Как я уже сказал, я готовился к испытаниям, к мучениям за веру. И в глубине души даже жаждал мучений и страданий во имя Иеговы. Но жизнь моя ничем не отличалась от жизни других людей, так же, как и я, осужденных за нарушение различных законов. Мы были заняты на сельскохозяйственных работах, а после землетрясения в Ашхабаде нас направили туда восстанавливать город.
В Ашхабаде и закончился срок моего осуждения. Помню, как, оказавшись в городе, я задумался о том, как дальше жить, что делать. Я долго бродил по улицам и наткнулся на молитвенный дом баптистов. Делать было нечего, времени у меня было сколько угодно, и я из любопытства заглянул туда.
Шло молитвенное собрание. Я пристроился позади всех и стал наблюдать. Проповеди мне не понравились — показались слишком выспренними, но хор был отличным.
Все шло своим чередом, но я почувствовал, что мое появление не прошло незамеченным. И точно — едва кончилось собрание, как ко мне подошли несколько мужчин и начали расспрашивать, что привело меня в молитвенный дом и понравилось ли мне здесь. Узнав, что я верующий, только что освободился, меня стали уговаривать остаться, предлагали помочь устроиться и с жильем, и с работой. Я даже не заметил, как мужчин сменили девушки. Говорили они очень добро, даже ласково, называли меня «братом», и у меня на мгновение мелькнула мысль — а не остаться ли здесь, вот ведь и живут люди нормально и веруют, может, и мне попробовать здесь так же, как они? Но тут я вспомнил мать, братьев, сестру, родное село и, быстро попрощавшись, сбежал подальше от соблазна…
Трудно сказать, как сложилась бы моя дальнейшая жизнь, если бы я сам в свое время не обратил в веру всю нашу семью. Несмотря на регулярные молитвы и размышления, а может, именно благодаря им вера стала для меня будничным, привычным делом. И, возвратясь домой, я, может, и отошел бы от нее постепенно, если бы сразу же вновь не попал в окружение свидетелей Иеговы.
Теперь в глазах старших «братьев» я был надежным, проверенным человеком — ведь я пострадал за веру!
Меня сразу же назначили «слугой» кружка. В мои обязанности входило проведение библейских «студий» с «заинтересованными», изучение с рядовыми верующими Библии и религиозной литературы, отработка с ними приемов и методов свидетельства о Иегове, размножение от руки литературы, приходящей из Бруклинского центра, передача «слуге» группы, то есть вышестоящего звена организации свидетелей Иеговы, сводок о том, сколько литературы передано «заинтересованным», сколько времени потрачено на поиск «заинтересованных», сколько проведено повторных посещений и «студий», сколько верующих свидетельствовало о Иегове, сколько собрано денежных взносов и т. д. Кроме того, я и сам вел активную миссионерскую работу.
Вторая мировая война закончилась, как известно, не битвой Иеговы с Сатаной, как предвещали руководители Бруклинского центра, а разгромом фашизма и судом над главными военными преступниками. Все это абсолютно не соответствовало тем представлениям и прогнозам, которые в начале войны и почти до самого ее конца звучали со страниц журналов и брошюр Бруклинского центра. К сожалению, мне в те годы просто не приходило в голову сопоставить божественные истины и прогнозы бруклинских руководителей за большой отрезок времени. Однако перерыв в пять лет оказался вполне достаточным, чтобы заметить, как изменились за это время некоторые представления, предписания и прогнозы. Так, например, армагеддон ожидался теперь только в 1972 году. В соответствии с этим значительно ослабло и то напряжение, в котором находились во время войны рядовые верующие и «слуги» низовых звеньев организации. До армагеддона было еще двадцать лет, и верующим волей-неволей приходилось заботиться и о своих земных делах.
Вскоре я женился. Семья, конечно, добавила мне забот. Но я по-прежнему не только руководил своим кружком и проводил библейские «студии», но и каждый год обращал в веру двух-трех человек.
Теперь я уже не только сам прекрасно знал все аргументы, опровергавшие истинность других религий, которыми когда-то меня поразил отец Ивана Стадничука, но и разбирал их на занятиях своего кружка по книге Русселя «Фотодрама творения».
Конечно, в селе, как правило, знают друг о друге почти всё. Здесь трудно сохранить что-нибудь в тайне. И тем не менее мы старались изо всех сил действовать скрытно, не привлекать к себе внимания. На «студии» и занятия кружка собирались то в одном месте, то в другом, как бы ненароком, или же под предлогом какого-нибудь праздника, дня рождения и т. д.
Но если верующие одного кружка постоянно общаются только друг с другом, то у них появляется уныние, ощущение своей малочисленности и незначительности. Поэтому старшие «братья» время от времени при удобном случае, так, чтобы это не бросалось в глаза посторонним, собирают верующих всей группы, в которую входит несколько кружков. С той же целью «укрепления» верующих изредка приглашали на встречу под видом свадьбы и по пятьсот — шестьсот человек. После такой демонстрации многочисленности последователей учения рядовые верующие, как правило, вновь обретали уверенность в себе и еще активнее свидетельствовали о Иегове, распространяли рукописную литературу.
Старшие «братья» хвалили меня за хорошее руководство кружком, за активное и результативное миссионерство. И поэтому, когда меня назначили «слугой» группы, я воспринял это как должное.
Новые мои обязанности требовали гораздо больше времени и энергии. Теперь мне то и дело приходилось выезжать не только в соседние села, но и за пределы района. Я проверял работу «слуг» кружков, собирал у них отчеты, обобщал их, составлял общий отчет о деятельности группы и передавал его «слуге» стрефы, получал и распределял по кружкам религиозную литературу, готовил к крещению «заинтересованных», прошедших подготовку на библейских «студиях», вел диспуты с баптистами, пятидесятниками, адвентистами, громя их веру, их понимание Библии и доказывая истинность учения свидетелей Иеговы.
Я горячо взялся за дело, стараясь как можно больше успеть и сделать все как можно лучше. Жизнь моя стала очень напряженной, но я гордился и оказанным мне доверием, и тем, что стал на ступеньку ближе к 144 тысячам избранных, что войдут в небесное правительство Христа! Но, с другой стороны, именно на этом этапе моей «духовной карьеры» меня начала тяготить необходимость делать все скрытно, то и дело обманывать, изворачиваться, чтобы скрыть от посторонних свою деятельность. И совсем уж возмутила меня ситуация, когда в бункере под моим домом решили устроить типографию для размножения бруклинской литературы. Сама по себе эта идея не была для меня неожиданной. Больше того, я уже дал свое согласие. И вот тогда-то у меня собрался весь краевой комитет, чтобы ознакомиться с обстановкой и решить различные организационные проблемы. Обсуждение уже закончилось, когда вдруг выяснилось, что в целях маскировки я должен сделать вид, что решительно и окончательно порвал со свидетелями Иеговы, для чего мне необходимо выпивать на людях и научиться курить. Тогда, дескать, никому и в голову не придет искать здесь типографию.
Я категорически отказался от этого, несмотря на все уговоры. И пьянство, и курение были мне сами по себе противны с детства. Но, кроме того, по учению свидетелей Иеговы, это и большой грех перед богом, сатанинские искушения. Я, конечно, понимал необходимость скрывать от посторонних место типографии. Ведь это же «пекарня» духовного хлеба для массы верующих и для тех, кому еще предстоит обрести спасение, примкнув к свидетелям Иеговы. И лишить их духовного хлеба для меня значило то же, что лишить спасения и жизни вечной. Но осквернить собственную душу и собственные убеждения даже ради такой святой цели я не мог! Не мог я и понять, как такое могли мне предложить члены краевого комитета, люди, которых я почитал чуть ли не как святых.
Тем не менее типография скоро начала работать. Но с этого времени я стал более трезво относиться к руководящим «братьям» — сначала из стрефы, секции, краевого комитета, а затем и Бруклинского центра.
Кстати, к этому времени Бруклинский центр снова изменил время армагеддона, только теперь не отдалив, а приблизив его срок. Оказалось, что армагеддон вот-вот произойдет, что до него остались уже не годы, а считанные месяцы. Сначала я услышал это от Вазияна, бывшего в то время «слугой» секции, а затем и сам прочел не то в журнале, не то в брошюре Бруклинского центра. Деятельность свидетелей Иеговы резко оживилась. Руководство стрефы потребовало от меня, а я от «слуг» кружков ускорить подготовку «заинтересованных». Эти месяцы оказались самыми напряженными в моей жизни. Но если раньше все мои помыслы были направлены на то, чтобы наилучшим образом выполнить все указания руководителей стрефы, секции и краевого комитета, все инструкции Бруклинского центра, то теперь я одновременно существовал как бы в двух лицах— один продолжал быть верным слугой Иеговы, энергичным руководителем и наставником верующих, а другой со стороны наблюдал за первым, за всеми и всем, с чем и с кем ему приходилось сталкиваться, все взвешивал, все анализировал. И время от времени второе мое «я» задавало такие вопросы первому, перед которыми то, при всем своем опыте и знании религиозной литературы, вставало в тупик. Впрочем, на каком-то этапе знакомство с большим количеством бруклинской литературы стало уже не упрощать, а усложнять мою жизнь. Я начал замечать противоречия и несоответствия представлений и указаний в одних книгах, брошюрах и журналах с подобными же представлениями и указаниями в других.
Не мог не обратить я внимания и на резкий контраст между рядовыми верующими и руководящими «братьями». Если первые жили бесхитростной верой в могучего и справедливого Иегову, в близкий армагеддон и тысячелетнее царство Христово, причем чаще всего пустив свои земные дела на самотек, то у руководящих «братьев» на первом плане была чисто организационная работа, внимательное, настороженное наблюдение друг за другом, взаимные счеты, подсиживания, интриги в борьбе за власть. Если же учесть, что примерно в это же время произошел раскол между «слугой» краевого комитета Зятеком и его противниками, можете себе представить, сколько пищи для размышлений было у моего второго «я».