.
Т. А. Лесниевски-Костарева употребляет в качестве противоположного дифференциации оба эти термина, иногда через запятую, но при этом отдает предпочтение не унификации, а интеграции[218]. В связи с различием в сущности данных понятий вряд ли правомерно их совместное употребление. В свете высказанных замечаний нужно признать более удачным понятие «унификация» в качестве противоположного «дифференциации» уголовной ответственности.
Однако природу данных понятий невозможно уяснить, не раскрыв сущность уголовной ответственности, поскольку именно она является предметом унификации и дифференциации.
В уголовно-правовой науке десятки лет идут острые споры относительно сущности уголовной ответственности. Объясняется это некоторыми историческими особенностями. Дело в том, что в отечественное уголовное законодательство категория «ответственность» вошла без предварительного научного обоснования и использовалась неоднозначно и даже противоречиво, что дало импульс для продолжительных доктринальных споров. При этом сторонники различных точек зрения в подтверждение своей позиции ссылались на один и тот же закон – Уголовный кодекс.
В настоящее время ученые обозначают свою причастность к проблеме уголовной ответственности, присоединяясь к одной из существующих точек зрения.
Среди последних наибольшее распространение получили следующие:
Уголовная ответственность – это:
1) уголовное наказание, применение санкции[219];
2) мера государственного принуждения, применяемая к лицу, совершившему преступление; реальное претерпевание им определенных лишении; принудительное осуществление таких лишении[220];
3) обязанность лица, совершившего преступление, дать отчет в содеянном, подвергнуться мерам уголовно-правового воздействия, претерпеть лишения личного или имущественного характера, наказание[221];
4) категория, которая определяется через правовой статус, правовое положение лица, совершившего преступление; она идентифицируется с уголовным правоотношением либо определяется через совокупность уголовно-правовых, процессуальных и исполнительных отношении[222].
Каждая из названных позиций, помимо достоинств, имеет ряд недостатков.
Так, определения уголовной ответственности как наказания или как реального осуществления государственного принуждения (первый и второй подходы) представляются слишком узкими, сводящими ответственность к одной из форм ее реализации. Кроме того, действующий уголовный закон различает рассматриваемые понятия (гл. 11–12 УК РФ).
Что же касается третьего определения, то, на наш взгляд, правовая обязанность не может отождествляться с правовой ответственностью. Правовая обязанность лица, осужденного за совершение преступления, исполняется в принудительной форме, вопреки воле обязанного лица.
Как пишет С. Н. Братусь, «ответственность – это не обязанность претерпевания последствий, проистекающих из правонарушения, а само их претерпевание в состоянии принуждения»[223]. Такого же мнения придерживается и Н. И. Загородников. Он отмечает: «Ответственность – это уже исполнение под принуждением обязанности. Обязанность может быть исполнена или не исполнена. Но когда наступает ответственность, т. е. приводится в действие аппарат принуждения, выбора у ответственного лица нет, – оно не может не выполнить действий (или бездействия), составляющих содержание реализуемой обязанности»[224].
На наш взгляд, наиболее приемлемым является четвертое определение, позволяющее рассматривать ответственность в двух аспектах: позитивном и негативном. Первый аспект выражает обязанность не совершать деяний, признаваемых законом преступлениями, а второй – обязанность претерпеть меры уголовно-правового воздействия вследствие совершения преступления[225]. Эти два аспекта не противоречат друг другу; напротив, они выражают стороны одного и того же понятия.
Сторонники выделения в содержании уголовной ответственности позитивной стороны чаще подвергались критике, чем поддерживались. Так, М. X. Фарукшин отмечал абсурдность тезиса о том, что все граждане несут позитивную уголовную ответственность с момента издания уголовного закона[226].
Аналогичную позицию занимает Ю. Ткачевский. По мнению автора, «ответственность – это то, что следует за какими-то действиями (бездействием). Лицо отвечает за них. Позитивные действия в принципе не могут вызвать ответственность, за них поощряют. Основная часть людей не совершает преступления не потому, что это может повлечь уголовную ответственность, а в силу абсолютного неприятия такого рода деятельности, которая противоречит их взглядам и убеждениям. Невозможно представить себе человека, который одновременно «несет позитивную ответственность» чуть ли не за все преступления, перечисленные в УК РФ… Вместе с тем несомненно, что уголовный закон оказывает позитивное – воспитательное воздействие, но оно позитивной ответственностью не является»[227].
Как отмечает В. И. Курляндский, «позитивная ответственность – это не правовая категория, а категория правосознания, этики, правовой культуры. Поэтому неубедительны попытки перенести концепцию позитивной юридической ответственности в уголовно-правовую сферу»[228].
Но если это так, то как объяснить то обстоятельство, что «одним из важнейших отличий дифференциации и индивидуализации уголовной ответственности является то, что дифференцируется в законе потенциальная абстрактная ответственность… Индивидуализируется же непосредственно сама ответственность в ходе ее установления и реализации, в том числе на основе дифференцирующих норм»[229]?
По нашему мнению, позитивная уголовная ответственность существует уже в рамках общепредупредительных правоотношений: в момент издания уголовного закона государство и любой дееспособный (вменяемый) гражданин вступают в общепредупредительные правоотношения.
Законодатель конструирует модель преступного деяния и предусматривает меры ответственности за него. И именно в момент издания уголовного закона происходит дифференциация уголовной ответственности законодателем. Она проявляется уже на том этапе, когда в Общей части уголовного закона определяется, следует ли за совершение того или иного преступления в обязательном порядке привлекать лицо к уголовной ответственности либо возможно освобождение от нее. Такое решение тесно связано с категоризацией преступлений в Общей части уголовного закона. Определяя, вслед за законодателем, к какому виду преступления (составу) относится содеянное, мы ориентируемся на разбивку Особенной части уголовного закона на главы и разделы, на отдельные статьи (и закрепленные в них составы) и расположение статей. Этот процесс находится за рамками собственно дифференциации ответственности, которая уступает место дифференциации оснований уголовной ответственности. Законодатель устанавливает ответственность, определяя ее основание (состав преступления) и типовое наказание. Это по сути процессы криминализации и пенализации.
Дифференциация ответственности вновь вступает в свои права при учете квалифицирующих и привилегирующих признаков содеянного. На следующем этапе, когда решается вопрос о назначении виновному конкретной меры наказания, имеет место уже индивидуализация уголовной ответственности[230].
Определяя дифференциацию уголовной ответственности как разграничение законодателем объема предусмотренной в законе уголовной ответственности при изменении типовой степени общественной опасности преступного деяния и лица, его совершившего, нельзя не рассмотреть виды такого разграничения.
Так, А. А. Тер-Акопов предлагает разделить дифференциацию уголовной ответственности на два вида[231]:
освобождение лица от уголовной ответственности;
дифференциация наказания в рамках санкции.
К сожалению, под вторым видом автор понимает процесс назначения наказания (т. е. его индивидуализацию).
Другие ученые[232] также выделяют два вида дифференциации: осуществляемую в Общей и Особенной частях Уголовного кодекса.
По нашему мнению, в основе классификации должно лежать не место осуществления дифференциации, а ее сущностные свойства. С этих позиций представляется справедливой и обоснованной точка зрения Т. А. Лесниевски-Костаревой, выделяющей:
1) дифференциацию уголовной ответственности посредством различения типового наказания;
2) дифференциацию в собственном смысле слова, без трансформации этого процесса через различение наказания[233].
Первый вид дифференциации осуществляется с помощью такого специфического средства, как квалифицирующие и привилегирующие признаки состава преступления[234]. Свойство последних отражать в законе типовую степень общественной опасности закономерно приводит к различению типового наказания, а через него и уголовной ответственности так, чтобы преступлениям с повышенной (пониженной) общественной опасностью соответствовали адекватные меры уголовной ответственности (типового наказания).
Второй вид дифференциации осуществляется посредством освобождения от уголовной ответственности. Данный институт регламентирован нормами главы 11 УК РФ и так называемыми специальными видами освобождения от ответственности за отдельные виды преступлений.