А. Адлер считал, что в истоке эксгибиционизма безусловно находится «неполноценность органа» и у мужчин с таким дефектом обнаруживаются либо «соматические патологические вкрапления», либо выраженные комплексы неполноценности. Он рассматривал их поступки как гиперкомпенсацию, призванную купировать непереносимое чувство стыда. Но представляется, что дело не столько в «неполноценности» органа, а в том, что сам субъект чувствует себя неполноценным в своей биологической роли и утверждает, проявляет себя как биологическое существо.
Многие авторы видят причины нарушений личности эксгибиционистов в виде глубоко коренящейся неуверенности в себе в отношениях с доминирующей матерью; обращается внимание на тот факт, что матери обследованных, особенно с поздней манифестацией эксгибиционизма, относились к ним излишне требовательно и контролирующе. Высказана мысль о том, что эксгибиционисты испытывают трудности в выражении агрессии и у них снижены возможности проявления доминантности. Эти общие для эксгибиционистов особенности могут отражать более глубокие нарушения личности в виде нарушения соотношения маскулинности-фемининности, которые являются специфическими психологическими конструктами.
А. А. Ткаченко и Б. В. Шостакович полагают, что поведение эксгибициониста можно представить как «танец на лезвии бритвы», а сам эксгибиционизм как форму полимотивированного сексуального поведения, направленного на создание особой, связанной с неуместной демонстрацией гениталий, негативно-эмоциогенной ситуации с целью изменения функционального состояния психики.
Очень важное психологическое наблюдение А. А. Ткаченко состоит в том, что при эксгибиционизме первостепенное значение приобретают негативные эмоции, прежде всего чувство страха. Сопровождая девиантные акты, чувство страха усиливает интенсивность возникающих ощущений и степень последующей релаксации. Наличие подобного амбивалентного эмоционального конгломерата является доказательством того, что у человека существуют неосознаваемые влечения к получению не только положительных, но и отрицательных эмоций. Основу таких влечений, проявляющихся в стремлении к созданию опасных и рискованных ситуаций, В. А. Файвишевский (1978) видит в сенсорной депривации системы отрицательной мотивации. Влечение к стимуляции данной системы, неосознаваемое в принципе в силу своего антибиологизма, всегда подвергается рационализации и возникает в сознании только под фасадом положительных влечений. Любопытно, что собственная мотивация и эмоциональная амбитендентность находят выражение и в восприятии эмоциональной реакции объекта демонстрации. В этой связи А. А. Ткаченко приводит соображение К. Имелинского, что целью эксгибициониста является добиться испуга у женщины не в такой мере, чтобы она убежала, но чтобы ее страх граничил с любопытством и удивлением. И чем в большей степени женщина проявляет заинтересованность и любопытство, смешанные с испугом, тем большее наслаждение получает эксгибиционист[36].
Полагаю, что эксгибиционизм мотивируется не стремлением к компенсации отрицательных переживаний при их депривации. Его смыслом является желание показать, продемонстрировать себя. Оно же возникает лишь в том случае, если человек не уверен в своем биологическом ролевом статусе, если он ощущает, даже предощущает, что этому статусу что-то грозит. Неуместность ситуации, в которой происходит обнажение, помогает выявить непреодолимое влечение утвердить себя немедленно и способом, который представляется другим нелепым, неприличным, резко противоречащим нормам цивилизованного поведения. В этом аспекте нужно обратить внимание на то, что эксгибиционизм может носить умственный, мыслительный характер и заключаться в циничных предложениях, телефонных и письменных обращениях, чаще анонимных, без демонстрации гениталий, так сказать, воочию. Это, по-видимому, особая форма эксгибиционизма, тоже достаточно агрессивная, но и здесь эксгибиционизм представляет себя.
Имеющиеся сексолого-психиатрические теории не дают ответа на очень сложный и, возможно, самый главный вопрос: почему происходит обнажение именно гениталий, а, не какие-либо другие действия, ведь повреждение мозга или психические болезни могут активно способствовать и иным сексуальным нарушениям? почему комплекс неполноценности и затруднения в контактах с женщинами привели к эксгибиционизму, а, например, не к изнасилованию, нарушение соотношения маскулинности-фемининности — не к гомосексуализму и т. д.
Эксгибиционизм гораздо убедительнее может быть объяснен и с других позиций. К их числу относится концепция страха кастрации. Согласно ей, демонстрация половых органов служит бессознательной потребности подтвердить реальность существования пениса у обнажающегося. Такое сопротивление кастрации берет начало в детских эмоциональных конфликтах, являющихся результатом недостаточного разрешения эдипова комплекса. Эксгибиционизм перед малолетними девочками может быть переплетен с педофилией и представлять собой следствие страха кастрации более старшей, зрелой женщиной, которая бессознательно ощущается и как мать эксгибициониста. Но и при подобном подходе совершенно очевидно, что непристойное обнажение — это утверждение себя в мужской или женской роли, а потребность в утверждении может возникнуть у того, кто не уверен в подобном своем значении сам или в соответствующем отношении к себе других людей. Однако если обратиться к филогенетическому анализу данного явления, окажется, что смысл его не только в демонстрации своих мужских (женских) «достоинств», но и в привлечении к себе внимания представителей противоположного пола, что, кстати, делают и животные. Так, самцы обезьян саймири, зеленой мартышки, носача и павиана в определенные периоды демонстрируют свои половые органы в возбужденном состоянии. Аналогично поступают представители народов, стоящих на самых первых ступенях человеческого развития, и их, даже наших современников, вполне можно назвать нашими отдаленными предками. Например, Уиклер сообщает, что у папуасов мужчины очень сильно увеличивают половой член, надевая на него чехол, который привязывается шнурками к поясу[37]. Понятно, что это делается не тайком, а для всеобщего обозрения с определенной целью — продемонстрировать себя в качестве вполне достойного самца. Особое внимание к мужским гениталиям в дальнейшем было скрыто цивилизацией, скрыто, но не исчезло. Эксгибиционисты срывают этот покров.
А. А. Ткаченко и Б. В. Шостакович приводят литературные данные о том, что обезьяны саймири показывают эрегированный половой член не только при ухаживании, но и при агрессии, приветствии и перед собственным отражением в зеркале. Демонстрация члена другому самцу, по мнению некоторых авторов, является жестом агрессии и вызова, к которому занимающие более высокое место в группе особи прибегают чаще, чем ниже расположенные остальные особи. Установление в группе жесткой иерархии — кто кому показывает половой член — определяет одновременно статус и ранг отдельных животных.
Сходная система ритуалов и жестов существует у павианов, горилл и шимпанзе. Эрегированный пенис у караульных павианов и зеленых обезьян служит сигналом тревоги для других стад, предостерегая их от вторжения. Если подходит незнакомый член рода, ему демонстрируется эрекция. Гамадрилы в тех же целях используют ослабленный пенис, а у некоторых родов наблюдались автоматические изменения, когда пенис становился особенно ярко окрашенным, что повышало его сигнальную ценность. По мнению ряда исследователей, демонстрация эрегированного члена является свидетельством агрессии, а ослабленного пениса — успокаивающей реакции. Но иногда и ослабленный, и эрегированный половой член является знаком предостережения.
Можно ли считать приведенные примеры свидетельством того, что генитальная эрекция возможно связана и с иными аффективными состояниями помимо сексуальных? Совершенно очевидно, что демонстрация половых органов у животных связана и с другими состояниями — она выполняет также функции защиты, предостережения, угрозы, распределения статусов. Однако недостаточно констатировать многообразие функций эрегированного или ослабленного пениса, оставляя в стороне тот весьма существенный факт, что для выполнения и несексуальных функций используется именно половой член, а не какая-нибудь другая часть тела, например, нога или хвост. Вероятно обезьяна ощущает свой пенис как особый предмет, обладающий огромными способностями не только приманивать самок, но и устрашать врагов, устранять конкурентов и т. д. Следовательно, у них половой орган имеет исключительное, даже универсальное значение, но в первую очередь в силу его сексуальной роли.
Как и животные, древний человек наделял половой орган различными свойствами, но, несомненно, в связи с той значительностью, которой он обладал в его глазах. Так, австралийские аборигены использовали изображение вялого пениса как знак готовности к знакомству. Туземцы Явы тотемные изображения эрегированного пениса помещали снаружи для защиты от возможных напастей. Охранительная роль обнаженного пениса известна и среди других народов древности, и фаллический культ широко распространен в различных культурах. Как мы видим, первобытный человек унаследовал (или перенял) обнажение члена от животных.
Исключительное значение эрегированного и вообще значительного по размеру полового органа во многом способствовало появлению культа Приапа, греческого Бога с огромными гениталиями. Исследователи этого культа утверждают, что он является относительно поздним приобретением античного религиозного сознания. Обширные доказательства существования этого культа сохранились в Древнем Риме начиная лишь с эпохи Августина, в греческих же государствах его культ не обнаруживается до времени македонского господства. Это должно, вероятно, означать, что в античном психорелигиозном сознании произошел своего рода сдвиг, который и создал потребность в том, в чем раньше не было необходимости, а именно — в образе Бога с невероятно большим фаллосом.