Что делать? Инсулин пока на регулярной основе колоть не нужно. Я так понимаю его вкололи для снятия не то гипергликемии, не то гипогликемии. А сейчас нужно пить «Метформин» и ходить на уколы. Было бы неплохо достать импортный «Метгалв». Кажется, французский. У него высокая эффективность, но его нигде нет и стоит он дорого. Дохренища просто.
Блин… Вот такие дела. Мама выглядит измученной. Папа выглядит измученным. И что мне со всем этим делать?
Я всё-таки иду в школу на последние два урока. Сегодня контрольная по истории СССР. Училка придумала что-то вроде того, что делают на ЕГЭ. Вопрос и несколько вариантов ответов. Она их диктует и каждый должен выбрать то, что ему нравится. В общем, идёт по пути дебилизации школьников. Впрочем, здесь у меня нет шансов проиграть.
После урока я подхожу к ней, она ведь наша класснуха.
— Алла Никитична, — начинаю я. — Я хотел бы с вами поговорить.
— Слушаю тебя, Егор.
Все разбегаются и мы остаёмся одни в классе.
— Вы же знаете, что у меня недавно травма была.
Она кивает, внимательно глядя на меня.
— У меня сейчас имеются некоторые проявления амнезии.
— Да, мне мама твоя говорила. Она приходила, когда ты ещё в больнице лежал. Но она сказала, что эти проявления незначительные.
— Ну да, я ей стараюсь не говорить, чтобы не расстраивать. Но я даже имена некоторых одноклассников не помню. Ну, то есть, сейчас я их заново выучил, но ещё не вспомнил. Какие-то вспоминаю, а какие-то нет. Из всех учителей, кстати, я только вас не забыл.
Она смотрит с удивлением.
— И чего же ты хочешь?
— Ну вот смотрите. Исторические события, к примеру, я помню хорошо. А по химии постоянно приходится возвращаться назад и заново учить. Я просто боюсь, что к экзаменам могу всё не вспомнить…
— Хм… — она делается задумчивой. — Да… Ситуация не очень приятная… Вообще, там на подготовку несколько дней даётся, можно успеть повторить. Но надо подумать, что с тобой делать. До экзаменов времени ещё много. Посмотрим, может быть всё восстановится. А если нет, будем решать, как с тобой поступить.
В дверь заглядывает Крикунов.
— Вот ты где, — говорит он. — Алла Никитична, вы не возражаете, если я у вас Брагина похищу?
— Забирайте, — великодушно соглашается она.
И он забирает меня на всю большую перемену. Тащит меня в комсомольскую комнату и выедает мозг какими-то летописями, проверкой из городского комсомольского штаба, подготовкой к школьному собранию и другой фигнёй. Надо срочно составить список членов комитета и загрузить их всех посильнее. Делегировать полномочия.
— А ещё надо нам с тобой будет в горком сходить на следующей неделе, — говорит Крикунов. — Это по подготовке к городскому открытому собранию.
— Блин, Андрей Михайлович, у нас одни собрания. Учиться некогда.
— Ты мне давай заканчивай с этой диссидентской ересью. Партия сказала: «надо», комсомол ответил: «есть». Всё, иди на урок.
— Причём здесь партия-то?
— Притом, что в решениях съезда КПСС совершенно чётко сказано, что первоочередной задачей воспитания комсомольских…
— Всё понял! — перебиваю я. — Мне уже ясно, пожалуйста, не продолжайте.
После школы сразу еду в гастроном, в кои веки без Юльки Бондаренко. Наташка бы порадовалась. Иду со служебного входа и встречаю Лиду. Она стоит на крылечке и курит.
— Лидия Фёдоровна! — восклицаю я. — Ты куришь что ли?
— Балуюсь, — отвечает она сощурившись. — Куда пропал-то? Сорвал девичий цвет и другие цветы опылять полетел?
Ай да Лида, хорошая у тебя смекалка, милицейская.
— Семейные дела навалились, — отвечаю я. — Ну и вынюхивал кое-что, расследовал. Добывал оперативную информацию.
— Продвинулся?
— Да.
— Значит, сегодня явишься и доложишь, — практически приказывает она.
— Экая ты начальница, — качаю я головой. — Ты сначала баньку истопи, накорми, спать уложи, а потом уже пытай.
— Вот «пытай» мне нравится, — отвечает она. — Думаю, можно начать прямо с этого пункта. Нужно, чтобы ты сегодня пришёл.
— Не знаю. У тебя телефон имеется?
Она неохотно кивает.
— Диктуй. Я позвоню. Обещать не буду. Родители болеют, может моё присутствие понадобится.
— Не понадобится, — зло говорит она. — Мы с тобой тут не в игрушки играем. Ты понял меня?
Она называет номер и я шагаю дальше. Я его запоминаю. Вот ведь прямо кайф. Когда такое было? Я в последнее время три цифры-то пока начну записывать уже забуду. Хуже рыбки золотой. А тут вон что. Целый телефонный номер в памяти сохраняю.
В мясном отделе сегодня снова колбасное оживление. Понятно… Процесс идёт. Копыта, обрезь, всякая хня… Ешьте трудящиеся.
— Голодный? — интересуется Гусынина.
Есть не хочется и я отказываюсь.
— Тётя Люба, а можно пару звонков сделать?
Она машет рукой, мол чего спрашиваешь, надо — звони. Я беру телефонный справочник и начинаю обзванивать аптеки.
— Здравствуйте, скажите, пожалуйста, есть ли у вас «Метгалв»? Понятно. Спасибо.
После седьмого звонка Гусынина интересуется, что это за «Метгалв», который я разыскиваю. Я объясняю что это и для чего мне нужен.
— Отойди-ка, — говорит она, взмахивая рукой. — Как говоришь называется? «Метгалв»?
— Да.
— Ну и название, язык сломаешь, — сокрушается тётя Люба и, сняв трубку, набирает номер.
Никто не отвечает. Тогда она берёт записную книжку, долго её листает и, наконец, разыскав нужный номер, снова крутит диск телефона.
— Людочка! — радостно говорит она. — Привет. Да, это Гусынина.
Она несколько минут болтает с Людочкой, а потом переходит к делу:
— Слушай, Люд, не сможешь помочь? Голову разбила, не могу найти. Близкая подруга заболела, а лекарство никак найти не может. Уже все аптеки обзвонила, нигде нет. «Метглав» называется… А, ой, точно-точно, «Метгалв» конечно же. Знаешь, да, такое? Ага… Поняла. Да конечно-конечно. Жду, не торопись…
Проходит не меньше трёх минут, прежде, чем тётя Люба снова начинает говорить.
— Здесь я, здесь, ага. Есть? Да ты что! Вот спасибо тебе! Ну спасибо! Где? Ага. Мальчик от меня подъедет. Егор звать. Хорошо. Сколько? Ладно, конечно. Спасибо тебе большущее. Спасибо! Да, приезжай! Сто лет у меня не была уже, хоть поболтаем с тобой…
В общем, тётя Люба находит лекарство и даже выдаёт пятьдесят рублей, которые нужно за него заплатить.
— Это в счёт зарплаты. Всё равно же тебе скоро зарплату платить. Вот и возьми. Поезжай сейчас же в Кировский и там прямо на конечной пятьдесят первого есть аптека. Зайдёшь, спросишь Наилю Николаевну. Скажешь, что от Бердянской. Запомнил?
Я беру деньги и чувствую себя… чувствую себя отвратительно. Гадко я себя чувствую. Я ведь под прикрытием никогда не работал. И мне всегда было легко ненавидеть преступников. Они крали, давали взятки, совершали махинации, а я их ловил и привлекал к ответу. И были они для меня олицетворением всего низменного и мерзкого. И всё было просто. Вор, тюрьма, долг.
Арестовывать знакомых, конечно, приходилось, Женьку Сурикова, например, заместителя мэра. Но это другое. Это не то же самое, что смотреть человеку в глаза и плести вокруг него паутину, притворяясь другом…
Ну, в общем, есть такой фильм, вернее, ещё только будет, «Донни Браско». Американский, но неплохой, сильный фильм. Там Джонни Депп внедряется в ОПГ к гангстерам. И с одним из них, с Аль Пачино у него завязываются доверительные отношения. Тот ему верит, а этот чувствует себя просто ужасно. Дерьмом буквально.
И в конце концов Аль Пачино из-за него, из-за Деппа, погибает, пускает себе пулю в лоб, когда узнаёт, что он полицейский и всё это время стучал. Ну, то есть не стучал, конечно, а выполнял свой долг, прямые служебные обязанности… Мда… Я когда смотрел, думал, не дай, Боже, мне в такой ситуации оказаться… Короче…
Я часа полтора добираюсь до аптеки и всю дорогу твержу себе, что ни за что бы не принял эту помощь, если бы речь не шла о матери. А ещё говорю, что Любе ничего это не стоило. Подумаешь, подняла трубку и потратила несколько минут своего времени. Только мне самому становится противно от этих слов, и от самого себя. И даже Глеб Жеглов, который долбит мне пальцем в лоб и беспрестанно твердит, что вор должен сидеть в тюрьме, никак не помогает. Легко ему говорить с экрана. А как бы он сам поступил на моём месте?
Мама тоже целый день обзванивала аптеки, а потому месячный запас дефицитного лекарства, появившийся как из шляпы волшебника, вызывает у неё недоумение.
— Ты где взял?
— Представляешь, у нас там на Южном, рядом с работой просто зашёл в аптеку и спросил нет ли у них случайно «Метгалва». И на наше счастье оказался. Я у них весь забрал.
— Не может быть, я же все аптеки обзвонила сегодня.
— Ну вот, по телефону не сказали, а лично не смогли трудящемуся отказать.
— Уму не постижимо. Ну Егор, ну молодец, ну спасибо!
Мама меня горячо обнимает и целует в макушку, пригнув мою голову.
— А деньги? — спрашивает она. — Оно же наверное дорогущее?
— Ай, — беспечно машу я рукой. — Мне сегодня получку выдали как раз. Так что всё сошлось.
— Какой ты большой стал, уже матери-старушке на лекарства зарабатываешь. Скажи, сколько заплатил, я отдам деньги.
Я великодушно отказываюсь и отец одобрительно кивает, мол молодец сын, так держать. Но вот только молодцом я себя не чувствую.
— Тебе Юрий Платонович звонил, — сообщает мама. — Просил перезвонить. Только поешь сначала.
Сначала я, всё-таки, решаю позвонить Большаку. Он спрашивает, как у меня дела, а потом просит подскочить к нему, если мне не трудно, разумеется. Мне нетрудно. Я быстро ужинаю и еду к нему на пустом троллейбусе.
Дома у Платоныча витает уютный аромат свежесваренного кофе.
— Ну как ты? — спрашивает он, когда мы проходим в комнату.
Я рассказываю про маму и про лекарство.
— Сочувствую, — говорит он. — И теперь что, это лекарство всю жизнь принимать?
— Видимо да, — отвечаю я. — Сначала посмотрят, как оно пойдёт, что там с сахаром, ещё, наверное, какие-то анализы надо будет сдавать. Потом, возмож