Примерно об этом же применительно к большевизму сказал А. Солженицын в речи по поводу присуждения ему премии Национального клуба искусств (США) в 1993 г.: «В России импульсы авангарда предшествовали самой разрушительной революции в истории XX в. Перед тем как выплеснуться на улицы Петрограда, революция ворвалась на страницы художественных и литературных журналов столичной богемы. Здесь впервые раздались призывы к разрушению российского и европейского строя жизни, к уничтожению религиозных и этических кодексов, к разрыву с культурными традициями».
Возвращаясь к нацизму, следует подчеркнуть недопустимость недооценки в его формировании мистики и оккультизма, древних мифов и тайных учений. Это были источники, активно питавшие гитлеризм как определенную идеологию и психологию, как свое особое видение мира и способов решения его проблем. Поэтому идеологами фашизма так активно использовались писания Е. Блаватской, X Чемберлена, Г. Листа, П. Гобино, Либенфельса (Й. Ланц) и других оккультистов и мистиков.
Известно, что многие тиранические государства активно, с жесткой последовательностью боролись с религией, церковью, ее учреждениями и служителями. Но так поступали не только современные диктаторские режимы. Например, монтаньяры, наиболее радикальные деятели Великой Французской революции, развязавшие в стране свирепейший террор, пытались заменить христианство нелепым культом некоего Верховного Существа. Преследовали христианскую церковь и во время революции 1910–1917 гг. в Мексике. В этой стране неумолимая пропаганда атеизма, оскорбление чувств верующих, основную массу которых составляли невежественные, суеверные крестьяне, гонения на священнослужителей вплоть до убийства последних, особенно усилились в годы правления в этой стране президента Кальеса (1924–1928). Постоянно конфликтовал с католической церковью атеист Муссолини. Но наиболее упорно преследовалась религия немецкими нацистами и большевиками.
Немецко-фашистские главари вынашивали планы полной замены христианства древнегерманскими культами, предпринимали меры к возрождению древне-германского культа Бога Вотана, причем его выбор отнюдь не является произвольным и тем более случайным. К. Г. Юнг в статье о психологии нацизма писал, что Вотан является фундаментальным атрибутом немецкой души, иррациональным психологическим фактором, воздействующим на область высокого давления цивилизации подобно циклону и развеивающим его без следа. Вотан для немцев — это данность первостепенной важности, наиболее истинное выражение и непревзойденное олицетворение того фундаментального качества, которое особенно присуще немцам. Непостижимые глубины вотановского характера способны объяснить национал-социализм лучше, чем экономические, политические и психологические факторы в совокупности. Вотан исчез, когда пали его дубы, и появился вновь, когда христианский Бог проявил слабость, не сумев спасти христианский мир от братоубийственной бойни.
Человек, отмечал К. Г. Юнг, издревле персонифицировал автономные душевные силы в качестве богов и описал эти силы в мифах с величайшей тщательностью. Это стало возможным благодаря существованию устойчивых исконных типов или образов, врожденных бессознательному многих рас и оказывающих на них прямое влияние. Поскольку поведение расы черпает свою специфику из присущих ей фундаментальных образов, мы можем говорить об архетипе Вотана. Как самостоятельный психологический фактор Вотан воздействует на коллективную жизнь народа и тем самым выявляет свою собственную природу[60].
Вотан может не только «просто» воздействовать, но и торжествовать. Веку Гитлера он подходил более всех других потусторонних кумиров, и уж конечно, не было никого лучше, кто противостоял бы Христу. Если Иисус пытался заставить людей заглянуть в глубины собственных сердец, чтобы узнать, что именно грозит их душевной жизни, то Вотан делал то же, но совсем с иной целью: люди должны узнать лишь свою биологическую природу, лишь свои стихийные силы, и ничего больше. Вотан — Бог неуправляемой ярости.
Его возвращение в общество есть, по существу, воцарение германского тоталитаризма со всей его деструктивностью, а стало быть, этот образ несет в себе разрушительное начало. Но при этом возникает очень сложный вопрос: если Вотан — непревзойденное олицетворение присущего немцам фундаментального качества и этот архетип полнее всего объясняет национал-социализм, то является ли стремление к уничтожению отличительной чертой этого народа? Разумеется, это не так, поскольку немцы создали целый ряд иных мифологических персонажей, которые могут быть противопоставлены Вотану. Он есть носитель не германской души вообще, а только гитлеризированной.
По-видимому, свои «Вотаны» имеются и у многих других народов, и научная задача заключается в их поиске и описании. Если германские нацисты стремились к возрождению культа Вотана, то, значит, они очень точно, хотя, возможно, и интуитивно, угадали, какому божеству им следует поклоняться. Но я все-таки думаю, что Вотан — не столько извечный Бог немцев, сколько созвучие того момента в их истории, который наступил с приходом национал-социализма. При этом ни в коем случае нельзя думать, что нацизм был навязан вопреки желанию немцев, равно как и большевизм в России. Напротив, и тот и другой режимы устанавливались при активном участии масс, которые сами и даже с радостью накинули на себя удавки.
Масса, толпа созидает тоталитаризм бессознательно, не вникая в его глубинный смысл и даже не ставя перед собой такой задачи. Она не понимает, к чему это приведет.
Очень важной составной частью тоталитарной магии является культ вождей-магов, перед которыми благоговели, но рядом с благоговением стелился страх, однозначно управлявший человеком еще в первобытные времена, еще до того, как он научился отделять добро от зла и вообще находился по ту сторону нравственности, задолго до того, как появились первые идеи прощения и милосердия. Но страх самым парадоксальным образом укрепляет силу и авторитет Отца, и то же время порождая разрушительные потоки массовой истерии и мании. Создается невероятный мир как плод больной фантазии, ставшей реальностью, мир, в котором гибнут извечные ценности и интеллект капитулирует перед низменными инстинктами, мир, который погружается во тьму первичного хаоса.
В бесчисленных речах, статьях, рассказах, романах, стихах, песнях, лозунгах, портретах, символах и т. д. к Ленину, Гитлеру, Сталину, Мао Цзедуну и другим тоталитарным вождям высказано не просто восхищение ими и преклонение перед ними, но и безусловное признание в них магов, т. е. существ, обладающих необычными, из ряда вон выходящими способностями, могущих сделать то, что не под силу простым смертным, в первую очередь, повернуть ход истории, подчинить ее своей воле. Признание магических качеств вождя очень ярко проявилось в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., особенно в первый катастрофический период. Тогда, в условиях всеобщего крушения и хаоса, безоглядная вера в Сталина стала острейшей потребностью людей. Она помогла остановить бегущих с фронта солдат, пресечь панику, организовать оборону, вселить веру в конечную победу, вдохновить на героические поступки. Поэтому отношение к Сталину как к магу в данному случае имело положительные последствия, как, впрочем, и вера в Гитлера в той же войне, если иметь в виду, конечно, германские интересы.
Признание магических свойств Сталина и Гитлера не всегда делалось открыто, во всяком случае прямо от об этом говорилось относительно редко, да и сама эта мысль четко и осознанно вряд ли многим приходила в голову. Тем не менее об их необыкновенных способностях убежденно говорили не только не умеющие аналитически мыслить обыватели, не только ближайшие соратники и придворные льстецы, но и вполне уважаемые и талантливые писатели, военачальники, ученые, общественные и политические деятели, в том числе зарубежных стран.
«Кто признает МЕНЯ, тот призван», — говорил живой человек Гитлер, и в этих словах явственно звучит неистребимая вера в свое магическое могущество, в свои необыкновенные силы и способности. Тот, кто признает его, получает особое знание и предназначение, но уже не принадлежит себе. Однако не нужно думать, что человек всегда вынужден подчиняться власти, ломая себя. Нет, если он верит во власть и в вождя, эта вера дарует ему огромную уверенность в себе.
Еще большей фанатической верой в собственное могущество насыщены следующие слова Гитлера, сказанные им вскоре после захвата Польши в 1939 г.: «Решающий фактор в этой борьбе — это я сам! Никто не может заменить меня! Я верю в силу своего интеллекта. Никто и никогда не достигал того, чего достиг я! Хоть мир и ненавидит нас теперь, но я веду немецкий народ к высочайшей вершине. Судьба Рейха зависит только от меня. Я же буду действовать соответствующим образом. Я не остановлюсь ни перед чем. Я уничтожу каждого, кто будет противостоять мне!»
Не только психологический раб Геббельс безмерно верил в великого мага и мессию Гитлера. Также относились к нему невротик Гесс, о котором не без оснований говорят, что он страдал шизофренией, фотограф-порнограф Штрейхер и многие другие приближенные этого нацистского пророка, и вообще миллионы людей. Гесс, например, говорил: «С гордостью мы видим, что есть один человек, который находится за пределами критики. Это — фюрер. Все мы чувствуем и осознаем: он всегда прав и всегда будет прав. Наш национал-социализм зиждется на полной лояльности и молчаливом исполнении его приказов. Мы верим, что фюрер повинуется высшему зову, требующему изменения германской историй».
Штрейхер, описывая выступление своего идола на митинге, утверждал: «Каждый чувствовал: этот человек говорит по зову божьему, как посланец небес». В «посланца небес» многие поверили сразу, еще в 1923 г. английский мистик и оккультист Хьюстон Чемберлен, зять Рихарда Вагнера и один из теоретиков нацизма, после встречи с ним писал: «Вам предстоят великие свершения… Моя вера в германизм нисколько не пошатнулась, хотя, должен признаться, мои надежды пребывали в упадочном состоянии. В один момент Вы сумели изменить мое душевное состояние. Тот факт, что в нужное время Германия произвела Гитлера, доказывает ее жизнеспособность».