Он остановился в самом дешевом московском околотке, на Пресне, жил впроголодь все это время, но деньги непрерывно таяли, уходили на сторону, словно из дырявого кармана орехи сыпались. Сенатский служитель Петр Воробьев каждый день обещал Ивану скорое решение, а сам все косился по сторонам, делал испуганное лицо, всем видом показывая, как он рискует, и еще просил денег на непредвиденные расходы. Но Ивану Зубареву просто нечего было дать ему, и, может, поэтому дело застряло в сенатских кабинетах, а может, прошение его не ушло дальше стола вороватого и заносчивого Воробьева. Как знать.
Иван оторвался от своих печальных раздумий, поднял глаза от стола, глянул на дверь и с удивлением увидел, как в кабак ввалился его недавний знакомец, назвавшийся Иваном Каином. На нем был новенький суконный кафтан, черная кожаная шляпа с медной пряжкой, шпага на поясе и большая полицейская бляха на груди. Вслед за ним вошли еще двое с такими же бляхами на кафтанах и при шпагах. Каин остановился на пороге, обвел взглядом прищуренных глаз полутемный кабак и увидел Ивана Зубарева.
— Кого я вижу! — закричал он и направился к его столу, хлопнул по плечу и уселся, не спросив разрешения, напротив, махнул рукой своим спутникам, приглашая и их, — айда сюда, ребята.
Следом за Каином подошли два худых с испитыми лицами мужика средних лет. Роднили их бегающие глаза и то, как пришибленно держались они, беспрекословно слушаясь во всем Каина, почитая того за главного.
— Кувай, — ткнул он пальцем в сторону одного, — а это — Легат, оба под моим началом, слухают меня, как батьку родного.
Иван Зубарев подавленно молчал, не испытывая особой радости от встречи, но это ничуть не смущало Каина. Он поманил к столу полового, велел принести четверть пшеничного вина и закуски, упер руки в колени и, уставясь на Зубарева, спросил насмешливо:
— Надолго, видать, в Москве замешкался? Не дают ходу твоему прошению, а? Сибиряк?
— Я своего непременно дождусь, — насупясь, ответил тот, — терпения моего на десятерых хватит.
— То по–нашенски, — добродушно захохотал Каин, — без терпения и блоху не споймаешь, печку не разожжешь. Может, помочь тебе чем? Я теперича при чинах, в полиции служу.
— Да уж вижу, не слепой, — не очень дружелюбно отозвался Зубарев. — Ты уж и так помог мне, направил к ярыжке, которому только деньги давай, а резону никакого.
— Могу прижучить того ярыжку. Как его там кликают? — наморщил Каин лоб, — Галкин? Гусев? По–птичьи как–то…
— Воробьев, — подсказал Зубарев.
— Во–во, — обрадовался Каин. — Я ему перышки–то повыщипываю, подсыплю перцу, куда следует. Могем мы это сделать? — обратился к молчащим своим товарищам.
— Это у нас запросто, — кивнул ковыряющий в носу — тот, кого звали Куваем. — В участок притащим, огоньку под ноженьки поднесем, запоет соловьем любой.
— Ага, запоет, — поддакнул несловоохотливый Легат, — не видел еще иного.
— Они у меня большие мастера по такому делу, — подмигнул зловеще Ванька Каин не поддерживающему разговор Зубареву. — Так как? Пощипать того ярыжку?
— Дело ваше, — ответил сдержанно Зубарев, — только я вам тут не помощник, уж простите.
— Во, уже и прощения запросил, — хохотнул Каин, который был сегодня явно в ударе, и ему хотелось побахвалиться, выказать свои возможности да и вообще показать себя большим человеком. — Где там половой наш застрял? повернулся в сторону кухонной двери, откуда шел приятный запах жарившегося мяса с луком, каких–то пряностей, слышалось позвякиванье посуды.
— Счас, счас, ваша милость, несем, — прокричал выглянувший в дверь половой, и уже через полминуты он мчался к их столу, неся перед собой на жестяном подносе запотевшую четверть вина, чарки и стопку блинов с маслом.
— Давно бы так, — проворчал Каин, погрозив половому пальцем, как нашкодившему пацану, — смотри у меня, а то в другой раз я те накостыляю по шее, долго помнить будешь.
— А я ему все зубы пересчитаю, — гнусаво добавил Кувай и показал могучий кулак. — Могу и сейчас дать, — он чуть привстал, но Каин резко дернул его за руку, усадил на место.
— Остынь, Кувайка, все бы кувалдами своими, кулачищами махал, — у того в самом деле были необыкновенной величины кулаки с потрескавшейся кожей на пальцах; они напоминали гальки, размером с голову годовалого ребенка, такие в изобилии встречаются по берегам быстрых уральских рек. — В молотобойцах он ране ходил, — пояснил Зубареву Каин, — в бегах успел побывать, с атаманом Митяем по Волге хаживал, а вот теперича ко мне пристал. Со мной не пропадешь, верно, Кувайка?
— Не пропадем, — гнусаво согласился тот, снимая такую же, как и у Каина, шляпу, и Зубарев увидел меж прядей волос слегка проступившее клеймо, оставленное палачом, но Кувайка тут же тщательно поправил волосы, заметив брошенный на его лоб взгляд, и сумрачно проговорил, — а ты, мил человек, не оглядывай, что я меченый, то от Бога отметина, чтоб свои узнавали а чужие побаивались. Каждый раб Божий обтянут кожей, всяк свою метку имеет…
Каин меж тем быстро налил вина в принесенные чарки, пододвинул и Зубареву.
— Не журись на меня, не люблю. Выпей с нами за дружбу, за доброе слово. Коль будешь с нами водиться, то жизнь, как этот блин, масляной да сытой покажется, — он быстро опрокинул в рот вино и закусил горячим еще блином, отер рот и продолжил, — оставался бы на Москве, плюнь на Сибирь свою. Чего в ней хорошего?
Зубарев чуть пригубил налитое ему вино, покосился на сидевших перед ним мужиков и твердо ответил:
— Может, в тебе, Каин, и сила есть, и власть теперь, как погляжу, опять же у тебя вся, да мы вот в Сибири у себя иначе живем…
— Оне иначе живут, — поднял вверх указательный палец Легат, икнул, потом добавил какую–то фразу на не знакомом Ивану языке и пояснил: "Помни о смерти".
— Он у нас ученый муж, в бурсе два года березовую кашу хлебал, а потом к немцам в услужение попал, разным штучкам у них научился. Так говорю?
— Воистину так, — снова икнул тот, и, не дожидаясь, сам налил себе вина из четверти и выпил одним глотком.
— Эй, не спеши, — щелкнул его пальцем по носу Каин, — забыл, кто здесь главный?
— Как можно, — откинулся назад и воздел руки к небу Легат, — ты у нас Иван Кайнушка и наказной атаман, и судья приказной, и сыщик во всей Москве самый наиглавнейший, прости дурака.
— Давно бы так, — добродушно согласился Каин и налил по новой, пропустив при этом чарку ослушника, но тот скорчил глумливую рожу и лишь облизнулся. — За дружбу? — поднял он свою чарку.
— За тебя и твое здоровье, Ванюшка, — поднял пустую чарку Легат.
— Э–э–э… Ты мне это дело брось, — рассердился Каин, — не дразни меня, — но налил хитрому Легату, выпил сам, опять покосился на Ивана Зубарева, который делал лишь маленькие глоточки, не желая пить по полной, и сидел совершенно трезвый, тогда как сам Каин и спутники его чуть захмелели, начали поглядывать по сторонам, шептаться о чем–то меж собой. — Значит, не желаешь пить с нами?
— Не хочу сегодня, — упрямо опустив голову, ответил Зубарев.
— Дело хозяйское, да гляди, как бы не пожалел о том…
— Всех жалеть — и на себя не останется, — пожал тот плечами, — пойду я, однако, — и хотел встать, но Кувайка положил могучий кулак ему на плечо и придавил к лавке.
— Сиди, покуда атаман не отпустит, — и поднес кулак к носу.
— Понял? — криво усмехнулся Каин. — С нами не шутят.
— А может, он к обедне спешит? — дернулся всем телом Легат и сложил пальцы перед собой. — Может, он праведник великий? А? Скажи, парень. Мы с тобой вместе на службу пойдем, свечки Божиим угодникам поставим.
— Идти мне надо, недосуг с вами сидеть, — Иван, несмотря на угрозы, попытался снова встать, но Кувай выхватил короткий нож из–за пояса и воткнул его в полу зубаревского кафтана, пригвоздив ее к лавке.
— Не понял, что ль? — прогнусавил он со злостью. — Атаман не велит. Сиди смирно и жди, когда отпустят.
— А за тобой еще и должок, — почесал за ухом Каин, — никак забыл? Когда платить станешь?
— Я тебе сказал: как бумагу дадут из Сената, то и с тобой разочтусь, а по–пустому деньгами сорить не желаю.
— Ты погляди на него, — вновь закривлялся всем телом Легат, — он не только праведный, но еще и экономный. Это надо же! Сроду таких не видывал. Может, нам его, атаман, в монастырь определить? В тот самый, где стены высокие, а на воротах ребятушки удалые с ружьями стоят. А? Скажи атаман.
— Успеется еще, — отвечал Каин, снова наливая всем вина, — вот как выпьем по доброй чарке каждый, то и поглядим, что с ним, голубем, делать, куды девать: то ли в Москву–реку спустить раков ловить, то ли под караул наладить да ждать, когда пощады запросит.
— С чего это я у вас пощады просить стану? — не думал сдаваться Зубарев. — Воры вы, и весь мой сказ…
— Не скажи, не скажи, — нехорошо улыбнулся Ванька Каин, — мы у тебя пока ничего не покрали, а лишь добром просим уважить нас, выпить чарку за дружбу и любовь.
— Не стану, — сбросил свою чарку на пол Иван.
— Ах, ты так? — вскочил на ноги Каин и с размаху ударил Зубарева в висок. Тот, опрокинув лавку, повалился, чем вызвал всеобщий смех посетителей кабака, что с интересом давно уже прислушивались к происходящему за их столом.
Иван быстро вскочил на ноги, оглядел всех, встретился глазами с хохочущим Ванькой Каином и, неожиданно наклонившись, схватился за край скамьи, на которой сидел Кувай, резко дернул ее, перевернул того и, легко подняв скамью над головой, кинул ее в середину стола. Зазвенела разбитая посуда, опрокинулся стол, увлекая за собой Каина и Легата, а Зубарев подхватил тем временем тяжелый табурет и опустил его на голову ближнего к нему Кувая, который хрюкнул и без чувств рухнул навзничь.
— Да я тебя сейчас… — рассвирепел Каин, вскакивая с пола, и начал вытаскивать из–за пояса шпагу, но замешкался, и Зубарев с табуреткой в руках, прикрываясь ей как щитом, успел отскочить к входной двери. — Получай, — весьма неумело сделал выпад Каин, и острие шпаги легко вошло в днище табурета, который Зубарев дернул на себя, и вырвал шпагу из рук противника, схватился за рукоять, освободил и теперь стоял перед нападающими, держа в одной руке тяжелый табурет, а в другой — шпагу.