— Ночью сегодня полечу, заодно и фотоаппарат испытаю, — тоном искусителя сказал я, — есть желание поглядеть?
— Плохим бы я был репортёром, — фыркнул он, чуточку приободрившись.
Самолёт выгрузили из повозки, и мы с Санькой принялись собирать его, расправляя, соединяя и защёлкивая фиксаторы. Легонькая гондола, плетённая из бамбука и шёлковых шнуров, мотор, фотоаппарат…
Перекрестившись и перекрестив меня, дядя Гиляй отошёл в сторону. Зафырчал мотор, и самолёт начал разбег, подпрыгивая слегка на казалось бы расчищенном поле, покачивая крыльями и грозясь завалиться.
Рули вверх… начался набор высоты, окрашенная в цвета ночи парусина растворилась в ночи. Лишь мотор тихохонько покашливает, выдавая моё месторасположение, но вельд и ночью полон звуков.
Набрав высоту, я отключил мотор, и принялся планировать на потоках воздуха, описывая круги над лагерем буров. Задача — выяснить, можно ли ночью, сфотографировав костры и кострища, сориентировать полученное с лагерем буров?
Планируется наступление на Дурбан, и вроде как… што удивительно для буров… секретоносителей пока менее двух десятков, включая нас с Санькой, Мишку и што неудивительно — дядю Фиму, то бишь командора Бляйшмана, как логиста и снабженца. Воздушная разведка в таком случае — козырь не из последних, но хотя бы пару вылетов желательно сделать бы ночью, штоб не спугнуть. А днём уже летать фотографировать не Дурбан вообще, а интересоваться конкретными районами.
Самое сложное в ночном полёте — ориентиры. Вроде бы и знаю Ледисмит, и более-менее понимаю, где нахожусь, но тяжко… Мозги будто наизнос работают, пытаясь одновременно держать в голове всё эту топографию, ловить воздушные потоки и фотографировать.
Благоразумно не снижаясь, потому как бурам хватит тяму стрельнуть, и главное — попасть в непонятную страховидлу на фоне неба, делал снимки. Израсходовав пластины и зазябнув, не без труда вернулся назад. Воздушные потоки переменились, и пришлось включать двигатель, дабы нормально подлететь к освещённой кострами посадочной площадке.
«— Дражайший Ники!
В высшей степени радостные события в Африке предоставляют мне самый приятный повод для письма! Британия наконец получила чувствительнейшую оплеуху своему самолюбию, и весь мир увидел, что это не незыблемый титан, а колосс на глиняных ногах.
Бесчестная война против заведомо слабейшего противника обернулась небывалым фиаско, и народы Европы поняли, что могут избавиться наконец от навязчивой британской опеки.
Более всего меня радует дружное „Нет!“, сказанное европейскими народами британскому льву. Добровольцы со всего мира сражаются против британской гегемонии, и патриотический подъём у моих добрых подданных совершенно небывалый!
Наконец-то у меня появилась общая граница с государствами буров, и я могу оказывать им помощь, не совершая дипломатических демаршей, и не запрашивая у португальской Короны о проходе германского экспедиционного Корпуса через Мозамбик в помощь Крюгеру!
Ведомый долгом рыцаря и христианского государя, я приложу все силы, чтобы всемерно помочь бурам, удерживаясь меж тем от войны. Безмерный аппетит британского льва, страдающего ожирением и подагрой, нужно ограничить к его же пользе!
Мои добрые подданные задыхаются, лишённые жизненного пространства, меж тем как Британия, не в силах переварить уже захваченные территории, пытается ухватить ещё и ещё. В содружестве с бурами, как родственные народы германского корня, мы можем встать крепкой ногой в Африке, неся бремя Белого Человека к вящей славе Германской Нации во благо отсталых народов!
Сейчас и только сейчас мы с тобой можем одним решительным ударом покончить с гегемоний Британии! Вся мировая общественность возмущена действиями британской Короны, и нам нужна лишь решительно придерживаться одной линии.
Тебе достаточно двинуть войска в Азию, и Британия, озабоченная сохранность Индии и Афганистана, окажется скована в своих действиях на Африканском континенте. В свою очередь, обещаю действовать решительно и не медля.
Разумеется, решительность твоя не останется безответной, и могу обещать самое горячее содействие в получении концессий на африканском континенте, пересмотре ряда таможенных соглашений, выделению кредитов и прочего. Важно лишь твоё принципиальное согласие, о деталях договорятся наши министры.
Вилли.
Потсдам. 11.02.1900 г.»
— … командир… Михаил…
— А?! — тяжело заморгал ночевавший прямо в штабе Мишка, пытаясь разодрать глаза и понять, что же хочет от него часовой.
— Ваш брат пришёл, — доложил бур, — говорит — срочно.
— Да? Пропустить! — зевая, он сел на походной постели, и в комнату тут же ворвался возбуждённый донельзя Егор.
— Карта есть? Любая, только штоб ненужная?
Всё ещё не проснувшийся до конца, Пономарёнок несколько успокоился — в таком состоянии он видел брата не раз, и обычно это означало, што в голову ему втемяшилась какая-то идея. Встав, прошлёпал босыми ногами по дощатому полу, зажёг лампу и закопался в столе.
— Вот…
— Ага! — Егор нетерпеливо вырвал карту и разложил на столе, тут же расчертив на квадраты и пронумеровав их.
— Не ново, — скептически отозвался Мишка.
— А так? — брат нарисовал в одном из квадратов… крестики-нолики?! Только почему-то с цифрами от одного до девяти, закрученного улиткой.
— Вот так, — отстранившись от карты, Егор выпрямился и приподнял на брата бровь.
— Ага, ага… — с азартом склонился Пономарёнок над ней, желая самостоятельно разобрать предложенную головоломку, — двадцать четыре по горизонтали на шестьдесят три по вертикали, и… добавочные по улитке?
— Да! — Егор вскинул Мишкину руку, будто объявляя победителя, — Улитку… ну да, пусть улитку, её не обязательно чертить, можно мысленно представить в нужном квадрате. Ну? С точки зрения артиллериста?
— Здорово! — оценил поднатаскавшийся в штабе Пономарёнок.
— Так вот! — брат задрал нос, и тут же опустил, зачастив.
— Я… — жест ладонью над столом от лишних ушей, и Мишка кивнул — дескать, понятно, дальше давай, — и подумал, што фотографии иметь, это канешно здорово, но вот с точностью артиллерийского огня, да вслепую, могут быть проблемы. Воздушный шар для корректировки, это канешно здорово, но мало! И вот…
С трудом подавив желание немедля будить Снимана, Мишка задумался над перспективами, обхватив голову руками, а повернувшись, увидел брата, сладко сопящего на его постели.
Вздохнув, он достал из шкафа ещё один постельный комплект, и за неимением кровати расстелил прямо на столе.
Глава 38
— Водичка — самое то! — довольно сообщился мне Санька, выйдя из мутноватых вод Тугелы и прыгая на одной ноге, вытряхая воду их ушей.
— Н-да? — поглядев на поднимающееся над горизонтом красноватое солнце, скинул с себя одёжку и влетел с разбегу в реку. Вдосталь наплававшись саженками и стряхнув недосып, вылез на берег и принялся одеваться прямо на мокрое тело.
— Уже? — потянулся Санька, не спеша одеваться, но и не вылезая благоразумно из-под полотняного навеса, растянутого у берега. Африканское солнце куда как свирепее нашего среднерусского, учёные уже!
— В штаб. Хочу пораньше, пока там сутолока не началась. Есть несколько идей по организации нашего авиаотряда, ну и по части разведки.
— Может, позавтракаешь сперва?
Прислушавшись к брюху, мотнул отрицательно головой и начал наматывать обмотки.
— Позже… ну или при штабе угощусь.
— А… там же Мишка! Да, голодным не останешься.
Под жакарандой, раскинувшей свои ветви над внутренним двориком, расставлены столы, на которых разложены карты и документация. Сниман, Бота, командир Европейского Легиона Вильбуа-Морейль, Максимов, Бляйшман и ещё с десяток офицеров рангом пониже, среди которых и Понмарёнок.
Карты, документы, штабная суета, взлохмаченные адъютанты… Не нужно быть асом шпионажа, чтобы понять — готовится наступление. Часовой из Мишкиного коммандо, поприветствовав меня кивком, перегородил дорогу во дворик, выставив в проходе руку с винтовкой, не переставая притом жевать табак.
— А, Егор! — радостно заорал повернувшийся в этот момент дядя Фима, — давай-ка сюда, нам сильно не хватает твоей шахматной головы!
— Ой-вэй, — схватился он шутовски за голову, — совсем забыл, шо здесь не говорят на одесском! Я уже здесь и да, а они ещё нет, ну ты представляешь?!
Наморщив лоб, Бляйшман продублировал всё это на смеси немецкого и голландского. Короткая команда от Снимана, и часовой пропускает меня, дружелюбно осклабившись коричневыми от жевательного табака кусалками. Пройдя во двор, услышал за спиной харчок, и коричневая жижа сбила с ветки куста в паре метров от меня крупную многоножку. Снайпер, ети!
По нервенному поведению дяди Фимы, с его неуместными одессизмами, издали ясно, што ситуация может и не ой-вэй, но где-то рядышком.
— Решил постучаться в дурака? — интересуюсь на голландском у компаньона, пожимая руки всем присутствующим. Переводить смысл идиомы не потребовалось, и колючие взгляды Бота и Вильбуа-Марейля потеплели. Самоирония без самоуничижения приветствуется в любом нормальном обществе.
— Проблема в логистике, — Бляйшман уже серьёзен, и даже говорит без всегдашнего акцентика, подтянув меня за рукав к столу, распихивая штабных без малейшего пиетета.
— Нужно подтащить вперёд как можно больше припасов перед грядущим наступлением на Дурбан, не слишком встревожив англичан, — добавил Мишка, пошевелив затёкшими плечами, — Ну и по возможности — отвлечь их на других направлениях.
— Угу… можно карты и документацию?
Требуемое выдали, я уселся чуть поодаль, упав жопой на складной полотняный стул, изучать представленное.
— Вы не смотрите на возраст! — слышу краем уха дяди Фиминое, а затем и многословный хвалебный панегирик моим талантам, начиная от шахмат, заканчивая умением сходиться с людьми, финансовыми и почему-то — мастерством кулачного бойца, на которое он напирал особо.