Теперь их класс занимал новое помещение в одной из двух пристроек к старому зданию школы, в то время как во второй пристройке теперь, наконец, был просторный и светлый спортзал. И это радовало вех, в том числе и Платона, которому теперь всё больше нравилось заниматься различными видами спорта.
И когда он по радио услышал о награждении строителей за возведение жилых домов на болотистых почвах в Реутове, то тоже был рад за них.
Но кроме новых приятных и полезных физически спортивных нагрузок, на Платона неожиданно легла дополнительная нагрузка и по школьному предмету физика.
Их молодая, очень стройная и, несмотря на очки, весьма красивая учительница физики Нина Васильевна Лосева вскоре положила глаз на Платона, но не только, как на очень способного к физике ученика, но и как на уже созревшую, молодую и красивую мужскую особь.
Несмотря на замужество за учителем математики Станиславом Васильевичем Лосевым, она не скрывала своей симпатии к Кочету, перед всеми мотивируя это его необыкновенными способностями к физике. И Платону невольно приходилось всё время поддерживать эту, теперь свою, но извне приклеенную к нему марку на высоком уровне.
А началось всё с момента, когда учительница, объясняя урок, удаляясь по ряду мимо парты Кочета, который теперь сидел слева, и неожиданно резко обернувшись, поймала на себе восхищённый взгляд ученика, залюбовавшегося её красивыми длинными и стройными ногами, упругой попой и осиновой талией. И, не успевший сменить выражение лица на участливо слушающее, Платон тогда густо покраснел, встретившись с её лучистыми карими глазами, кажущимися большими и выразительными под стёклами очков.
И Нина Васильевна тоже покраснела, увидев этот восхищённый взгляд красивых серо-голубых глаз. Она замолчала и, дойдя до своего стула, села, вызвав Платона к доске, повторить за нею только что ею объяснённый материал. Но возбудившийся Платон замешкался, нехотя вставая и прикрывая крышкой парты свой живот, попросив учительницу:
– «Нина Васильевна! А можно я с места буду!?».
– «Нет, нет! Идите сюда!» – показала она на место рядом с собой.
В этот момент Платона охватил испуг за неудобство от восставшего в трусах пениса. Но этот же испуг и помог ему несколько успокоиться, пока он шёл к учительскому столу, прикрывая пах захваченной тетрадью. Помог и ехидный смешок Сталева ему вслед.
– «Рассказывайте! А я пока посмотрю вашу тетрадь!» – неожиданно протянула руку Нина Васильевна.
Платон инстинктивно одёрнул свою руку в сторону, поэтому рука учительницы, успевшая схватить тетрадь, невольно чуть задела ещё не совсем опавший бугор в его брюках.
Чтобы скрыть свою неловкость, Нина Васильевна сделала вид, что сразу углубилась в просмотр тетради, но сама искоса поглядывала на пах Платона, который теперь прикрыл его якобы невольно скрещенными там руками.
И к её удивлению, Кочет своими словами, но очень доходчиво и достаточно полно объяснил тему.
– «Ну, что ж?! Молодец! Пять! Садитесь! – возвратила она тетрадь Платону — Все слышали, как надо излагать тему?» – обращаясь уже к классу.
После этого Нина Васильевна стала часто вызывать Платона, пытаясь понять, было ли всё это без исключения случайно или нет. И оказалось, что нет. Платон хорошо знал предмет. Более того, он проявлял смекалку при решении задач, в новых вопросах и даже в новых темах.
Кроме того, она в качестве примера познаний в области её любимого предмета, после объяснения Платоном домашнего задания, оставляла его около своего стола, прося учеников задавать ему вопросы на любую физическую тему. А он, даже если ещё не знал, то высказывал свои предположения, мотивируя их. Если же Платон затруднялся, то Нина Васильевна просила кого-нибудь высказать свою версию, или же сама приходила ему на помощь.
В общем, у них получалась увлекательная викторина по вопросам физики.
Но, кроме того, по всему было видно, что Нине Васильевне доставляет просто эстетическое удовольствие созерцать, стоящего перед нею красивого крупного подростка с оттопыренными в паху брюками.
– Хоть бы она пришла к нам домой и сказала маме, что у меня талант к физике, и предложила бы со мною дополнительно заниматься!? И я бы наедине не отказался! – некоторое время мечтал озабоченный Платон.
Но мечтать, как говорится, не вредно.
Поэтому вскоре Кочет перенаправил сой петушиный интерес на курочек моложе и поближе. Этому способствовали их зимние детские игры с валянием девочек в сугробах. Когда Платон завалил в сугроб под своими окнами с северного торца их дома красавицу Люсю Морозову, бывшую старше на два года и давно тоже положившую на него глаз, то коснувшись её груди, упругость которой чувствовалась и через зимнее пальто, он испытал необыкновенно сильное сексуальное возбуждение. К тому же та совсем не сопротивлялась, а весёлая и довольная смеялась в глаза Платону. Пользуясь отсутствием свидетелей, они даже так некоторое время полежали, пока за углом дома не послышались приближающиеся детские голоса.
После этого Платон ждал продолжения. Люся с отцом жила над комнатой матери Платона и он изредка слышал звуки оттуда. Но её соседом был Саша Комаров, а у Платона дома практически постоянно была сестра.
Но Люся, до этого не испытывавшая дружеских чувств к Насте, теперь вдруг стал дружить с нею, но не долго. Ведь её уже очень интересовали мальчики, а Настю ещё нет. Но однажды, когда Платон тоже был дома, Люся даже зашла к ним в гости. Она делала вид, что разговаривает с подругой, а сама фактически не сводила глаз с её брата. Тот тоже не мог наглядеться на красавицу, фактически пришедшую к нему, но от стеснения периодически пряча глаза. Люся была не только красива на лицо, с голубыми глазами и длинными льняными волосами, но ещё и необыкновенно фигуриста, с тонкой талией, точёными ножками и крепкой попкой. Платон обратил внимание и на её ладонь с красивыми, словно копией ножек, сексуальными пальцами. Но он знал, что Люся была влюблена в своего ровесника Колю Валова и даже бегала за ним, а Платон дружил с ним. И это тоже остановило его.
Вскоре к ней остыла и Настя. Как-то раз Люся расплакалась и пожаловалась ей:
– «Вон, Колька Валов дружит с Веркой Диденко, а меня не замечает! А что он в ней нашёл? Ведь у неё нет ни кожи, ни рожи! Одни кости и она маленькая! И у неё ни груди, ни ножек, ни фигуры! Даже на лицо она хуже меня! А вон, посмотри, какое у меня седло! – показала она на талию со спины – Все мужчины на меня заглядываются! И мальчишки тоже, даже твой брат!».
После этих слов о седле, а может быть и про брата, Настю внутренне всю даже покоробило, и она полностью остыла к новой якобы подруге.
У Насти и так хватало подруг. Кроме выбывших из этой обоймы соседок с третьего этажа Лиды Сысоевой и Люси Морозовой, она не стала сближаться и с её подругой – соседкой со своего этажа ровесницей Платона Олей из квартиры № 40, оставаясь лишь дистанционно с нею в добрых отношениях.
Насте вполне хватало тесной дружбы с Наташей Ямщиковой, жившей с родителями, и братом в двухкомнатной квартире № 22 на четвёртом этаже второго подъезда.
В их компанию также входила и Алла Гарнизова, жившая в квартире № 10 на четвёртом этаже первого подъезда их дома. Она была весьма не красива и пацаном в юбке. Даже её походка была грубой, неуклюжей, она ходила, будто бы вбивала сваи. Но, как самодостаточный человек, она держала себя независимо. А в девичьих разговорах ей не хватало мягкости, она была предельно откровенна, груба и прямолинейна.
А её мать, наоборот красавица, Лия Моисеевна была ветераном войны, прослужив командиром отделения ПУАЗО (Прибор управления артиллерийским зенитным огнём) на Северокавказском фронте, а теперь преподавая математику в школе рабочей молодёжи. А в младших классах той же 20-ой школы уже училась и её младшая, но симпатичная дочь Нина.
За одной партой с Аллой сидела умная и красивая девочка Лариса Квартникова, но подружившаяся с Настей, которую уважали и мальчишки одноклассники. Но под новый год Настя простудилась и заболела гриппом. Так что Новый, 1963 год, семья встречала скромнее, но в домашнем уюте, а Настя проболела все каникулы. Эти дни она в основном читала. Но иногда Платон развлекал сестру внеплановыми рассказами, не дожидаясь позднего вечера.
Платон теперь перед сном рассказывал опять на ходу им придумываемые истории не только Насте, но и периодически с ними вместе ночующей бабушке.
Эта были бесконечные похождения циркового фокусника и иллюзиониста мистера Рикса (Мистерикса) и его друзей-сообщников: огромного борца-силача – бывшего грузчика Медведя, худощавого ловкача вора-карманника и карточного шулера Хруста и заядлого картёжника и бильярдиста – обворожительного бывшего оперного певца – толстячка Бантика.
И сестра и даже бабушка, как завороженные слушали эти истории, которые благотворно сказались на скором Настином выздоровлении.
А относительно закалённый Платон выстоял, не заболел гриппом.
Этому способствовали и его традиционные по некоторым будням походы с отцом на каток в Парк культуры имени Горького, и воскресные лыжные прогулки с ним. Но теперь в очередной раз изменилась их география. Если в детстве и в московской школе Платон катался в Измайловском парке, а потом с отцом по воскресеньям ездил на станцию Планерная, то теперь местом их лыжных походов стал парк Сокольники.
Готовясь к очередной лыжной прогулке, Платон вспомнил, как ещё на Сретенке отец смолил свои лыжи, прогревая их на огне, а затем энергично втирая в них растаявшую смолу с помощью пробки-растирки.
А перед лыжным походом он ещё и натирал их соответствующей мазью в зависимости от температуры воздуха на улице.
– Хорошо, что нам теперь не надо возиться с лыжами! – удовлетворённо про себя заметил Платон.
Их прежние поездки на лыжную базу на Планерную и взятие лыж напрокат заранее и по договору оплачивал местком министерства финансов РСФСР.
А теперь аналогичный договор был заключен с лыжной базой «Труд» в Сокольниках, куда добираться было ближе. От Сокольников по улице Олений вал они коллективом на трамвае доезжали до лыжной базы «Труд», размещавшейся на 1-ом Белокаменном проезде около Казённого пруда.