ёртым мёдом. Для этого он заранее напильником счищал его с давно закристаллизовавшегося куска.
– «А это зачем ты её так кормишь?» – спросила отца, всё это видевшая Нина.
– «Чтобы нога срослась быстрей!» – ответил тот.
И действительно нога вскоре срослась. Но лошадь опускать на землю ещё долго не спешили.
Но Василию Ерёмину чаще приходилось помогать людям.
А однажды даже собственной жене, когда она вдруг тяжело и как-то странно заболела. У неё сильно болела нога, а сама она впадала в беспамятство и бредила.
На тройке лошадей самого владельца завода Завьялова, бесплатно выделенных Василию Ивановичу Ерёмину управляющим П. М. Пережогиным, он днём и ночью возил жену по разным врачам. Но никаких причин боли они у неё не обнаруживали.
Наконец, отчаявшись, он вызвал из Нижнего Новгорода хирурга. Тот осмотрел ногу больной и решил вскрыть её. Но в этот момент в процесс вмешалась Нина, сквозь слёзы и возмущение задавшая прямой вопрос:
– «Вы что маманьку режете?!».
– «Так надо!» – ответил врач.
И Нина успокоилась.
– «Кровь хорошая! Значит, кость не гниёт!» – объяснил хирург её отцу.
Потом врач стал протыкать больную ногу вдоль кости очень длинной иглой, в итоге заключив:
– «Да вот! Боли в ней нет никакой!».
А Александра Петровна при этом продолжала беситься, дразниться и ругаться, а то петь и смеяться. В общем, традиционная медицина оказалась бессильной.
Тогда Василий Иванович обратился к нетрадиционной. Ночью он привёз на тройке средних лет женщину, которая всю ночь читала над больной молитвы и какие-то заклинания, а та дразнила её, пока уже утром чуть было не откусила себе язык.
Увидев это, Нина побежала к уже ушедшему на работу отцу.
– «Иди! У неё язык уже скоро пополам будет!» – сообщила ему запыхавшаяся дочь.
– «Мне люди велят ехать в деревню Долотково к знатоку. Он какую-то книгу раскрывает!» – позже сообщил отец.
На следующее день после работы Василий Иванович взял тройку и уехал. Женщина продолжала читать, а дочь с нетерпением ожидать возвращения отца.
– «Знаток сказал, что это порча, пущенная на мужчину, но попавшая ей!» – сообщил всем он по возвращении.
– Так это получается, что порча была пущена на отца! – вдруг догадалась Нина.
После этого отец стал ездить чаще, а женщина продолжала читать молитвы и заклинания.
И в один из дней мать вдруг притихла, перестав бесноваться. А отец подумав, что она уже умирает, убежал куда-то.
– «Ты куда бегал?» – спросила Нина вернувшегося бледного отца.
– «Ребятам дал телеграмму!».
Утром те приехали, и Нина увидела своих старших братьев в красивой форме гимназистов. Михаил и Иван в это время учились уже в Нижегородской гимназии, в то время как все их остальные дети – ещё в местной школе.
– «Ну, как ты справляешься с делами?» – спросили сестру старшие заплаканные братья.
– «Дела ладно, но маманька-то что-то никак не выздоравливает!?» – ответила им Нина.
– «Вези её ещё раз в больницу Горбатова!» – предложили они отцу.
И семья начала собираться. Отец собрал мать и младшую дочь Павлину, а Нина осталась домовничать. А тут и кучер вбежал в дом с громким от глухоты криком:
– «Тройка готова!».
Василий Иванович понёс в тройку жену, а кучер повёл в неё младшую Павлину.
Но в Горбатове ему врачи опять сказали:
– «У неё нет никакой боли. Мы вам уже говорили!».
Василий Иванович опять расстроился, но одна женщина посоветовала ему на ухо:
– «Поезжай в Богородск. Там есть хороший лекарь от таких болезней, как у вас!».
Поехали они тогда и в Богородск к занимающейся знахарством пожилой бездетной, но весьма зажиточной паре.
Василий Иванович изложил им суть проблемы с некоторыми подробностями о боли, но в ответ неожиданно услышал от женщины, указавшей на Павлину:
– «Дай мне дочку. У нас нет своих, а я имею два магазина и двухэтажный каменный дом!».
– «Что хотите, чем хотите и сколько хотите я вам заплачу, но дочь не дам! Их у меня только две, и они прошены, молёны, а то всё были сыны – три сына!».
– «Ну, я вижу, ты человек хороший. Я тебе всё сделаю, Жена всю жизнь будет хорошая, болеть больше не будет!» – ответила женщина, загадочно улыбаясь Ерёмину.
Она ушла в залу и раскрыла там какую-то книгу. А вскоре вернулась к Ерёмину со словами:
– «Это было на вас сделано. Ну, ладно!» – ушла она обратно в залу и надолго.
А вернулась она к Ерёмину уже со стаканом, наполненным мазью медового цвета и запиской, сказав гостю:
– «Вот, делайте, как здесь написано!».
И каждое раннее утро Василий Иванович намазывал жене ногу, а затем туго обворачивал в четыре полотенца.
На следующее утро он снимал их и выбрасывал на четыре стороны света, читая молитву «Богородицу». Одно полотенце падало на улицу, второе – в проулок, третье и четвёртое – на крыши соседских построек двора Батаева, окружавших двор Дюковых с двух сторон. Но к следующему утру эти полотенца бесследно исчезали.
Их явно кто-то подбирал.
А когда полотенца закончились, Василий Иванович использовал новую белую материю, разрезая её лоскуты на четыре части.
И так продолжалось несколько дней, пока не закончилась вся мазь. К этому времени рано утром на каникулы приехали и Михаил с Иваном, увидев, что мать находится в том же состоянии.
При них, оставшихся около кровати матери, отец пошёл выкидывать последние полотенца.
А когда он вернулся в комнату, то неожиданно услышал от, будто бы очнувшейся от сна, жены:
– «Василий Иванович! Я ведь проспала, а тебе надо на работу!».
У того от удивления даже волосы поднялись на голове. А сыновья чуть ли не прыгали от радости.
– «Ничего, ничего! Всё будет в порядке!» – почти не дыша, будто бы боясь спугнуть что-то хорошее, успокоил муж жену.
А та вдруг уверенно встала и направилась к печи, на ходу бросив дочери:
– «Ну-ка, Нинка! Давай скорее, надо их всех кормить, помогай мне!».
Радости всей семьи не было предела, ведь их жена и мать родилась как бы заново. А что с нею было, так никто и не понял. Но это уже никогда не повторялось.
А уже осенью, когда Нина пошла в первый класс, а братья последний год учились в гимназии, она и остальные дети – Гриша и Павлина – по глупости или недомыслию рассказали матери, что с нею было, как она долго болела, как себя вела и как её лечили и вылечили. После этого Александра Петровна дала слово идти пешком в Саров молиться Богу.
Она обула лапти и вместе с подружкой двинулась в путь.
А вернувшись через несколько дней, она предложила мужу:
– Давай съездим к муромским чудотворцам, помолебствуем!».
И тут же её поддержали, гостившие дома сыновья:
– «Возьмите и нас. И мы поедем!».
И они собрались в Муром, оставив Нину на хозяйстве.
– «Нина уже большая, восемь лет ведь. Она и скотину уберёт, и воды наносит, и дома всё сделает!» – как-то неловко оправдывала своё отсутствие её мать.
– «И я на неё очень надеюсь. Она всё сделает. А корову подоит Марья Яшкова!» – поддержал её и отец, имея ввиду соседку через проулок.
Эти предположения родителей опирались на приобретённые навыки Нины. Она уже умела топить печь, мыть полы и вести домашнее хозяйство. Единственная проблема была с вёдрами для воды. Маленьких вёдер не было, поэтому Нине приходилось их, и то не полные, буквально, волоком тащить по земле до дома.
Наконец за паломниками подъехала тройка, и Павел Михайлович Пережогин спросил:
– «А дома кто останется?!».
– «Нина. А корову Яшковы подоят. Остальное она всё сделает сама!» – ответил ему и изумлённому кучеру Василий Иванович.
Тогда уже изумился и Пережогин, сходя на землю:
– «Справится ли она?».
– «Да. Надеемся!» – ответили родители, садясь вместе с сыновьями в запряжённую тройку.
Была уже весна и на улице потеплело. А в хлеву Нину ждали лошадь, поросёнок, телёнок и корова с новотёлом.
Оставшись одна, Нина рано утром затопила печь и пошла к Яшковым.
– «Тётя Марья, иди, подои корову. Я ещё не умею!» – поздоровавшись, попросила она отзывчивую соседку.
Но корова, которую звали Красоткой, не приняла незнакомку, не подпуская к себе, начав бычиться на неё рогами и как лошадь лягаться ногами.
– «Она никому не даст подойти! Что мне делать?» – спросила Марья.
А корова эта была от Пережогина и считалась ведёрницей, то есть давала за раз по ведру молока. Павел Михайлович сам называл её Георгиевской породы. Она с малолетства привыкла к Нине, так как та кормила её ещё телёночком и ухаживала за нею, потому теперь всегда ходила за своей кормилицей.
– «Ладно! Я попробую сама! А там видно будет!» – успокоила Нина обязательную соседку.
– «Попробуй! В случае чего – зови! Надо вот так пальцами и ладонями делать – от самого начала соска к его концу!» – уходя, показала Марья, как надо доить.
И Нина воспользовалась любовью Красотки к себе, выпустив её из стойла и пока поставив у крыльца, не пуская на улицу. Она сходила за подойником и села доить, но на практике пока не зная как. Ведь руки её были ещё слабы. Она начал дёргать корову за соски и так, и сяк, но дело никак не шло, потому Нина и расплакалась от бессилия.
Потом она оставила корову у крыльца и ушла в дом молиться. Так Нина и чередовала свои многократные попытки подоить Красотку и выдоить хоть сколько-нибудь с молитвой, всё время бегая наверх в большую комнату, и при этом не просыхая от слёз.
– Что же я буду делать? – мучилась она вопросом.
Наконец она взяла себя в руки, перестав плакать и решительней направившись к корове.
И в этот раз в результате сверх усилий ей, наконец, удалось выдоить немного молока. Она сразу побежала в дом и через марлю процедила его в крынку, заполнив наполовину. И так Нина бегала шесть раз, в итоге нацедив несколько горшков молока.