Закончив перевязывать и перейдя к следующему, успеваю заметить, как добросердечная христианка, присев рядом с «моим» раненным и коротко переговорив в ним, суёт ему што-то под повязку.
Дёргаю шеей, но наученный опытом, не лезу. Он мне не сват, не брат… хочет — пусть!
Загружая несколько завонявшие тела земляков на одолженную бурами повозку, остро пожалел об отсутствии близнецов. Вот бы где пригодилась их физическая сила! Увы.
Товия с Самуилом с моего молчаливого благословения курсируют ныне между Преторией и нашим лагерем, занимаясь перевозкой всего и вся, и мелочной торговлей до кучи. Приглядываются, принюхиваются, пробуют то и это. Выйдет што толковое, так и хорошо, а нет… тоже опыт.
От прикосновения к мёртвому телу замутило, но желудок пуст, и потому — обошлось. В версте от лагеря выкопали глубокую, штоб не достали падальщики, могилу. Тяжёлая глинистая земля с каменьями поддавалась плохо, и руки у всех троих стёрлись совершенно.
— Ну… покойтесь с миром, — сказал я, кидая на тела первую горсть. Санька забормотал привышную молитву, с ранешнего детства знакомую любому крестьянину, и в могилу полетела земля.
Дойдя до половины, остановились и сожгли немного пороха — вроде как запах этот отгоняет зверьё, хотя надежды на это не очень и много. И аммиака с той же целью… Ну может, и не выкопают гиены. Хотя надежда в основном на основательную глубину.
Вернувшись, отмылись старательно, экономя воду, и я Санькой направился на встречу Снимана с Баден-Пауэлом[37].
Военачальники встретились на нейтральной территории, в окружении нескольких штабных каждый. Нелюбезный Сниман со своей окладистой мужицкой бородой, мешковатым костюмом и своеобычным для буров видом неухоженности, резко контрастировал с подтянутым, щеголеватым полковником.
Поздоровавшись, они некоторое время общались на военно-дипломатические темы, и снова — мужиковатый Сниман проиграл словесную баталию, придя в самое дурное расположение духа. Договорились только на выдачу тел погибших англичан в Мафекинг.
Баден-Пауэлл, воспринимающий войну как спорт и бравирующий этим, настолько чужд мировоззрению бура, насколько это вообще возможно.
Тронув коня и подъехав поближе, обратился я к генералу:
— Разрешите?
Тот кивнул, не отрывая взгляда от англичанина, и сколько ярости там было…
Сухо высказав полковнику претензии за нападение на некомбатантов и получив витиеватые извинения, в которых мне почудилась издёвка, распрощался.
Вскоре по приезду в лагерь начался артиллерийский обстрел Мафекинга, и как стало мне известно значительно позже — Сниман приказал обстреливать жилые кварталы.
Глава 18
Перекатывая во рту зубочистку, Мишка с деланно невозмутимым видом наблюдал за соревнованием подростков-африканеров в стрелковом деле. После вчерашней вылазки и последующего обстрела англичане вели себя особенно сторожко, и потому своеобычная у буров охота за головами была решительно невозможна.
В ход пошли бутылки, расставленные чуть не тыщу шагов. Вот очередной соревнователь, мальчишка лет двенадцати, начал гнездиться на пыльной красноватой земле, ёрзая всем телом и устраиваясь поудобней, без малейшего внимания на загрязняющуюся одёжку и возможных насекомых.
Прадедовское, кремневое ещё ружьё монструозного калибра, с необыкновенной толщины стволом и самодельным, грубо струганным прикладом, повело чудовищным дулом, будто хоботом…
Выстрел! Звук едва ли не пушечный, и четверть фунта свинца, упакованного в промасленную кожу, сбило горлышко у бутылки.
Встал… и почти незаметный взгляд на Мишку, полный превосходства.
Пономарёнок хмыкнул еле заметно, но признаться по чести — заедает. Глупо соревноваться в стрельбе со степняками, способными с полувзгляда опознать человека в лицо на таком расстоянии, на котором обычные люди едва ли увидят просто фигуру. Но заноза зависти сидит, себе-то врать зачем?
Не худший среди них далеко не худший, но и… Собственно, именно потому и взгляды такие, с вызовом.
Стрельба продолжилась, и Мишка, сидя всё с тем же безмятежным видом, наблюдал, подмечая детали. Заедает… отчасти ещё из-за отношения к войне. Возьмись они за осаду всерьёз, Мафекинг давно был бы взят.
А так… то соревновательной стрельбой занимаются, то целое коммандо, наскучив службой, уедет проведать жён, оставив дыру в лагере осаждающих. Осада ведётся ни шатко, ни валко — даже он, ни разу не военный, видит возможности, которые не могут быть реализованы сугубо из-за специфики буров.
— Они войну до сих пор войной не считают, — сказал подошедший Егор, — всё-то у них охота! И концепция вооружённого народа безусловно хороша, но…
Брат замолк, уйдя в свои мысли и зачеркав пометки в блокноте, а Мишка уцепился за сказанное.
«— Охота! Точно! Будто зверя скрадывают, а не человека. А надо бы…»
Он по-новому уставился на стрелков — уже критическим, а не созерцательным взглядом. Пыль от земли при каждом выстреле, выдающая стрелка. При охоте на льва оно и не страшно, но британцы куда как посерьёзней будут!
Это войска из Метрополии привыкли колоннами маршировать, в красных своих мундирах. Переселенцы же из Британии всякие бывают, в том числе и такие, што вот ни полушку не хуже самих буров в вельде ориентируются. А бывает, што и получше, притом нередко!
Бур, он в первую голову пастух, потом уже охотник, а воин — когда придётся.
Британец же, голодный и злой, нацелен на завоевание богатства, будь то собственный кусок земли, хищничанье на золотом прииске, или торговля с воинственными племенами, часто перетекающая то в грабёж, а то и в оборону от оного. Прожить вот этак годочков несколько, и такой себе хищник получается, што любово африканера прожуёт сырьём!
Уйдя на позиции, Пономарёнок неожиданно увидел их совершенно иначе. Обычные широкие траншеи, а местами так и вовсе — мешки с песком или земляные валы. Где-то можно ходить в полный рост, а где-то — добежать, согнувшись в три погибели. Всё тоже самое… но видится уже иначе.
Выбрав себе позицию с учётом того, што на противоположной стороне сидят такие же охотники, Мишка задумался, и отдвинулся чуть назад. Теперь дуло его винтовки не торчало наружу, и соответственно, охотникам на той стороне придётся чуть сложней.
— А если… — вытащив винтовку, он набрал в руку горсть пыли, плюнул, и тщательно растёр грязь по бликучему металлу. Чего-то всё равно не хватало…
— Точно! — плеснув из фляжки на платок, он сложил его в несколько раз и положил аккурат под дуло винтовки. Примерившись, он выцелил неосторожно мелькнувшую фигурку, и выстрелил.
— Один выстрел — один англичанин, — снисходительно сказал пожилой бур из коммандо, наблюдающий за волонтёром. Попытавшись объяснить тому свои идеи, Мишка потерпел решительное поражение.
— Один выстрел — один англичанин, — поставил точку в споре такой же бородач, приглашённый третейским судьёй.
Упрощая язык, они снисходительно объяснили, што буров с детства приучают стрелять наверняка, и тратить попусту порох — дурь несусветная! Мысль, што лучше потратить даже и сто патронов попусту, штобы сто первым свалить врага, была признана глупой.
«— Ну как же! — злился Мишка уже потом, составляя аргументацию на русском и африкаанс, — сами же пулемёты закупили, а тут не тебе!»
Аргументация получалась так себе — не хватало ни знаний сугубо военных, ни языка, ни… пожалуй, што и возраста. Пономарёнок признал, што его родня могла бы так же — просто потому, што не мужик в годах дело предлагает, а щегол малолетний. И как таково слушать?!
Да и с пулемётами и артиллерий не всё гладко — набирали туда ещё войны, сугубо добровольцев с иными взглядами на военные действия. И добровольцы эти прегусто разбавлены волонтёрами из Европы и Америки, а средний бур — это как раз такой степенный мужик, с большим трудом воспринимающий што-то, чего не было при дедах.
Не в первый уже раз накатило раздражение на упёртых не по-хорошему бородачей, и Мишка тряхнул головой, отгоняя нехорошие мысли и перекрестившись двоеперстно. По Завету люди жить пытаются! Да Бог, и выйдет! И может, тогда и у нас… как второе дыханье…
Сощурившись упрямо, и никак не отличимый в это время от африканерских годков, он снова выбрал позицию и принялся ждать. Штобы хорошо стрелять, надо прежде всего стрелять!
«Жаль только, зрение не степняцкое» — пробежала в голове сожалеющая мысль, да и зацепилась там, заворочалась. Начала выкристаллизовываться, што если он не может разглядеть противника на таком расстоянии, как местные, а стало быть — попасть, то нужно подобраться поближе.
«— В ночь! Зарыться, циновочкой какой прикрыться, пылью сверху присыпыть».
Не забывая выцеливать противника, он обдумывал идею.
Выстрел! Взмахнув руками, англичанин упал. Ранен, убит… поди, разбери!
— В ночь, стал быть, — повторил он, меняя позицию.
В Преторию приехали верхами, опережая близнецов на фургонах, оставшихся в лагере ждать попутный обоз. Я, Санька и Котяра, решившийся к волонтёрству, но чувствующий отвращение к бурскому коммандо, и решивший пристать то ли к русскому отряду, то ли к одному из европейских.
За время нашего отсутствия город заметно прирос населением, разом став тесным, шумным и многолюдным, оставшись провинциальным. Всюду звучит разноплеменная речь, снуёт народ с самым деловитым видом, да буры с отдалённых ферм с явственным порой отвращением разглядывают это вавилонское столпотворение.
По-прежнему всё очень пыльно и как-то неряшливо. Монументальные здания соседствуют с какими-то огромными полотняными палатками прямо посреди города, где располагается то склад боеприпасов или амуниции, а то и очередной отряд добровольцев из какой-либо страны. Здесь же бреются, моются по пояс, ходят в неглиже.
Нет ни тротуаров, ни дорог — повозки, люди верхами и пешком передвигаются хаотично в любом направлении, как только им заблагорассудится. Довольно, впрочем, просторно, улицы в Претории весьма широки.