что интересно: все маленькие дети любят сказки, населяя мир феями, гномами, бабами-ягами, мойдодырами, бармалеями и т. д. Но проходят годы, и для ребенка наступает время понять, что мир сказок — это мир несуществующих, фантастических образов. Взрослые все чаще говорят ему: «Ты уже не маленький». Реальный мир оттесняет сказки. Ребенок не без грусти расстается со своим радостно-пестрым сказочным миром. Но его умственное развитие настоятельно требует перехода к реальности. И ребенок, чуть-чуть погрустив, делает этот важный шаг.
А те самые взрослые, которые так сурово и безжалостно разрушили сказки его детства, оставляют себе целый сказочный мир, если они верующие люди. Только не мило смешной и безобидный, как мир детских сказок, а коварный, уводящий от действительности.
И не думают эти взрослые люди о том, как нелепа их вера в то, что их молитвы будут услышаны богом. Ведь стоит им только понаблюдать за собственной жизнью и жизнью окружающих людей, и они увидят, сколько молитв ежедневно и ежечасно не исполняется и не может исполниться. Увидят они и то, что те случайные совпадения высказанного в молитве и исполнившегося на фоне оставшегося «втуне», являются не меньшим чудом, чем выигрыш «Волги» в денежно-вещевой лотерее.
Отдельную удачу, отдельное совпадение мы запоминаем как некоторую приятную неожиданность, а дурное наша память инстинктивно, защищая нервную систему, старается изгнать и забыть. Спасибо памяти, что бережет она наши нервы и «лечит нас забвением горя с течением времени». Но как же зловредно пользуется этим свойством памяти религия! Обманутые люди! Как боятся они проснуться! Просят даже: «Не будите нас, это наше частное дело, мы желаем этих снов, этого сладкого самообмана».
Но когда, скажем, человек замерзает, можно ли поддаваться таким просьбам? Он хочет спать, и сон ему сладок, а заснуть ему дать нельзя: погибнет безвозвратно! И со сном религиозного самообмана дело обстоит так же: не разбудить человека — он самую жизнь свою проспит.
А богослужение!.. Кому нужны все эти заученные повороты, поклоны, жесты, воздымания рук, каждения и другие дешевые эффекты?
Сколько раз еще в те годы слышал я от людей, что вся театральность богослужения только отвлекает их от молитвы, что многие предпочитают ходить в храмы в будние дни или к ранним обедням, когда служба идет проще, с некоторым уменьшением мишурности и демонстративно-показного блеска.
И что еще страшнее — я знал, как некоторые священники и дьяконы, играя в карты, бросая на стол туза, приговаривали: «Приимите, ядите…» Наливая рюмку коньяку, говорили: «Пийте от нея вси…» — цинично играя священнейшими для верующих текстами из Библии или богослужений. А умелым актерствованием в богослужениях они снискивали себе славу чуть ли не святых.
Я сам не чувствовал себя ни наделенным особой благодатью человеком, ни особо благоговейным. А обо мне говорили как о «действенном» и «великом молитвеннике». До чего только не доводит людей экзальтация и самовнушение! Они-то и принимаются за действие в душах «благодати свыше». Помню старушку в Таллине, которая умиленно уверяла другую женщину: «Наш-то отец Александр совсем как Христос. И голос тот же!» Слыша такие отзывы, я еще больше понимал, как из явлений психических рождаются переживания и «откровения духовные», «свыше нисходящие», «осенения благодатью» и т. п.
Вообще, возвращаясь еще раз к самовнушениям, воздействию на души верующих различных психологических эффектов, должен сказать, что значение их для религии действительно огромно. И влияние их усиливается тем больше, чем более верующие жаждут встретить чудо и увидеть в церкви действие «благодати».
Я всегда считал бесноватых душевнобольными, кликуш и им подобных — нуждающимися в лечении у специалистов. И вот с таким осознанием отнюдь не чудесного происхождения этих несчастий мне пришлось между 1936 и 1940 годами трижды «исцелять» бесноватых.
Первый случай произошел в эстонском православном Преображенском соборе в Таллине. Во время литургии, незадолго до «херувимской», я, стоя в алтаре, услышал истерический вопль на эстонском языке: «Убью бога!..» — и еще какие-то выкрики. Я вынужден был выйти, так как служба прервалась. Трое или четверо здоровых мужчин держали душевнобольную, которая старалась отбросить их от себя. Лицо ее было искажено мукой и яростью. Я припомнил рассказы своего духовника о действиях в подобных случаях знаменитого в свое время Иоанна Кронштадтского, и в голове моей мгновенно созрел план.
Больная, раз она пришла в храм, несомненно верующая. Сознавая себя «порченой» и «бесноватой», она, конечно, боится ответных на ее «беснование» действий «небесных сил». И я решил попытаться преодолеть болезнь, выправить психическую петлю, воздействуя на ее страх и на ее веру. Громко, властным голосом велел принести «святой воды» и, резко прочитав тут же сымпровизированную молитву, повелел:
— Пей!
Она задрожала, упала к моим ногам и стала целовать их, умоляя:
— Нет, нет! Не надо… Это жжет… это страшно…
Я снова почти выкрикнул:
— Тебе повелеваю: пей!..
Борьба моей воли и ее больной психики происходила минуты три. Потом она, вся трясясь от дикого страха, поднялась, и я влил ей в чуть приоткрывшийся рот эту воду… Она закричала и упала без чувств. Я, не зная, слышит ли она в данный момент что-либо или нет, не менее властно приказал:
— Положите ее… Пусть кто-нибудь посидит возле нее… Она очнется здоровой.
Так оно и было. Тихой и спокойной она затем, после службы, подошла ко мне со слезами благодарности.
Я долго осмысливал этот случай. Ведь я ни на миг не верил в присутствие в больной злого духа, дьявола. Если бы он существовал, то по теории, развиваемой многими житиями, патериками и аскетическими писаниями, дьявол должен был либо отказать мне в повиновении и посмеяться над моими потугами, либо «оседлать» меня самого, как неправомыслящего и еретика. А между тем мой на чисто психологических расчетах основанный опыт, вызванный искренним сочувствием к несчастной психически больной страдалице, оправдался так блестяще: «демон» повиновался моим словам, не разобравшись, на чем они основаны.
Случай этот произвел на многих большое впечатление. Вскоре ко мне привезли «отмаливать» еще одну несчастную с острова Сааремаа. Потом был и еще один случай. С близкими по типу явлениями мне пришлось вновь встретиться в Перми в дни Великой Отечественной войны.
Все такие чисто психические и психопатологические явления производят большое впечатление на верующих. Они укрепляют их веру в бога, в действие молитв, обрядов, их доверие к священнослужителям и благоговение перед ними. Суеверные фанатики видят в них неопровержимые доказательства существования чего-то сверхъестественного…
Но все это углубленное познание пришло ко мне десятилетиями позже, после многих лет, наполненных тоской по правде, слезами отчаяния и исканиями подлинных путей жизни. Тогда, в начале пути, я мыслил проще, сомнения мои были примитивнее, и умел я разглядеть только то, что слишком неприкрыто и явно бросалось в глаза. Вот, к примеру, архиерейские службы. Кому на них вообще молятся? Богу или архиерею — начальству? Архиерею!
Богу, перед его иконами или перед «святыми тайнами тела и крови христовых» (причастие), полагается по три каждения, а епископу — по девять!.. Поклоны и богу и архиерею — поровну. А на практике — так последнему и больше. Непрерывные целования архиерейских рук. Испрашивание бесчисленных благословений на каждое совершаемое действие. Все это вместе выглядит как какой-то гимн низкопоклонства, возведенный в ранг священнодействия.
Я был тогда юношей с пытливым и открытым сердцем… И с этими тревогами души тоже пошел к духовнику моему.
В отношении архиерейских служб он ответил мне, что и сам не любит их, что это, как и многое другое, — ненужная мишура в церкви, просто дурное наследие влияния Византии с ее дворцовым, веками выковывавшимся средневековым этикетом, следствие неумного подражания ей. Что это было, может, уместно при Иоанне III и Софье Палеолог, в XV веке. Тогда молодая Русь на пути своего объединения использовала в порядке преемства наследие Византии — «второго Рима», чтобы выковать свой государственный суверенитет в качестве «третьего Рима». Что, действительно, за этими службами приходится думать не о боге, а об архиерее. «Но, — сказал он мне, — люди привыкли к этому. Все вошло в плоть и кровь, стало обычаем. Верующие все равно не задумываются над сущностью обрядов. Они простодушно считают, что «так угодно богу», «так отцы и деды спасались», и не надо расшатывать их простодушную веру. Мы живем на земле, мы существа «материально-духовные», и неудивительно, что земная обрядность, по несовершенству нашему, окружает духовные истины церкви».
«Вот, — сказал он еще, — посмотри на иконы!.. Великие мастера красками вкладывали в них высокие идеи, которыми горели их сердца. Но не все способны быть на высоте. И люди, по-своему понимая методы возвеличивания, по-земному разменивая высокое на богатое и знатное, заковали великие произведения в золото и серебро риз и окладов, усыпали их драгоценностями, навесили, как в безвкусных мещанских квартирах, разных полотен, пелен, лент, бумажных цветов — всего, чем увлекаются не по разуму сами. Но обличить их — значит нам, понимающим многое, выдернуть почву из-под ног у малых, понимающих мало… Надо воспитывать их постепенно. И они научаются отличать истинное от внешнего…»