Франки заинтересованы в бурах, как в плацдарме против англичан, ну и разумеется — всеми силами противодействуют закреплению пруссаков в Южной Африке.
Янки просто торгуют, демонстративно избегая территориальных претензий и не влезая глубоко в Большую Политику.
Позиция России в этом конфликте в настоящее время выглядит самой необычной. Мешая воинственную риторику Военного министерства с бесконечными реверансами Лондону от МИДа, правительство Империи затеяло реформу казачьих войск, объявив о создании Туркестанского казачьего войска.
Подробности бесконечно туманны, трактовать такие высказывания можно в самом широком смысле — начиная от каких-то малозначимых реформ в Оренбургском казачьем войске, заканчивая походом на Индию через Афганистан. Последнее, разумеется, сильно вряд ли, но обустройство казачьих станиц вдоль афганской границы вполне вероятно.
Замес получается густой, и от попытки просто подумать на несколько шагов, чем же может обернуться ситуация, голова идёт кругом. Сплошь переменные, и все неизвестные!
Блиндированный состав начал тяжело тормозить, немногим не доехав до переднего края. Длинный, подпёртый сзади ещё одним паровозом, он останавливался тяжко, с превеликим скрежетом и буксованием.
Возчики, не дожидаясь полной остановки, уже нахлёстывают лошадей, с шиком разворачивая фургоны прямо к дверям вагонов. Стук распахиваемых дверей, и плечистые молодцы, сопровождавшие состав, споро начали перегрузку.
Среди фургонов мечется Бляйшман, как никогда нервенный и взъерошенный. Он орёт, божится, упрашивает… Наконец, не выдержав, залез на вагоны, и оттуда принялся руководить выгрузкой.
— Поспешаем, православные! — заорал он, надрывая глотку и морду, и потные его пейсы лихо развевались во время прыжков с вагона вагон. Сын опасливо поспешал за ним, примеряясь перед каждым прыжком, и дикими глазами глядя на героического папеле.
Сам же Фима, не обращая ни на што внимания, горит делом, искренне болея за работу. Логисты, которые и без того туго знают свое дело, огрызаются нервенно, но впрочем, беззлобно.
— У-у, морда жидовская! — пропыхтит кто-то, надрывая пуп под тяжеленным ящиком с бомбами, да и всё на этом. Здесь не Рассея, и привышные каждому православному извечные образы врага всего християнского мира претерпели изрядные трансформации.
Любви к жидовскому племени не добавилось, но неприязнь ушла — не до конца, но изрядно сдав позиции. Тем паче, одно дело — какие-то чужие где-то тамошние христопродавцы, и совсем другое — нашенский Бляйшман! Падел ещё тот, но сугубо для чужих!
Диссонансом Фиминому цирку артиллерийские офицеры, спокойные и деловитые.
Подъехавший штабной автомобиль окатил всех пылью из-под колёс, и Чортушко споро раздал свежеотпечатанные карты и фотографии Дурбана. Изучали их уже в сёдлах, не теряя ни минуты времени.
Медленно, но уверенно миномёты начали менять ситуацию. Буры, сперва косившиеся дико на вылетающую из родного окопа мину, быстро оценили новое чудо-оружие, и перешли в наступление, откусывая у обороняющихся один кусочек территории за другим.
Возможность обрушить «Гнев Небес» на закопавшегося в землю врага, не неся при этом почти никаких потерь, африканерам решительно понравилась. Артиллерийские и пулемётные позиции бриттов, ранее бывшие крепким орешком, поддававшимся только артиллерии, разгрызались на раз.
Чугунная плита летела на дно окопа, сверху толстостенная труба с упорами, минутка на уточнение вражеской диспозиции и наведение, и Божий Гнев обрушивался на солдат Антихриста! От богобоязненных буров требовалось только приникнуть к прицелам, выцеливая паникующих англичан, да не забывать молиться.
Кусочек за кусочком, неся минимальные потери, буры захватывали Дурбан, всё глубже вгрызаясь в территорию города. Единственный затык — необходимость постоянного огневого шквала. Логисты справлялись, подвозя снарядные и патронные ящики прямо на передний край, на обратном пути захватывая раненых и убитых.
Бляшман метался с возчиками, отслеживая картину в целом и не без грусти понимая, што как бы они не размахнулись с количеством мин, делать их нужно было в десять раз больше! Потому как если они есть, это хорошо! А если нет…
… — ой вэй, — нервенно сказал Фима, вжимаясь в землю после разрыва снаряда, угодившего аккурат в повозку с минами. Сейчас на том месте только воронка и мясное крошево, разбросанное на десятки саженей.
Оглядываясь назад, он ящерицей прополз через воронки и кочки, стёк в окоп и приподнял голову, оценивая обстановку. На душе разом запаскудело, такой гадоты он мог вспомнить по пальцам на раз-два, включая бурную молодость.
Британский снаряд разом уничтожил не только мины, но и командование отряда, а в настоящее время их обходят с тыла, и што печально — не в полный рост со знамёнами, а прячась в складках местности, будто и не англичане! Пара минут, и в штыки ударят, а это, говорят, больно.
Спереди их поменьше, но выкатывают пулемёт, минута-другая, и его установят… Подобравшись, он оценил расстояние и свистнул, привлекая внимание уцелевших бойцов. Несколько коротких слов, и…
— За мной, парни! — перемахнув через бруствер окопа, он бросился вперёд, не отпуская взглядом пулемётчика и сжимая револьвер до боли в ладони. Фима даже не знал, бегут за ним или нет… просто вот так вот, с оружием в руках, ему менее страшно, чем в окопе.
Полузадохнувшийся Бляйшман, прыгнув щучкой, навалился на пулемётчика, схватив его за горло и не думая ни о чём.
«— Не люблю быть героем» — мелькнула странноватая мысль, но лучше уж вот так, в сражении…
Дальше память работала урывками, отказываясь вспоминать эти ужасы. Успели… буры всё-таки поднялись в атаку и добежали, перебив немногочисленный пулемётный расчёт, и развернули оружие навстречу британцам, разом выкосив три четверти наступающих.
Дальше был сплошной героизм, што решительно не нравилось Бляйшману! Незадачливо так всё складывалось, што ты или да, или тебя и вовсе нет.
Пробиться к своим не удалось, и даже напротив, пришлось таки отступить в глубь вражеской территории, подхватив по пути таких незадачливых, но уже не буров. Парни из немецкого Европейского Легиона глядели браво, но привычка решать проблемы через величину погон, вбитая на подкорку, никуда не делась.
Бравый ассистент-фельдкорнет пучил глаза на шеврон коммандера и козырял, не к месту вспомнив о субординации. Прусского юнкера[81] не смутили даже пейсы коммандера, вкупе с ни разу ни арийским видом. Пришлось и дальше быть отцом-командиром, и в общем-то, получалось.
Удачно пройдясь то английским тылам, и собрав мелкие группки таких же ретивых вояк, Бляйшман нащупал-таки слабое место в британских позициях, ударив в тыл пулемётной части. И оказалось…
… они прорвали кольцо обороны. В прорыв вошла конница Дзержинского, и по широким улицах Дурбана галопом пролетел Первый Сарматский.
— Марга!
Глава 44
На похоронах собралось несколько тысяч человек, и я не могу вспомнить такой толпени, даже когда провожали Жубера. Русские, не совсем русские и совсем не русские, тысячи людей пришли проводить в последний пусть человека, с которым не были лично знакомы.
Рядовой ополченец, только што приехавший в страну и не успевший ничем собственно прославиться. А вот поди ж ты!
Бог весть почему, но гибель в бою ветхого старика стала чем-то очень значимым для этих людей. Я и сам не могу выразить подобного чувства словами, но где-то в глубине души ощущаю всю необычность этой смерти.
Губы сами шепчут «За други своя[82]», и сухие глаза немигающе глядят на опускающийся в землю гроб. Как и хотел — в бою с бриттами, с которыми недовоевал в Крымскую. И глубочайший, не вполне понятный, но болезненно ощущающийся символизм — заслонив собой от верной смерти молоденького бура, прибывшего координировать совместные действия.
Обняв, заслонил от шального по сути корабельного снаряда, расплескавшегося осколками, и на последних силах благословил юношу губами, из которых выплёскивается кровь. Што особенно впечатлило как самого бура, так и всех, кто присутствовал при сём событии — с улыбкой.
Позже, наверное, это обрастёт мифами, а количество очевидцев вырастет на два порядка. Пусть!
Сейчас, на похоронах, буры и русские смешались, не чувствуя отчуждения. Ещё не один народ, да наверное, и никогда не станут полностью единым, но… Русские не буры, но уже — африканеры[83]!
Среди собравшихся очень много знакомых лиц — по Одессе ещё, по Москве. Мишкина родова, Жжёный с чадами и домочадцами, стискивающий мне плечо дядя Гиляй, Коста, щеголяющие свежими повязками и сержантскими нашивками под артиллерийскими эмблемами Самуил с Товией.
С каждым знакомым лицом на сердце будто лопался какой-то обруч, и становилось легче дышать и просто жить. Африка разом стала близкой и родной.
Я дома.
Прижатые к береговой черте, бритты оказались под прикрытием судовой артиллерии. Пат.
Акватория Дурбана мелководна, изобилует отмелями и рифами, и к самому берегу может подойти разве што военно-морская мелочь, калибр и боезапас у которой ограничен, но…
… прикрывающий их крейсер типа «Элсвик», это уже достаточно серьёзно.
Сейчас между бриттами и африканерами тщательно выверено расстояние. Подтяни мы чуть ближе миномёты, и сможем в считанные часы перемолоть в фарш английские войска вместе с ополчением. Но верно и обратное, а попадать под выстрелы морской артиллерии как-то не хочется.
Пусть даже преимущество на нашей стороне, но терять в этой артиллерийской мясорубке несколько тысяч человек совсем не хочется. Да и нельзя… африканеров попросту мало, и начни мы побеждать таким манером, бритты попросту начнут войну на истощение, а долго мы не продержимся.