Мама уже пришла с работы.
— Ты где был? — спрашивает она. — Наташа сердилась, что ты опять от занятий увиливаешь.
— Да, где только не был, — отвечаю я. — К Серёге вот забегал. Ты к папе не ходила?
— Нет, звонила только. К нему не пускают пока.
— Я вечерком сегодня попробую пробраться.
— Что значит, пробраться? Разве тебе не писаны правила? Сказано же нельзя!
— «Нельзя» и во время операции было сказано. Но мы, тем не менее, пробрались, правда? Я на сегодня предварительно договорился с той медсестрой, которая мне уже помогала.
— Значит, вместе пойдём, — решительно заявляет мама.
— Нет, вот это, как раз, никак нельзя. Тебя точно не пустят. Я один прошмыгну, как мышка, а вместе с тобой точно завалимся.
Спор на эту тему начинает затягиваться, поэтому я решаю огорошить её известием о начале трудовой деятельности.
— Зачем?! — всплёскивает мама руками. — Тебе что, денег не хватает? А как же экзамены? А ВУЗ? Ты что, решил не поступать?
О-о-о! У меня сейчас голова взорвётся. Вижу, начинать жизнь заново не так уж и приятно, когда тебе приходится выслушивать долбёжку от родаков. Блин! Да сколько можно! Я ведь и сам через это проходил, в смысле с другой стороны, когда давал по башке своей собственной дочери. Безрезультатно, кстати.
Ну и в чём она, суть конфликта отцов и детей? В разном количестве жизненного опыта? Похоже, всё упирается в разницу сиюминутных интересов. А на счёт ВУЗа, так я, если честно действительно ещё не решил.
— Я категорически против! И что это за мода такая? Почему у меня не спросил? Завтра же заберёшь паспорт!
Я и сам думал, не забрать ли, но когда вот так, в приказном порядке… Мне?! Бесит!
Раздаётся телефонный звонок. Ну, хоть какая-то разрядка…
— Алло.
— Егор, привет. Это Юрий Платонович. Как дела у тебя?
— Да всё отлично, спасибо. Собирался вам звонить, но думал, вы на работе ещё.
Я отчитываюсь, о том, что отвёз паспорт и что всё прошло хорошо. Про Гусынину ничего не говорю, чтобы не травмировать маму.
— Мама вот огорчилась, что я работать пошёл. Говорит, не нужны нам эти сорок рублей, немедленно увольняйся.
— Неправда, — хмурится мама, я не так сказала.
— А можно мне с ней поговорить?
Она неохотно берёт трубку и высказывает всё то же, что и мне пару минут назад, а потом долго молчит и слушает, что говорит ей Большак. Наконец, они заканчивают разговор и она выносит вердикт.
— Ладно. Но если бы не вы, я бы ни за что не согласилась.
Я делаю знак, что хочу ещё поговорить с ним, и она отдаёт трубку мне.
— Юрий Платонович, я бы хотел навестить вас. У меня появилась любопытнейшая идея по поводу нашего вчерашнего разговора.
— Сегодня не получится, у меня дела, а вот завтра после работы буду рад тебя видеть. Приходи ко мне, когда освободишься.
Мы прощаемся.
— О чём это ты собираешься с ним разговаривать? — спрашивает мама с подозрением в голосе.
— О шахматной задаче. Мы с ним вчера партию разбирали.
— Ты увлёкся шахматами? — удивляется она.
— Ну, так, совсем немножко…
В прихожей звенит звонок.
— Наташа, наверное пришла, — заявляет мама и идёт открывать.
Но это не Наташа.
— А Егор дома? — спрашивает мальчишеский голос.
— Дома, — отвечает мама. — Здравствуй.
— Здрасьте…
Это Трыня. Хорошо. Это хорошо, что он пришёл.
— Здорово, — говорю я. — Заходи.
Он неловко раздевается, оставляя своё не по размеру большое пальто на вешалке. На нём лоснящаяся от постоянной носки школьная форма и тёмно-зелёная, в клетку байковая рубаха.
— Так, — говорит мама. — Ну, вы развлекайтесь, а я пока займусь ужином.
— Ну как делишки? — спрашиваю я. — С Новым годом тебя.
— Ага, — кивает он, — тебя тоже.
— Кидай кости — показываю я на диван и, подойдя к телеку, заглядываю в программу. — О, «Знак Орла», будем смотреть? Правда идёт уже.
Я вижу, что Трыня хочет что-то спросить, но не желаю затевать разговор дома.
— Сейчас поужинаем, а потом пойдём с собакой погуляем, там и поговорим, — тихонько предлагаю я. — Лады?
Он кивает. Мы начинаем смотреть кино, когда снова звонит телефон.
— Брагин? Это Артюшкин. Не забыл ещё?
— Ага, забудешь вас, — отвечаю я, сразу вспоминая его жёлтые прокуренные усы.
— Вот и правильно, — говорит он. — Тебе меня забывать никак нельзя. Я ведь вообще сейчас для тебя главный человек на этом свете. Докладывай, есть новости?
— Серьёзно что ли? Вот так просто возьму и доложу? Я не один вообще-то. Я могу с вами разговаривать в будние дни только в рабочее время. Так что давайте завтра созвонимся.
— Ты смотри, Брагин, сильно-то не наглей. Ты у меня…
— Мальчики! — раздаётся с кухни. — Идите ужинать.
— Сейчас, мам! — кричу я, прикрыв трубку ладонью, а потом добавляю для капитана. — Не могу сейчас, прошу прощения. Завтра поговорим.
— Ты с кем там опять? — спрашивает мама.
— Да, Серёга звонил.
Мы с Трыней идём на кухню. Сегодня у нас жареная картошка с котлетами из кулинарии и тем самым болгарским перцем, фаршированным овощами.
Ничего особенного, но Трыня наминает с удовольствием. Мама во время ужина мучает его вопросами о интернатском быте. Он отвечает сначала неохотно, а потом будто бы расслабляется и уже сам начинает рассказывать всякие истории.
Мама наливает нам чай и выходит из кухни, оставляя на столе пряники и сухари. С ними он тоже не церемонится. Когда мы заканчиваем и выходим в комнату, она выносит из спальни стопку одежды.
— Андрюша, я тебе подготовила два свитера, пару рубашек и брюки. Это Егоркины. Вещи очень хорошие и практически новые, но ему уже маленькие. Возьми, пожалуйста, надеюсь, тебе они подойдут. А если не подойдут, подаришь ещё кому-нибудь из ребят. Хорошо? Ты не против?
Он смущается, но совсем не возражает против такого дела. Вскоре Трыня начинает собираться и я выхожу вместе с ним.
— Пойду с Раджем погуляю, — говорю я маме.
Я спускаю пса с поводка и пока он носится по снегу, беседую с Андреем:
— Ну что, как там у вас обстановка? Про Джангу слыхал?
— Слыхал, конечно, — кивает он. — Сказали, ты его чуть не убил.
— Да ну, врут. Это он чуть не убил батю моего.
— Ага, про это тоже слыхал.
— Слушай, — останавливаюсь я и поворачиваюсь к нему. — Ты мне объясни, почему вы тогда хотели напасть? Помнишь, когда в кино ходили? Как-то тупо это было, будто впопыхах. Что за хня такая?
— Ну так и было в натуре, — соглашается он, — впопыхах. Там, короче, Каха, сказал Джанге, что ты его, ну… как сказать, короче, ты сказал, что Джанга петух конченый. Ну и у него от этого крыша поехала. Я пошёл типа за тобой следить, ну, когда в кино ходили, а он встретился с Кахой. Каха уезжал за город в санаторий вроде. Он сказал Джанге, что лучше всё решить в его отсутствие, чтобы ему не палиться, потому как на него мусора могут подумать.
— Вот же чмо.
— Ну и, мы тогда из кино вышли, а он поджидал уже у дома, и ещё там один с ним был. Короче, мы в сторонку отошли, а он говорит, щас его валить надо. Я говорю, ты дурак, Джанга, какое валить, Каха отметелить велел. А он мне по башке дал. Я ему, ты чё, мол, ничего же не готово, а ему вообще похер. Сейчас и точка. Я так-то мог бы тебя предупредить, а теперь не получалось. Ну я с ним побазарил ещё малёха, чтобы время затянуть. Пока мы там вокруг дома ещё оббежали, я думал ты уже в хате пирожки ешь, а ты стоишь, мля. Ну и вот.
— Да он, похоже, соображает не очень.
— Я тебе говорю, у него крыша в натуре поехала. Там третий наш говорит, мол Джанга, ты чё так напрягся, может он типа правду про тебя сказанул, ну, подколол его, а тот прямо ему чуть глотку не перегрыз.
— А я ничего такого не говорил, вообще-то, — пожимаю я плечами. — Чисто подстава.
— Я так и подумал. Ну он на следующий день снова пошёл тебя пасти по ходу. Как волк небось бродил здесь, поджидал. Я думаю, Каха спецом ему такое втёр. Может, он знает про него чего, и вот натравил на тебя, короче. Ну а там ты уж и сам знаешь. Я хотел предупредить, что он рядом, но в натуре у нас на праздники, как гестапо было. А ещё узнали, что Джанга в самоход ломанулся, ну и вообще там директриса лютовала.
Мы ещё немного говорим об этих событиях, а потом он прощается.
— Спасибо за шмутки, — кивает он.
— Лишь бы подошли, — отвечаю я. — На вот тебе баблишка мальца.
— Чего?
— Деньжат, говорю.
Я протягиваю ему зелёненькую трёшку. Он сначала отказывается, но я настаиваю.
— Радж! — подзываю я пса. — Пошли. Не замёрз ещё? Андрюха, ты от Кахи, по возможности, подальше держись, понял?
— Ладно, — кивает он. — Он, кстати, по тебе отменил задание.
— А когда?
— Сегодня.
Вот же сука.
Нет, надо срочно батю домой забирать, чтобы ей не до меня было.
— Мам, да схожу я, тут идти-то десять минут. Единственное, там ждать, наверное, долго придётся, так что ты ложись спать спокойно.
— Спать? Будто не знаешь, что пока тебя не дождусь, я спать не лягу. Мне на работу ни свет ни заря, а я буду сейчас шизаться, ждать тебя. Тут днём нельзя пройти спокойно, а ночью-то вообще ужас!
— Мам, да никто больше на меня не нападёт, ты чего. У нас практически самый безопасный город в мире, сразу после Амстердама.
Но убедить её не удаётся, и я ухожу с тяжёлым сердцем. Вот ведь, здоровый мужик, дед, практически, а ведёшь себя, как пацан, честное слово… Ну а что, мне в десять часов спать ложиться?
Придя в больницу, я иду не в санпропускник, а прямиком в отделение к Тане. Не то, чтобы прямиком, но я уже знаю, как к ней пробираться, чтобы не попасться на глаза сторожу.
Увидев меня, она тревожно озирается, хватает за руку и тащит в рентген-кабинет.
— Егор! — строго говорит она. — Нам нужно серьёзно поговорить!
14. Если
— Больше это не может продолжаться! — восклицает Таня, театрально прижимая ладонь ко лбу. — Ты ещё ребёнок, а я взрослая женщина.