По-другому было с языками. Если домашние задания по русскому языку он делал скрупулёзно, всё понимая и используя новые знания на практике, то на выполнение домашних заданий по литературе у него никогда не хватал времени. И качество их выполнения напрямую зависело от этого остаточного на домашние уроки времени.
С французским языком получилось по-другому. Начав его изучение в пятом классе с триумфа, Платон потом зазнался и стал почивать на лаврах, понимая, что он единственный в классе может говорить на этом языке. И постепенно он стал к выполнению вроде бы поначалу лёгких для него домашних заданий относиться спустя рукава. И это затем дало свой отрицательный результат. Платон стал отставать в изучении правил и особенностей французского языка, вскоре уже ничем не выделяясь среди своих одноклассников в знании грамматики. Но его всегда пока спасала устная речь и относительно большой словарный запас.
В общем, в среднем, постепенно Платон суммарно стал среднестатистическим учеником своего класса, хотя по-прежнему считался корифеем в Алгебре, Геометрии, Географии, Истории, Рисовании, Черчении и в Физике.
А в физкультуре, несмотря на все его старания, Платон считался середняком, в отличие от лидера класса по этому предмету Саши Сталева, единогласно избираемого физоргом. Если при занятиях на улице, кроме зарядки включавшими в себя бег и прыжки в длину и высоту, длинноногий Платон был в лидерах, то теперь в зале он затерялся в общей массе.
Если Сталев стал рекордсменом класса по количеству подтягиваний, то силач класса и школы Платон к своему и всеобщему удивлению поначалу не смог даже ни разу подтянуться на перекладине. Что уж тут было говорить о других упражнениях на ней. То же самое касалось и в лазании по канату. По болезни Платон пропустил урок с объяснением техники лазания, и долгое время не мог начать взбираться по канату. Зато он пока преуспел в акробатике, включавшей лишь кувырки и стойку «берёзку», в прыжках через козла и, особенно в упражнениях на брусьях, где и показал свою силу и мощь, много отжимаясь на них. Ну, а ловкий и хорошо координированный Сталев на физкультуре не уступал никому и ни в чём. Недаром Александр Васильевич прозвал его железным Сталевым. Но зато хорош рослый Платон оказался в волейболе, где ему помог опыт игр во дворе. Имея мощную подачу, он ещё из-за роста и длинных рук доминировал и под сеткой.
Но больше всего Платон конечно бы доминировал в различных видах борьбы и боксе. Но никаких секций по этим вида спорта тогда в Реутове не было, или Платон не знал о них. Зато он и зимой очень много играл в футбол на площадке сбоку их дома, а весной и осенью добавляя волейбол и настольный теннис во дворе, играя на равных со старшими товарищами, среди которых тон задавали Валов и Пестровский.
Но зимой они часто играли в войну, но не в детские стрелялки-пулялки, а в милицию и бандитов, разбившись на две неравные команды. Милиция, ОБХСС или МУР ловили и арестовывали немногочисленных бандитов. А потом те иногда сбегали из-под стражи или их освобождали ещё не пойманные сообщники, и всё повторялось.
В общем, мальчишкам их двора зимой жилось весело. Потому к ним часто в гости заходили одноклассники из других дворов и домов. Одной из таких чьих-то одноклассниц оказалась симпатичная и активная девочка Муся, разглядевшая всех мальчишек и вскоре запавшая на Платона. Но тот, больше из-за природного стеснения и прилюдности её домогательств, не поддержал её искреннего порыва. К тому уже его смутила активность Муси по отношению к другим парням и распространявшиеся в связи с этим о ней слухи. В общем, получилось у него, но только теперь сразу, до наступления влюблённости, как и с Лидой Ворониной. К тому же и образ соседки Люси Морозовой пока не покидал его воображения.
Не покидали Платона и мысли о происходящих в мире интересных международных событиях.
Особенно ему запомнилось вдруг неожиданное несогласие отца с нотой советского правительства, посланной 5 февраля Франции с протестом по поводу заключения ею «Елисейского договора» с ФРГ. В ноте говорилось, что этот договор «… нацелен на дальнейшее осложнение международной обстановки, на раздувание противоречий вокруг Западного Берлина».
– «Но я же сам читал в Юманите текст этого договора о немецко-французском совместном сотрудничестве! Там же ничего такого крамольного для нас нет!? Договор исключительно направлен на будущее и молодёжь!» – искренне удивлялся Пётр Петрович.
– «Но ведь наши всё же послали ноту! Значит, что-то там есть для нас опасное!?» – робко возразил отцу сын.
– «Вот! Тут даже слова де Голля есть с комментарием к договору! – достал отец газету французских коммунистов – Веками англичане пытались предотвратить сближение галлов и германцев. Сегодня это американцы!».
– «Так может и нам невыгодно их сближение?!» – задал естественный вопрос начинающий стратег.
– «Де Голль старается похоронить тёмный период истории взаимоотношений между двумя странами, унесший жизни миллионов французских и немецких солдат, погибших в трёх войнах: Франко-прусской и в двух мировых!» – уточнил бывший куратор ФКП и французской политики.
– «Но там, значит, есть что-то и про Западный Берлин, раз наши пишут?!» – логично предположил Платон.
И тогда Пётр Петрович процитировал соответствующий пункт договора, сразу переводя его сыну:
– «Раздел три. Завершающие определения. Пункт три. Этот договор действителен за исключением определений, касающихся обороны, также для земли Берлин, если правительство Федеративной Республики Германии не предпримет противоположное заявление…, в общем, в течение трёх месяцев после вступления договора в силу!».
– «Действительно! Так тут даже сделано исключение для Берлина!? Или я что-то не так понял?» – согласился с удивлением отца Платон.
– «Хотя, подожди. То, что определения обороны из него исключены, тут это чётко понятно! А вот дальше, про Берлин – совсем непонятно! Тут как-то не однозначно сказано: то ли он тоже исключён, то ли нет?! Аль, как тут надо понимать?!» – спросил бывший дипломат бывшую учительницу.
– «А может это ты неправильно перевёл?» – спросила бывшая жена.
– «Да нет! Вот, сама посмотри!» – показал пальцем в текст бывший муж.
– «А какая разница?!» – задал родителям вопрос Платон, подтолкнув Петра Петровича к рассуждениям:
– «Насколько я знаю, де Голль хочет заставить ФРГ дистанцироваться от американцев. Он ведь считает все другие страны Западной Европы вассалами США! Заметь, и в договоре о них ни слова! А что касается Западного Берлина, то я в тексте не вижу никакой для нас опасности, как его тут не понимай, хоть он действителен для Берлина, хоть нет! К тому же без США и Англии там ничего плохого для нас решиться не может, какой договор не заключай!».
– «Так получается, что в Миде теперь сидят или недалёкие формалисты, или слишком заумные люди?!» – завершила разговор Алевтина Сергеевна, которую, как бывшего преподавателя русского языка, Пётр Петрович просил расшифровать неоднозначный оборот речи из текста договора.
– «Возможно!? Но видимо очень активные!» – поставил точку их бывший коллега.
И он оказался прав, ибо уже на следующий день СССР выразил протест Японии по поводу разрешения на заход в их порты атомным подлодкам США.
А 8 февраля в Ираке произошёл военный переворот «Революционного движения 14 рамадана», в ходе которого был убит глава прежнего правительства генерал Абдель Керим Касем, а к власти пришла Партия арабского социалистического возрождения (БААС). Президентом страны стал генерал Абдул Салам Ареф, а премьер-министром бригадный генерал Ахмед Хасан аль-Бакр.
По этому поводу старший Кочет ещё летом спорил с соседом по садовому участку Котовым, непонятно почему позиционировавшим себя якобы специалистом по Ближнему Востоку и арабам.
А 12 февраля СССР выступил с предложением к ядерным державам отказаться от использования иностранных территорий для размещения на них своих стратегических средств доставки атомного оружия.
Перед Днём Советской армии и военно-морского флота КПСС и КПК обменялись письмами, в которых наша сторона предлагала начать «товарищеские консультации», считая, что «не следует преувеличивать имеющиеся расхождения», а китайская сторона в лице Мао Цзэдуна приглашала Н. С. Хрущёва в Пекин.
В эти же февральские дни Платон с отцом решили удлинить свою лыжную дистанцию, пройдя от лыжной базы под железнодорожным мостом и далее свернув направо, по Абрамцевской просеке дойдя почти до МКАД. Но у них не было карты и они не знали своё точное местоположение, повернув обратно, когда уже почувствовали усталость. И сделали они это вовремя, так как у Платона уже почти не осталось сил, и он очень проголодался. Хорошо, что у отца всегда в кармане на это случай были припасены кусочки сахара. Это спасло сына от возможного обморока. Обратно он шёл за отцом на автопилоте, ни о чём уже не думая, лишь механически работая ногами и руками. Но дошёл, с улыбкой вспоминая допущенную собой слабость.
Тут же он вспомнил и про свои школьные занятия лыжами, когда он на неудобных школьных лыжах с простейшим креплением в виде петли, сначала резво бегал на тренировках, хвалясь перед классом своим умением и скоростью. Но когда пришла пора сдавать зачёт на время, то он не рассчитал свои силы, слишком резво начав, и не справился с ними, тоже устав на дистанции и сбавив ход.
После финиша Платон услышал едкое от Сталева:
– «Тише едешь, дальше будешь!».
– «Кочет! Ну что же ты? Я-то думал, что ты будешь у нас чемпионом! А ты совсем в конце сдох!? Надо учиться силы по дистанции распределять, а не бежать сразу, сломя голову и потом выдыхаться! Вон, как Сталев с Щёкиным!» – удивился его результату Александр Васильевич.
– «Да лыжи у меня не такие, как обычно были! Что-то потом плохо заскользили?! Но я в следующий раз всё равно всех обгоню!»