После завтрака и для начала общения необходимых разговоров и совместных воспоминаний, уже после обеда отец и сын пошли гулять по городу, делая фотографии интересных для них мест.
Зашли они и в кинотеатр, посмотрев недавно вышедшие на экраны короткометражные кинофильмы «Иностранцы» и «Пёс Барбос и необычный кросс», вместе с залом заливаясь от смеха.
В итоге их прогулка затянулась поздним ужином с чаепитием и новыми беседами, завершившимися за полночь.
Спать Кочетов положили в одну большую кровать, И этой ночью Платон, больше неожиданно для самого себя, нежели, чем для отца, потопил того в избытке выпитого им перед самым сном чая.
Пётр Петрович лишь успел проснуться и прервать процесс, но было уже поздно. Факт был виден на простыне.
– «Ну, как же так, сынок?! Ты ведь давно перестал писаться! И на, тебе! Услужил отцу. Какой же мне позор?!» – сокрушался он, стыдясь этого перед своей роднёй, особенно после их такой триумфальной встречи.
– Как же так, как же так? Ну, почему опять? … А как хочется спать?! – про себя задавался вопросом и сам Платон.
И действительно. После того, как тётя Рита научила мать Платона кормить сына сладким, и особенно после того, как он стал половозрелым подростком, энурез полностью исчез. И на, тебе – такой срыв и срам!?
Видимо в эту ночь одновременно сказались и усталость от длительного путешествия, и накопившиеся за день эмоции, и обилие выпитого на ночь вкусного чая.
То есть, было чем и от чего.
Погоревав, Пётр Петрович принялся убираться за сыном в их постели. А тот, доделав своё дело в стоявшее в комнате специальное ведро, быстро и крепко заснул на соседней кушетке.
– Видимо я сына сегодня слишком замучил? И то, и сё ему! И пятое и десятое! Сколько впечатлений и сразу?! Да и чаю на ночь мы сколько выдули?! В общем, недоглядел я за Платоном! А он ведь ещё … отрок! Я сам виноват! – постепенно успокоился и Пётр Петрович.
На следующий день после завтрака, за которым Кочеты стыдливо прятали свои глаза от хозяев, они снова пошли гулять по Минску, досматривая вчера не увиденное и опять фотографируя его достопримечательности.
Одним из них оказался памятник первым, ворвавшимся в освобождаемый Минск, танкистам, в виде танка Т-34 на постаменте, у которого Кочеты и сфотографировали друг друга.
Провожая дорогого племянника и его сына, бабушка Степанида всплакнула:
– «Пеця, я так рада, што ты прыехав и прывёз з сабой Платона! Таки добры ув мяне унучак! … Можа больш и не вбачымся? Я зусим дрэнная стала! Ну, бывайце!».
И Кочеты пошли на вокзал с уже намного полегчавшими сумками. В общем, не смотря на ночное фиаско, их поездка в Минск удалась.
– «Пап! Как хорошо, что ты взял меня в Минск бабушку повидать! А то я ведь её почти совсем позабыл!» – поделился с отцом довольный Платон.
Выйдя из первых вагонов переполненной электрички на платформу станции Реутово, Пётр Петрович доснял плёнку видом на её пешеходный мост, по которому им предстояло перейти на другую сторону в сам город.
Дома Платон поделился с женской половиной семьи радостью и впечатлениями от их с отцом поездки.
Четвёртую четверть 2 апреля 1962 года Платон начал опять заметно повзрослевшим. Ведь он совершил первое в своей жизни путешествие.
Почувствовав себя старшим, он теперь даже как-то по-отечески стал относиться к другим школьникам, особенно к младшим. И это чуть было не сослужило ему недобрую службу.
Как-то в школьном туалете он сделал замечание хулиганистому младшему школьнику, грубо обзывавшему своих товарищей. А тот в ответ нахамил самому Платону, из-за чего получил от него довольно крепкий подзатыльник, вызвавший недоумение у присутствующих и даже, судя по выражению их лиц, какой-то внутренний животный страх.
– «Платон! Ты чего? Это же брат самого Славки Левченко из восьмого класса!» – с испугом прошептал ему на ухо при выходе из туалета Саша Сталев.
– «И что? Я разве был не прав?!».
– «Прав! Но не надо было бить! Зря ты это сделал! Теперь тебе худо будет – побьют! Славка сам, или с друзьями!».
– «Кучей что ли? Так на это смелости не надо! И за что? А пусть он попробует один на один! Я всё равно его уделаю! Хоть Славку, хоть кого угодно в нашей школе! Хоть самого большого – Игоря Рахинштейна! Они всё равно драться по-настоящему не умеют!» – больше со страху распылялся пред всеми Платон.
И это услышала выходящая из туалета малышня, с опаской и уважением поглядывая на крупного шестиклассника, в том числе и младший Левченко. Возможно, именно поэтому никаких последствий инцидента не последовало, хотя, по сообщению девочек, старший из братьев всё-таки как-то раз заглянул к ним посмотреть на Платона, улыбнувшись увиденному. Но сам Платон это не видел. С этого момента по их средней восьмилетней школе № 21 пополз слух, что самым сильным в ней является не кто-то из восьмиклассников, а шестиклассник Платон Кочет.
И, словно поддерживая своё реноме, Платон иногда в шутку боролся на переменах сразу с несколькими соперниками, но из своего класса, в итоге раскидывая всех их. Он как снегоуборочная машина своими мощными ручищами сгребал в охапку по двое, а то и по трое соперников, как удав сжимая их друг об друга, вызывая у них боль и крики пощады. А самых ретивых и неуступчивых соперников он просто брал поперёк за пояс, и отрывал их от пола вверх ногами, грозя с силой бросить головой об пол. Самых же недоверчивых, смелых и наглых он в этот момент просто бросал через свою голову или плечо, не заботясь о безопасности их падения.
А иногда, когда собирались зрители из других классов, соперники Платона нарочно подыгрывали ему, дабы вызвать у учеников других классов страх перед их шестым «В».
Периодически в двери их класса стали заглядывать старшеклассники, и не только мальчишки, чтобы посмотреть на юное школьное достояние с уже пробивающимися усиками и бакенбардами.
Миф о Платоне подогревался и его старшими дворовыми товарищами, учившимися в этой же школе – восьмиклассником Вовой Мироновым и семиклассником Юрой Гуровым. Они не раз рассказывали своим одноклассникам, что Платон в борьбе побеждает всех соперников в их дворе, независимо от возраста, что они не раз ощущали и на «своей шкуре».
А о его свёрхжёстких рукопожатиях и говорить лишний раз не приходилось – их теперь боялись и взрослые. Но сам Платон никогда не начинал первым демонстрировать свою силу. И горе было тому, кто первым пробовал сильно сжать его кисть. Тогда уж переросший подросток сжимал его ладонь как тисками, лишь бы хватило длины пальцев, чтобы обхватить ладонь соперника. И таких желающих становилось всё меньше. Однако его рукопожатий никто не боялся, так как Платон не злоупотреблял силой, лишь символически пожимая руки, только бы его кто не спровоцировал на большее.
И для Платона это стало временем его триумфа, он даже стал лучше учиться в школе, так как пошла уже последняя четверть. Да и отец периодически держал детей под контролем, регулярно интересуясь их успехами и давая им конкретные советы.
В письме к брату Евгению Алевтина Сергеевна по своему деревенскому понятию писала об этом: «Настя учится хорошо. На два месяца отправляю её в Ессентуки. Платон стал лучше учиться, но троек пока больше. Отец стал его проверять, и он побаивается».
В эти же дни, 9 апреля, Указом Президиума Верховного Совета СССР в ознаменование первого в мире полёта человека в космос 12 апреля было объявлено Днём космонавтики.
С 16 по 20 апреля прошёл 14-ый съезд ВЛКСМ.
А 24 апреля для изучения солнечного и космического излучения, плотности атмосферы и полярных сияний, был запущен ИСЗ «Космос-3», а у Виталия Сергеевича Комарова 27 апреля родился сын Андрей.
На первомайские праздники, но после обязательного просмотра Платоном военного парада по телевизору, все Кочеты выехали на свой садовый участок.
Парад с показом военной техники был его обязательной программой, так как наполнял душу мальчишки гордостью и уважением к своей Советской армии.
После этого они с родителями и бабушкой ударным трудом открывали новый летний сезон. Ведь впереди их ждали новые заботы и новые урожаи.
Страна устойчиво шла по пути строительства коммунистического общества, а весна набирала силу. А вместе с ней набирали силу и подрастающие отроки из шестого «В» класса 21-ой реутовской средней школы. С возрастом у них возросла самооценка, и появилось болезненное самолюбие, умноженное на обострённое чувство справедливости и собственного достоинства.
И в один из дней в их классе началась настоящая буза. За что-то обидевшись на учителей, всё время стремящийся в лидеры, заводила их класса Витя Мельников предложил устроить забастовку, дружно прогуляв всем классом весь следующий учебный день. Его поддержала председатель совета пионерского отряда и сидящая рядом Тоня Любакова с подружкой Ритой Герасимовой, видимо из-за несправедливости к которой всё и началось.
Постепенно их, в течение последних уроков, поддержали и остальные, особенно плохо успевающие ученики. Другие же не хотели, но подчинились стадному чувству и ложной солидарности.
Однако Платон Кочет с мнением коллектива не согласился:
– «А я не согласен с вами! У меня мама тоже была учительницей!
И я знаю, как трудно ей порой было, хотя она свой класс за короткое время сумела вывести в число лучших, и даже самых дружных, хотя в нём были одни девчонки!
И это получилось потому, что они были связаны со своим учителем одной целью – учиться! А если какой учитель и не прав, то добиваться справедливости надо не так! Я представляю, каково будет нашей учительнице от вашего отношения к ней! Мне будет стыдно за вас! Я лично пришёл сюда учиться, а не капризничать и права качать!».
И Сталев остался с Платоном. Ведь он тоже пришёл в школу получать образование, к тому же после откровения Платона теперь было на кого свалить их штрейкбрехерство. Остальные же только ухмыльнулись в ответ.